— Риши, если наступает разрыв, то это означает, что порвались хилые связи, и люди часто заболевают, потому что страдают не только душевно, чувствуя «разбитое сердце», но и физически, на клеточном уровне. Безответная любовь всегда половинчата, оттого изначально болезненна и ущербна. Взаимно влюблённые — напротив, они весь мир обнимают, а не страдают из-за его неполноценности, ведь любовь и счастье живут вместе, поодиночке они болеют. И расстояние, как и время, в таком случае ничтожные величины. Я видел, как вы смотрите с ней друг на друга, для вас не существует границ ни временных, ни пространственных. Вся боль и недопонимание в ваших головах. Так что я бы на твоём месте не заморачивался из-за вынужденной разлуки, а занялся бы другим: искоренением страха, внушающего тебе, будто с девушкой может что-то произойти или её может кто-то увести.
— Ты озвучил то, что действительно пугает меня. В этом мире полно больных уродов, только и ждущих, как бы заразить здоровых.
— Угу. Вопрос в другом: кому нужны больная любовь и изувеченное счастье, уродующие нашу Вселенную?
— Тем, кому это выгодно, — холодея, ответил я.
— Верно, Риши. И ты знаешь их в лицо. Вот тебе и координаты...
Мы остановились, перестав двигаться, и какое-то время безмолвно рассматривали друг друга, но тут из-за деревьев выглянул страж:
— Вот ты где, Реций! Кто разрешил тебе покинуть лагерь? Немедленно возвращайся! В наказание ты лишаешься обеда и передышки с твоими оковами. Сегодня будешь спать в браслетах. Риши Третий, — обернулся в мою сторону страж, — вам разве не сказали, что имеется запрет на разговоры с ним?
Я невинно замотал головой.
— Не знал. Мы вообще просто отлить отошли. Никаких разговоров не вели.
— Реций — раб Его Величества. И только король может дать разрешение на общение с этим магом. И на совместный отлив тоже.
— Буду знать. Хорошо, что мне для себя не нужно разрешение испрашивать.
— Не острите, — погрозил мне страж, — вы гость, не более.
— Напугал. Сейчас обделаюсь.
Камение яко тело имать, вместо жил — древеса и травы, вместо крови — воды
Сытный обед совсем не полевой, а ресторанной кухни, ясное дело — разморил, и теперь всем и каждому было понятно: ночевать придется прямо в сосновом бору, и раньше утра можно даже и не мечтать о выдвижении.
Арь разложил свой пузень на подушках возле костра, где мы коротали с ним вечер. К Юсу меня опять не пустили.
— Да что ты привязался к нему? — раздражённо фыркнул Арь, потягивая вино. — Развлекается, небось, в своём шатре с какой-нибудь... полёвкой.
— С кем? — Я даже подавился от смеха.
— Девкой полевой, — пояснил Арь, — он их специально отбирает, едрёна вошь! Мне, чтоб не участвовать в подобном разврате, пришлось пустить слух о собственной импотенции. Тяжко, сынок, тяжко жить в грязи. Не военные походы, а чёрт-те что каждый раз! Ни противников тебе, ни разбойников, ни несогласных... Правительство Юса — это и есть те самые разбойники, бандиты и защитники в одном лице. Всё строго по сценарию происходит. Хех, — крякнул Арь, — чести не ведают, жадность одна да ложь ложью покрывается.
Я весь подобрался.
— А давно ли столкновения случались?
— Давно, сынок, — забил трубку Арь, — ох и давно... Я ещё Солнечным дайтьей был.
— Кем?! — Мои брови поползли наверх, так как я просто не поверил услышанному: не могло ему быть столько лет!
— Солнечным дайтьей! — важно пыхнул трубкой Арь. — Я из элитных войск, малой. А ты думал, сколько годков мне? А я вот уже и не сосчитаю. Меня на пост министра обороны ещё прошлый правитель утвердил и клятву взял, мол, стоять мне до гробовой доски на страже этого государства. И клялся я не законами дурацкими, а самой Матерью-Сырой-Землёй! — полез внутрь мундира Арь.
Вытащив мешочек, висевший на его шее, он развязал тесьму и показал мне горсть земли.
