В первый момент я так обалдела, что просто уставилась на него широко раскрытыми глазами и не менее широко открытым ртом. Та еще картина русской красавицы, наверное.

Пан гений вздернул брови, явно недоумевая, чем вызвал подобную реакцию, это вообще-то я на него свалилась, и он должен был пугаться.

– Здрасьте, – пролепетала я наконец, он криво усмехнулся, выдал:

– Понятно, – и подняв меня за талию, как куколку фарфоровую, переставил в сторону. – Хорошего дня, – выжал из себя улыбку.

Именно выжал, столько же усилий приложил, как человек, когда мнет бедный фрукт, чтобы получить заветный сок. И скрылся за дверью-вертушкой. Я мысленно обратилась к вселенной, чтобы его пальто застряло в этом проходе, но вселенная была на стороне гения, как частенько, наверное, и случается.

– Между прочим, мир должна спасти красота, а не ум, – буркнула я куда-то наверх, ответом мне была морось, которую ветер сорвал с ближайшего дерева и бросил на голову. Ну зашибись.

Зато охранник на входе обрадовался мне как родной. Милый, толстый и добродушный, он раза три спросил, как я поживаю и еще два посетовал на погоду.

– Владимир Дмитрич у себя, – добавил в конце, я улыбнулась еще шире (мне-то не сложно, я же не гений), и направилась в чертоги офиса, то есть на второй этаж.

Здесь я бывала редко, если только нужно было срочно заглянуть к папуле, или когда мы договаривались пообедать, но он не успевал, и я ждала его, коротая время за чашкой кофе в приемной, а его секретарь Оксана носилась вокруг меня с видом великомученицы.

Она свято верила в то, что должна обхаживать меня, чтобы я не жаловалась папочке, хотя я жаловаться бы и не стала. Это не в обычаях Градовых, между прочим. Я ему даже на Вадика не жаловалась, просто скрыть такие глобальные изменения в моей жизни было бы затруднительно.

Однако сегодня Оксана встретила меня не с приветливой улыбкой, а ехидной. Видимо, знала о моем понижении, в плане, что из дочери банкира я переместилась в секретари. Ее взгляд так и говорил: вот, теперь и из тебя кровушки попьют… Ну и кофе, конечно.

– Владимир Дмитриевич вас ждет, Ева Владимировна, – выдала елейно. – Велел сразу заходить.

Стукнув в дверь и натянув дикторскую улыбку, я заглянула внутрь.

– Заходи, Ева, – широким жестом пригласил меня папа, пан гений бросил взгляд, вздернул бровь и озадаченно посмотрел на отца.

Пальто я оставила в приемной, оттого сиротливо топталась на пороге в узком черном платье до колена и пиджаке.

– Знакомьтесь, – папа кивнул мне, я приблизилась. – Это Ева Владимировна, она будет вашей помощницей.

– Я же говорил… – начал недовольный пан, но папа выставил вперед руку. Жест, с которым невозможно бороться.

– Она не будет вам докучать, Росцислав. Ева будет тише мышки, но это место для вас новое, а она здесь, как рыба в воде, если что поможет, подскажет. Кофе принести, документы и тому подобное. Считайте, что на время работы здесь Ева полностью ваша. Используйте, как хотите.

Прозвучало несколько двусмысленно, и папа это почувствовал. Ястржембский снова вздернул бровь, переводя на меня взгляд, а я сделала мину: даже не рассчитывай.

– Конечно, в рамках служебных отношений, – поспешно добавил папа, посмотрев на меня с извинением. Я оставила лицо непроницаемым – тоже годы долгих тренировок, между прочим.

Пан гений решил никак не реагировать на торжественное вручение ему меня, и папа рассудил, что вопрос улажен.

– Ева, – снова повернулся ко мне, – это Росцислав Сильвесторович Ястр…

– Ястржембский, я знаю, – выручила я папу, который чуть запнулся после первой трети фамилии, он благодарно мне улыбнулся.

Пан гений привычно молчал, глядя на нас. По-моему, про себя он уже поставил галочку, что мы никуда не годимся, причем оба. Даже папа с его капиталами и бизнесом.

