Как раз в этот самый момент из душевой снова выходит потасканная девушка, окидывает нас пристальным взглядом, дарит нам воздушный поцелуй, кокетливо говорит:

– Чау, парниши, – и уходит восвояси.

И снова никто на это особо не отреагировал, только Миша нехотя поднял руку.

Я же, воспользовавшись внезапно освободившейся душевой, привёл себя в порядок и, как говорил Артур, был готов покорять агентуры. Я тщательно причесался, намарафетился, надел свои лучшие обновки, специально дожидавшиеся такого случая, вылил на себя литр парфюма и весь такой блестящий и благоухающий предстал перед Артуром.

Он строго осмотрел меня с головы до ног и так же строго сказал:

– Лишнее это. Здесь такого не ценят. Здесь чем проще и скромнее, тем лучше. Это у нас там уважают шмотки, золото и всякую типа крутую хрень. А здесь это не актуально, им нужна физическая сила и покорность. А как ты выглядишь, дело третье.

Но не назад же мне переодеваться, и мы, долго не рассусоливая, вышли из дома.

Задумали пойти пешком, чтобы по дороге быстро ознакомиться с достопримечательностями города и зайти в кафедральный собор, который славился своей красотой и убранством.

– Сначала пойдём в ПМП. Потом в «Интер», а если и там неудача, то напоследок зайдём в «Витал», – уверенно сказал Артур, перечислив все основные агентства по трудоустройству, имеющиеся в городе.

Я полностью положился на него, он внушал мне доверие и придавал так необходимой мне сейчас уверенности своей рассудительной речью.

Пройдя около километра и выйдя из района через мост, мы очутились в самом центре. Центр разительно отличался от того района, где мы обитали. Здесь так и веяло богатством и шикарностью. Что ни здание, то архитектурный шедевр. От всего этого великолепия у меня закружилась голова и захватило дух, похмельный мозг не успевал переваривать поток визуальной информации и запоминать всё происходящее. Вокруг была абсолютная чистота и никакого приторного запаха забегаловок с быстрой едой. Хотя каких-то приятных летних запахов и здесь не присутствовало.

– Есть очень хочешь? – зевая, спросил Артур, поглядывая на часы в телефоне. – Или по дороге зайдём в кафедралку, а потом поедим?

– Давай зайдём.

– Ок, – на английский манер ответил Артур и показал рукой, куда сворачивать.

Пройдя ещё метров триста через центр, мы зашли в арку, за которой открылся вид на огромную площадь и тот самый шикарный кафедральный собор. Красивый, огромный, ухоженный, как с открытки, любо-дорого смотреть.

– Мда-а-а, – лишь протянул я и тут же начал делать фото на телефон.

– Красиво? – поинтересовался Артур, завидев меня с открытым ртом.

– Ага, очень. С нашим вильнюсским даже не сравнишь.

– Ну так Вильнюс к тому же столица, не забывай, – отвечал Артур, и был прав.

Собор и правду оказался хорош, что снаружи, что внутри. Словами и не опишешь, насколько он прекрасен, хотя, по словам Артура, в масштабах Англии он не столь значителен.

– У них такие есть соборы и дворцы, – разглагольствовал Артур, – такой величины, что наш карлик по сравнению с ними. Вот что значит, государство никогда не вело войны на своей территории. – И тут же саркастично добавил: – А только грабили и обсасывали колонии столько столетий. Хотя правильно делали, для своего народа старались. Умные, хитрые, адекватные люди. – И был снова чертовски прав. – У туземцев золото на библии выменивали и на это же золото строили.

– А мы? – вдруг захотел я поддержать разговор.

– А мы, – строго перебил меня Артур, – выиграли мировую войну и с голыми жопами приехали к ним на заработки. – И грустно вздохнул.

Затем с лицом озабоченного часового снова посмотрел на время в телефоне и, сказав «Нам пора», зашагал к выходу. Я за ним. Через пару минут мы снова оказались в центре, и я обратил внимание, насколько это оживлённое место. Кого здесь только не было.

