Подтверждение этому распластанный в темноте изгой увидел, когда пауки приблизились к костру вплотную: бьющиеся в припадке ужаса у огня люди падали на колени и простирали с мольбой руки. Кого они просят о пощаде?.. Хищников?.. Класу безумно хотелось броситься в бой, тело окрепло, ужас совсем отступил, но за костром появилось еще несколько теней, и он понял всю бесполезность сражения. Так вот кого боялись Пожиратели Гусениц! Вот о ком говорили старые сказки! Об огромных, мерзких многолапых насекомых.

Только как же они научились летать?.. Откуда эта волна ужаса, превращающая охотников в безвольных жертв? Клас различал уже огромные клыки, в отблесках костра заблестели толстые, нити паутины. Никого не спасти, все племя оказалось в одном месте, от каждого идет волна страха - даже юноша чувствовал эти потоки, - значит, остается только позаботиться о себе и брате. Клас завертелся под обмякшим телом Эля, высвободился, привстал. Картина была ужасной: пауки, сноровисто шевеля лапами, обматывали паутиной вопящих людей, и тут же, вытягивая крепкую нить, спешили к следующему. Можно было рассмотреть уже шестерых восьмилапых, и возможно, это были еще не все. Слезы покатились по щекам… Погибнут все. И Ма, и Сойла, и бедняга Стэфи… Юноша нащупал наконец копье, с огромным трудом взвалил на себя куда более крепкого брата и побрел, покачиваясь, в темноту. Позади продолжали страшно кричать люди, но он не оборачивался.

Патруль, пролетавший над этим участком Степи, обнаружил диких людей почти перед самым закатом. Командиру Диткусу хотелось опуститься немедленно и совершить облаву, после чего можно было бы сразу и возвращаться к привычному образу жизни в маленьком городе, но воздушный поток, в котором они оказались, был слишком широк. На то, чтобы покинуть его, пришлось потратить много времени, наполненные газом шары отнесло далеко в сторону, и в результате предводителю пришлось решать нелегкую задачу.

Идти пешком, рискуя тем, что люди их заметили и покинули место стоянки - или же снова поднимать шары в воздух и лететь ночью, что предполагало опасную посадку в темноте? Диткус решился на пеший переход: он заметил тушу огромной Гусеницы, возле которой пировали люди. Охотник не уйдет от такой богатой добычи, будь то человек, скорпион или смертоносец. И командир патруля оказался прав.

Давно уже не выпадало такой удачи - целое племя! Да еще на ровном, как стол, участке Степи, где укрыться просто невозможно. Патрульные радовались всю дорогу, испытывая блаженство от одного только предвкушения охоты, за которой последует пиршество. Человечина в этих местах редкость, не то что в городе…

Исполнение плана оказалось на удивление простым: люди никуда не ушли, сопротивляться гипнотическим ударам ужаса не умели, и даже более того - никто не пытался убежать! Племя чуть ли не помогало опутывать себя паутиной, и на весь захват ушло очень мало времени. Теперь Диткус медленно ходил кругами вокруг собранных вместе людей и рассматривал их.

Мелкие экземпляры, да и не слишком мясные. Самцов, достойных быть отправленными в город для улучшения постоянно портящейся людской породы, и вовсе нет. Очень мало детей. Мало стариков. Общее число схваченных - семьдесят три, вот только, кажется, есть несколько мертвых, не выдержавших ужаса.

Пауки уже не посылали на людей импульсы страха, и теперь те могли их рассмотреть -настолько, насколько позволял разгоравшийся рассвет. Изумление, досада, и снова ужас - вот, что читалось на лицах. Диткус приказал достать из толпы мертвых: ни к чему, чтобы пища пропадала, патрульные голодны. Тут же он послал подчиненным еще один импульс, с дополнительным распоряжением взять также и стариков. «Вы еще испугаетесь по-настоящему, дикие люди, прямо сейчас, когда увидите нашу трапезу», - подумалось командиру.

Сойла дико закричала, когда к ней прикоснулась мохнатая лапа, но ее лишь отодвинули в сторону, чтобы дотянуться до Ма. Старуха завыла, прикусив губу до крови, запричитала что-то, обращаясь к паукам, но понять ее было невозможно. За ней, связанный той же нитью, поволокся Стэфи, который пытался зацепиться торчащей из-под паутины рукой за соседей. Впрочем, мальчика паук тут же отделил и положил обратно с некоторой даже бережностью. Потом смертоносцы так же аккуратно изъяли четырех погибших от ужаса женщин и других стариков, в том числе и Турна.

- Что нам делать?.. Это боги, Турн?.. Ведь они как пауки, ты нам не говорил! Что они с тобой сделают? - обращались к старейшине связанные охотники, но ответом им было молчание. Старик просто не знал, что сказать.

Семерым восьмилапым досталось как раз по человеку. Конечно, пища была неравноценной -мертвый человек, пусть и не успевший остыть, по сравнению с живым не такое уж и лакомство. Пауки встали полукругом и застыли. Люди не слышали их разговора, который можно было бы расценить как короткий спор. Вообще-то, общение шести почти равных по возрасту и положению смертоносцев могло бы и затянуться, но Диткус, выслушав каждого, принял решение единолично. Себе он выбрал среднее - живого, но тощего старика-самца. Это был Турн.

После этого пауки приступили к трапезе. Женщины и некоторые охотники завыли, закрывая глаза, дети завизжали. Пожирание мертвых тел не привлекало особого внимания по сравнению с тем, что происходило с еще живыми.

Ближе всех к Сойле оказался Турн, за ним лежала Ма. Прежде всего пауки спеленали своих жертв еще крепче, до полной неподвижности, как это делали шатровики с мухами, потом последовали укусы - в ногу стерпевшему старику и в бок его завизжавшей соседке.

Смертоносцы вспрыснули в тела пищеварительный фермент, который стал распространяться под кожей, размягчая ткани, превращая их в легкое для усвоения желе. Строгое дозирование позволяло ввести ровно столько пищеварительного сока, чтобы не убить жертву, а лишь приготовить к употреблению часть ее тела, однако неопытный патрульный, которому досталась Ма, отчего-то укусил ее в левый бок. Старуха немного покричала и умерла.

Турн почувствовал, как его нога превратилась в неподвластный ему кусок мяса. Это произошло постепенно, жгучее, едкое страдание распространялась от раны вверх, до самого паха. Вскоре послышалось сосущее чавканье и, приподняв голову, старейшина встретился взглядом с глазами паука, сосредоточенно пожиравшего свою пищу. Боль была острой, но терпимой, нервы просто не полностью успели отмереть, но отвращение…