– Я провожу вас до кабинета, – папа решил, что аудиенция окончена, и мы втроем отправились черт знает куда. Ибо я понятия не имела, где находится выделенный пану кабинет.

Миновали коридор, потом общий зал, где сидели манагеры, проводившие нас любопытствующими взглядами. И наконец оказались в закутке, где была дверь в узкую приемную, а из нее в просторный светлый кабинет. В приемной, кстати, окон не было. Очевидно, банкир считал, что его дочь превратилась в вампира и не выносит дневной свет.

С тем же отвращением, что я оглядела свой закуток с рабочим столом, креслом и кофемашиной на стеллаже, Ястржембский оглядел свой просторный кабинет, обставленный по высшему разряду.

– Пойдет, – кивнул папе, и тот скоренько удалился, пообещав прислать кого-то там по системам безопасности для начала работы.

Мы остались вдвоем. Я почесала нос и высказалась:

– Миленький кабинет.

Ястржембский образцово-показательно вздохнул.

– Я так понимаю, мне от вас не отделаться? – поинтересовался обреченно.

Я даже немного обиделась. Не, помню, конечно, что он западает на умниц, но ведь он по моему лицу не успел прочитать, что я тупая. Вдруг я этот, как его… Гроссмейстер. Что бы это ни значило.

– Давайте так, Ева, – бросив свое пальто и аристократический шарф на кожаный диван, пан гений повернулся ко мне. – Вы не будете надоедать мне, я вам, и тогда мы отлично сработаемся. Даже попрошу Градова премию вам выписать, что скажете?

Я только фыркнула.

– Без проблем.

А что? Мне все равно где страдать, а так еще и деньги буду получать.

– Отлично, тогда перенесем кофемашину в кабинет, и можете заняться своими делами.

– Как это к вам в кабинет? – не согласилась я. – А я как буду кофе пить? Вам и так окно досталось.

Пан несколько секунд смотрел на меня, словно не верил, что это происходит всерьез.

– Кофемашину сюда. Будете заходить и наливать себе кофе, – наконец смирился он с моим существованием.

– Ладно, – буркнула я, – только сами ее тащите, я вам не лошадь.

Ястржембский оглядел меня с ног до головы и все-таки согласился с тем, что я не лошадь. Уже прогресс.

Кофемашина оказалась немаленькой, и в тайне я злорадствовала, глядя, как пан пытается взять ее поудобнее.

– Может, все-таки поможете? – поинтересовался Ястржембский наконец. – Ваш отец разрешил использовать вас, как угодно.

– Мало ли что он разрешил, – фыркнула я.

– Дверь откройте, Ева.

Дверь я все-таки открыла, а потом дошло:

– А вы откуда знаете, что он мой отец?

– Не надо иметь много ума, чтобы понять.

Оглядевшись, пан пристроил кофемашину на низкий журнальный столик в углу.

– Он смотрел на вас неофициально, – пояснил, возвращаясь к своему столу. – Значит, или родственник, или любовник. Внешне вы похожи плюс ваше отчество, все просто, Ева.

– Как скажете, – удалилась я из кабинета, прикрыв дверь.

Устроив плащ на вешалке, села в кресло и заскучала. Захотелось кофе, а у меня даже чашки нет с собой. У пана, видимо, тоже, если только он не таскает с собой в кармане складной стаканчик. Я хихикнула, представив, как пан гений скрупулезно его выправляет, приговаривая:

– Это вам, Ева Владимировна, не журналы листать, это целая наука. Видите, как сложно.

К кофе эти мысли меня не приблизили, и я отправилась на поиски чашек. Оксана предоставила мне не только чашки, но еще и ложки, блюдца, сахар и даже гору маленьких шоколадок, которым, да простит меня лига секретарей, добраться до Ястржембского точно не удастся.

В закутке случился аврал. Неудачно повернувшись, я больно ударилась боком, согнулась с подносом в руках, и все его содержимое начало падать, отчаянно звеня.

На мое счастье, или если верить приметам, то как раз наоборот… В общем, ничего не разбилось. Но из кабинета показался недовольный пан и сразу же заявил, выводя меня из себя:

– Вы с ума сошли так шуметь? Я работаю.

– А я, по-вашему, чем занимаюсь? – тут же спросила, собирая посуду по полу.