— Вот ею и клялся. И стою я на своём посту с тех самых пор, как земля ещё на девяти китозмеях держалась, и стоять мне до самого конца, так как клятва Земле-Матушке — дело серьёзное. Чую, перестою я и трёх оставшихся китов, и тогда увижу, как не останется ни на земле травы, ни на древе скоры, и будет вся земля яко вдова.
Он нервно закурил, а после с придыханием выпалил, взлохматив свою белую шевелюру:
— Едрён карусель! И ни черта я не могу сделать! По рукам и ногам связан хитроумными законами, но единственное, что Юс не может сделать со мной — так это убить или сместить с поста.
— Почему не может убить? — взволнованно поинтересовался я, чувствуя, как от разговора с этим стариком у меня на затылке волосы шевелятся.
— Потому что Мать-Сыра-Земля покрывает меня, силу богатырскую даёт и здоровье, и потому любая капля моей крови всё ей поведает и об убийцах, и о кознях, и о заговорах, и тогда настигнет кара великая и исполнителей, и заказчиков. Боится Юс, знает, что особую клятву я давал, помнит, кому я на верность присягал. Поэтому только издеваются, собаки, надо мной, кусаются больно. А волку что? Скалюсь на них, да толку. Моего слова на собраниях и при подписании новых сумасшедших законов — ничтожно мало, я в меньшинстве. Эти псы меня числом и хитростью превосходят. Они даже переписали все мои заслуги, начиная с того, что позорно сократили моё звание «Солнечного дайтьи» до какого-то простого «сол-дата», и заканчивая тем, дескать, и не было в моём послужном списке настоящих побед. А ведь были, были... Бился я с настоящими извергами, бился насмерть за эту Землю! В шатрах не отсиживался, в окопе не отлёживался, вон всё тело шрамами исполосовано. А они... Эх! Всю историю Юсы переписали, книги у народа отобрали, как и знания. Всё поменялось с приходом Юса Большого. Он как понаставил свои уловители энергии, так с тех пор ни одной настоящей войны не велось, а только инсценировки.
— А сейчас? — задал я глупый вопрос, чувствуя, как в голове болезненно прострелило.
— А что сейчас? — прищурился Арь, всматриваясь в сполохи огня. — Поборы в тройном размере якобы во имя победы над врагом и роста благосостояния развращённых до омерзения бедняков-рабов. Вот что сейчас происходит. И никто не задаётся вопросом: с каким именно врагом воюем? Где он? Откуда ему взяться, когда каждый пук на счету и на виду? В этот лепет верят лишь идиоты. И их полон мир! Все словно зомби. Последний враг — твой близнец-маг, да и то он в наручниках, как обезьянка на поводке, племянников своих любит, как родных детей, не может смириться, что из-за него их убьют в случае непослушания. И грех винить его в этом. За любовь только изверги судят.
— Что же получается, мы сейчас тоже... просто так... на прогулку вышли?
— Нет, сынок, сейчас всё иначе, не как в прошлые разы. Видел, какие обозы за нами тащатся? Что там под тентами, а?
Я пожал плечами.
— И я не ведаю. Меня! — воздел палец к небу оскорблённый Арь. — Меня — самого министра обороны, не пускают посмотреть, что там прячут! Говорят, только сам Юс имеет право знать.
Поднявшись, я отошёл от костра и, прислонившись плечом к сосновому стволу, вгляделся вдаль, туда, где разместился строго охраняемый военный объект.
— А что, Арь, остра ли ещё твоя шашка? — тихо спросил я и встретился с глазами старика, в которых плясало отражение костра.
— Проверить желаешь? — пророкотал старик, погладив мундир, под которым чуть выпирал мешочек с горсткой земли.
— Желаю, — кивнул я.
Мы дождались, когда все уснули, и поползли на брюхе, причём в прямом смысле этого слова. Но когда до объекта оставалось рукой подать, наши носы уткнулись в невидимую стену.
— Едрёна мать! — выругался Арь.
— Так и носы себе поджарить можно, — послышался чей-то шёпот из-за ближайших кустов.
Вжиматься в сосновые иголки больше не имело никакого смысла, и мы подняли головы, увенчанные венками из листьев и всякой сорной травы. И сильно удивились, так как из-за кустов показалась точно такая же разукрашенная сажей физиономия с точно таким же гнездом на голове.