Поначалу нескладно неуверенно влился в толчею прочих плясунов Руд, а после нескольких рогов разошёлся закрутился, отмокая душой сим продыхом.

– Та адова тварь, что чуть вам крыши не по сносила. – вновь вернулась к важному разговору дочь клана, намеренно реже прикладываясь к кубку. – Летела как мы поняли к курганам Изгиррульва!

– Чего ей там понадобилось? – вздрогнул Елистр, померк пред его взором пылающий очагом зал чертога, раздаваемый музыкой и песней лихой, поддававшей прыти плясунам. Сменился картиной как с погребального священного для горцев плато, темной ночной порой беззвёздной, укрывшей непроглядным саваном окоёму в окружении пиков Клыков рока, от преисподних владык навета выберутся из своих древних курганов драугры в броне ветхой от ржи, порабощённые мраком короли древних времён, и поведёт их черная длань, последний правитель Изгиррульв, горя жаждой крови глазницами из-под рогатого шелома короны!

– Вот мы и хотим вызнать! – вместо Алиры ответил Медвежий рёв.

Подозвав какого ближника жестом руки Елистр, шепнул чего вою на ухо и тот покинул зал чертога. – Послал за богов вещуном, только по завету и дозволению богов можно посетить курганы те темные! – коснулся невзначай он камня обережного, не зря видать про то место дурная молва идет, ведь кому как не рысям на пороге усыпальниц живущим было про то ведомо.

Ражая в ожидании жреца или вёльвы, невместно кто с богами у рысей бает, приложилась к своему кубку воздавая должное местным медоварам. Скавел что-то о торговле на летнюю пору меж кланов начал втолковывать Елистру. Бусинка все кидала с тарелки мясо, идущее паром, своим «щенятам», на взор дочери клана все самое лучшее взявших от матери, храброй собаки что, положив жизнь, вцепилась в ногу вертлявому как змея главарю убивцев, выиграв время Алире посреди узкого проулка Аннисбурга.

Зал, полнившийся гонящими тени отсветами ярящегося очага, заставляющего забыть про суровую зиму снаружи, продолжал греметь музыкой, чарующей в своей первобытной манере, тонких рожков и глухих барабанов сплетения, кому и вовсе сослужившей колыбельной, несколько особо выдающихся гуляк ужо тюкнулись моськами в мисоньки, но ничего то не беда, часок и сызнова продолжат бражничать! Все также, но уже боле не скованно выплясывал Руд, не расцепляя рук с настырной девой!

Вот только Алире в корне не понравился взор одного из местных, случайно выхваченный из толпы радостного люда, много крепче прочих война наголо бритой головы и козьей бородки длинной косички! Не хорошо смотрел лесной кот на барона ой нехорошо, играя жвалами на посеченном лице, то и дело ложа руки на оголовки топоров, тяжеливших пояс.

«Кабы до беды не дошло!» – сжала пудовые кулаки ражая, хоть и сама не устававшая раздувать щеки своим воинским мастерством да гонором вперёд её из материнкой утробы проклюнувшимся, но помнящая, чутко бдящая черту дозволенного вежеством от предков заведённым, супротив таких сорвиголов все пытающихся себя показать от непомерной гордости и пустой как чаще выходило спеси! И под медом дурманящим, позабывшим про главное вежество от мудрости щуров и богов пришедшее, нерушимое: «Гостя не смей чем обидеть!»

Вождь на то он и вождь дабы за всем бдеть, везде поспевать! Остёр глаз оказался у Елистра что, приметив наравне ражей как целенаправленно двинул его человек к гостю!

– Ульд! Ко мне подойди! – ни следа не осталось от приветливого доброго хозяина. Рядом с Алирой и Скавелом сидел суровый предводитель клана чей лоб пошёл складками, а очи морозили прищуром.

– Горе от богов пришедшее! Сколь раз хотел вразумить обухом меж бровей да думал охолониться дурная кровь! – услыхала его ворчливый шёпот Алира, еще на раз оглядев по всему местного смутьяна, куда уж без него. Шаг его был плавен и тверд, обнажённое тело, располосованное воинскими метинами – шрамами в пляске очага лоснилось мышцами, а взор смотрел на вождя вызовом!

– Думно мне ты уже своего выпил! Иди на покой Ульд! – без прелюдий бросил Елистр.