И серьёзная, строго одетая публика, и праздношатающиеся, асоциальные на вид личности, и пожилые, и молодёжь сновали туда-сюда. Центр кишел, как муравейник, где каждый занят своим делом. Было довольно много попрошаек, которые разительно отличались от наших, восточных. По крайней мере их лица не выражали агрессии или безысходности. Хотя печать усталости и безразличия всё же присутствовала почти на каждом бездомном, щетинистом лице, которое нам в этот день повстречалось. Положив подле себя головные уборы, куда надо было бросать деньги, они пели, плясали, что-то быстро и много говорили на английском, но к людям нагло не приставали, а скорее рассчитывали на снисходительность и щедрость людскую.

Ещё один нюанс, на который я обратил внимание, – это отсутствие попрошаек женского пола, вроде наших типажей: бабульки на вокзале со стаканчиком в руках, у которой чёрные маклеры отжали квартиру; или просто посинелых от одеколона женщин, от которых почему-то вдруг разом все отказались, а государство о них забыло.

– А ведь наша страна когда-то достигала даже большего уровня развития в социальных вопросах, у нас бомжей вообще не было ни одного. Помнишь? – спросил я Артура.

Он улыбнулся:

– Это что, при Советах, что ли?

– Ну да… И что с людьми стало? – грустно произнёс я.

– Дикий капитализм, закон джунглей, выживает сильнейший, – тоже с грустью отозвался Артур.

Хотел с ним было поспорить, что мы всё же не звери в джунглях и что Бог для этого наградил нас разумом, но не хотелось затрагивать эту глубокую, философскую тему. Да и обстановка и время не располагали к подобной беседе.

Беспрестанно оглядываясь по сторонам, я начал замечать, насколько это мультикультурный город. Казалось, что здесь собрались люди со всего мира: литовцы, поляки, латыши, румыны. Одним словом, были все, кроме самих англичан.

– Они в такое время работают или учатся, – с долей сарказма объяснил Артур. – Да их в нашем городе вообще мало.

Где-то я это уже слышал.

По дороге мы зашли в какую-то забегаловку, типа мини-ресторана, где дёшево, но довольно вкусно перекусили. Принадлежат такие закусочные в основном индусам, пакистанцам или египтянам, одним словом, арабским ребятам.

Так, гуляя по городу, часам к одиннадцати мы наконец добрались до первого в списке агентства под коротким названием ПМП и, перешагнув его порог, уселись на стульчики рядом с регистратурой, дожидаясь своей очереди. Долго ждать не пришлось, буквально через минуту перед нами появилась стройная, симпатичная девушка, которая на хорошем английском тихо и строго спросила:

– Привет, чем я могу вам помочь?

Судя по имени, что красовалось на её бейдже, она была литовка.

– Так, может, по-литовски? – обрадованный, спросил было я, надеясь, что землячка всё же поможет.

Она сделала вид, что не услышала меня, вопросительно посмотрела на Артура, на меня, я – на неё, и в воздухе повисла довольно неприятная, гнетущая тишина, от которой я растерялся окончательно и от страху позабыл все языки, которыми владел. В голове лишь вертелось: «Чего я сюда припёрся? Сидел бы себе у бабки на печи».

Артур решил, что надо спасать ситуацию, и басистым таким голосом на довольно сносном английском говорит ей:

– Парень хочет зарегистрироваться.

– Хорошо, а зачем? – вдруг спросила она.

– Чтобы получить работу, – растерянно отвечал Артур.

– А на какой фабрике? – не унималась она, видно, поняв, что я абсолютно не говорю по-английски.

Не знаю почему, но Артур ответил:

– На овощной. – Это, наверное, первое, что пришло ему в голову.

– Хорошо, – сказала она и, на этот раз уже обратившись ко мне, всё на том же идеальном английском спросила: – А какие овощи вы знаете?

Я так жалостливо посмотрел на неё, на Артура, потом снова на неё и понял, что дело табак и работы мне не видать. Тревога, которая и без того мучала меня, закралась ещё глубже и затеребила моё нутро. Снова ужасно захотелось домой, в Литву, куда-нибудь спрятаться, чего-то переждать, да попросту провалиться под землю.

Несолоно хлебавши мы вышли из агентства. «Ну вот и приехали», – снова раздосадованно подумал я, перебирая в голове варианты дальнейших действий. «Только без паники, только без паники», – уговаривал я себя.