– Это ещё отчего вождь? – отозвался кривой улыбкой почитай оскалом наречённый Ульдом.

– Да от того, что дурные мысли чаще ползут в дурные головы! – поднялся с кресла уперев руки о стол вождь, рядом возникли будто из неоткуда его ближники-Хольды лучшие среди первых рубаки в клане. Отличные даже тем, что руки были супротив кожи дублённой укрыты сталью наручей до локтя, а топоры посеребрены на оголовки! Хольды любого вождя горцев крепкая опора!

Смолк зал на музыку и хохот, все взоры обратились к головному столу, в воздухе повисло тягучее молчание, преддверие нарождающейся беды!

– Дурны мысли? И ты это мне говоришь Елистр? Ты, что гостями нарёк этих! – кивнул презрением на Алирину клику Ульд.

– Образумься покуда не п… – рявкнул вождь, но воя уже понесло, чужой рот не зашьёшь вот так в одночасье!

– Скверны проклятущий росток! – кивнул смутьян на бусинку, совсем скукожившуюся на своём креслице понурив головку.

Алира вскочила, опрокинув тарелки и кубки, полнясь яростью за обиженного ребёнка, вот теперь право было за ней, никто и слова не скажет, когда порубит хрякам в прокорм!

– А ты дочь предателя адовым силам душу заложившего проклятого во веки веков! – услыхав такое непотребство в сторону вождя соседнего клана, выбелился с лика Елистр не веря своим ушам, все грани преступил Ульд. – Не ерепенься, чего с чужбины воротилась? Не жилось под чужим богом в каменном дворце монашек дурных! – все также отвращением кривился воин покуда Алиру всамделишне затрясло, а глаза от услышанного начало заливать багрянцем берсерка естеством. – Видел я как ты слёзы лила над потаскухой церковницей, хвала богам сгоревшей их милостью!

Лицо Мириам вновь предстало пред Алирой, услышались хоть и не частые, но полные мудрости слова великой женщины, вечно мертвенно-спокойной и холодной как казалось на чувства! Именно образ Жрицы-судительницы помог ражей обуздать себя, найти в себе сил не сорваться в ругань или другую дрязгу чего так страстно желал Ульд!

«Э нет, этот бой пойдет по её правилам!»

– Тебе-ли безродное отродье пачкать имя Жрицы-судительницы Мириам! Знай своё место слабозадый щенок под мужами лежащий! – плюнула она отвращением в морду пакостную, аккурат в лоб!

Не выдержав оскорбления, нет страшнее для горца, хватив топор с левого бедра Ульд, занеся сталь ринулся на могучую деву да только Скавел оказался быстрее. Медвежий рёв молниеносной ухваткой прям из-за стола хватив занесённую руку смутьяна левой, а правую заведя за бок перекинул война через себя кубарем отправив к клетям хозяйским.

Одной спиной толкнувшись об половицы вскочил Ульд на ноги, но хольды тоже времени не теряли, сноровисто подскочив заломили ему руки, вопросительно глядя на красного с лица от тако позора вождя.

– Я бы, и сама управилась! – благодарностью кивнув Скавелу, Алира прихрамывая вышла из-за стола. – Ну Елистр, где у вас суд богов решают, освободи моего противника на Хольмганге! Скажут ещё потом, что допрежь битвы был твоими воями помят!

«Вот и вышло празднество кровью!» – горечью свесил голову вождь лесных котов, но поделать ничего не мог! И сам бы порубил окаянного, осрамившего разом весь клан, вот только гостья за него дело справлять взялась, бросив вызов чести смертным боем! Как теперь на тинге, вождей сходе будет прочим владыками Клыков рока в глаза смотреть!

Темная ночь беззвездная непроглядной властью, объявшая деревеньку, осветилась множеством факелов аккурат за священным древом, служившим своими раскидистыми ветвями кровлей капищу. Быстро коты высвободили землицу от снега плена, наскоро расчистив лопатами круг шагов пятнадцати в поперечнике. Огородив как изгородью кольцом воткнутых факелов. Плотной толчеей навалились рыси на тот круг, будто ворожбы барьером ограждённый огня пляской, во все глаза разглядывая супротивников, своего воя, что, чего таить поперёк глотки костью вставшего почитай каждому соседу! И гостьи, оскорблённой на раза два превосходящей могучим складом далеко не махонького Ульда.