Фетида скривилась, и Перикл удивился, как он вообще мог когда-то находить ее привлекательной?

– О, так он еще рассказывает сказки своему хозяину?! Этого старого увечного пса нужно избавить от страданий. Он забывает половину из того, что ему велено сделать. Кто знает, как он поранился? Сомневаюсь, что он сам может точно сказать.

– Говорю тебе, Фетида, он заслужил тихую старость. Он работал на нас, сколько я себя помню, и имеет право провести несколько лет на покое в этом имении. Ты забываешь, что он больше не раб.

– Но и не слуга, если не будет работать.

– Я помню то время, когда у тебя не было ни рабов, ни слуг! – заорал на нее Перикл. – Ты забыла, как обстояли дела, когда я нашел тебя? У тебя не было ничего.

– А ты сам был глупым мальчишкой, – бросила она. – Иногда я сама жалею, что пришла в Афины! Я увидела, как умирает твой отец, и мое сердце потянулось к тебе. Если бы я знала, что меня ждет такая жизнь, что ты бросишь меня здесь со своей матерью и рабами…

– Я не бросал тебя. В городе есть женщины, которые отдали бы все за такую жизнь, как у тебя здесь.

– И ты знаешь их всех, полагаю. Что ж, Перикл, я вышла за тебя из жалости. Я никогда не была твоей шлюхой.

– Нет, только для Кимона, – сказал он и тут же пожалел об этом.

Фетида поджала губы, вцепилась руками в покрывало и с большим достоинством натянула его на себя.

– Я мать твоих сыновей, – изрекла она.

– Они единственное благо, которое принес наш брак, – ответил Перикл.

Слова сорвались с губ слишком быстро. Его разозлила фраза жены, что она, мол, вышла за него из жалости. Он взял бы их назад, если бы мог, но было поздно.

– Уходи, – тихо проговорила Фетида. – Просто уходи! Зачем ты сидишь на этой постели? Ты чужой здесь. Не я, Ксантипп сказал это на днях. Дети едва знают тебя.

Перикл медленно поднялся, ощущая, как тяжесть спадает с его плеч. Он стоял и едва не покачивался на ногах. Даже в ярости Фетида заметила перемену в нем. Она нахмурилась, вдруг испугавшись.

– Уходи, – произнесла она мягче, не глядя на него.

Перикл немного помолчал, ища в душе сомнения. Нет, все правильно.

– Если бы ты пришла ко мне с приданым, я мог бы вернуть его тебе, – наконец сказал Перикл. – Вместо этого я обеспечу тебя деньгами и имуществом, чтобы ты жила в достатке.

– Ты… ты разводишься со мной? – спросила Фетида.

Он кивнул. Слова нужно было произнести вслух.

– Я развожусь с тобой, – подтвердил свои намерения Перикл.

Фетида молча покачала головой, а затем слова полились из нее потоком:

– Ты несчастный глупец! Я думала, у тебя, по крайней мере, отцовский характер и ты видишь итог своих начинаний. Но нет, ты не способен даже на это. Мне нужно было понять, когда ты перестал приходить ко мне в постель. Ты получил сыновей, которых хотел иметь! И все твои умные друзья с их смехом и разговорами. Как гогочущие гуси! Для чего я тебе, что я могу тебе дать такого, чего ты не найдешь в своем драгоценном городе?

– Ты можешь жить в моем городском доме, – твердо сказал Перикл. – Там есть несколько слуг, достаточно, чтобы не утруждаться. Я найду себе другое жилище.

Она заплакала. На мгновение его решимость ослабла. Но он правильно сделал, что сообщил о разводе. Он женился на ней в момент безумия, перед отъездом на битву с персами. Тогда он не знал, вернется или погибнет, как погиб его брат на чужом берегу. Реальность брака с Фетидой оказалась больше, чем тот отчаянный поступок. Он затянулся на годы…

– Ты заслуживаешь лучшего… Со мной ты несчастна, Фетида. И никогда не была счастливой.

Вот опять, все тот же шип, вонзавшийся в кожу им обоим при каждом разговоре. Перикл с трудом мог вспомнить момент, когда смотрел на Фетиду, не испытывая сожаления.

– Значит, ты избавишься от меня, – сквозь слезы проговорила она, уткнулась в покрывало и всхлипнула, а когда подняла взгляд, ее глаза покраснели, лицо опухло. – Ну, тогда давай! Иди к своим спартанцам, благородно спасай их! А меня оставь здесь, как всегда, разговаривать с одними рабами.

– У тебя будет месяц, чтобы выехать отсюда, – вдруг посуровев, ответил Перикл.

Он не позволит ей оставить без внимания сказанное им. Слова были произнесены, но он знал, что его супруга может превратить день в ночь… почти. Некоторые женщины способны перекраивать реальность, но теперь он этого не допустит.

– Маниас знает мой дом в городе, – продолжил Перикл. – Я скажу, чтобы тебя пустили. И оставлю письменный договор с именем Ксантиппа. Дом, конечно, перейдет к нему.

– Значит, у меня не будет ничего, – прошептала она.

– Я дал тебе слово, Фетида. И приду повидаться с детьми, когда вернусь. Им нужны учителя, я заплачу за все. Ты будешь получать небольшой доход с имения, по крайней мере, пока снова не выйдешь замуж.

Тут Фетида извергла из себя злобный поток проклятий. Перикл стиснул челюсти и оставил ее, размышляя, долго ли продлится плач покинутой супруги, когда его не будет и ее слезы ни на кого уже не смогут повлиять.

Тихо прикрыв за собой дверь, Перикл увидел в темноте коридора фигуры своих сыновей. Мать тоже вышла. Они втроем стояли рядом, Агариста обнимала одной рукой Парала. Мальчик плакал. Без сомнения, в ночной тиши они слышали все.

– Простите меня, ребята, – сказал Перикл. – Мы с вашей матерью поссорились. Я приду повидаться с вами, когда вернусь.

– Ты выбрасываешь нас на улицу? – требовательно спросил Ксантипп.

И вновь Перикл услышал в голосе сына тон мужчины, кипящий у него внутри гнев и напомнил себе, что мальчик всего лишь защищает мать.

Обменявшись взглядом с Агаристой, Перикл покачал головой. Мать была такой же седой, как Маниас, хотя годы оставили на ней менее заметный след. И услышанное, похоже, расстроило ее меньше всех.

Парал, всхлипнув, протянул к отцу руки. Перикл сгреб его в объятия и почувствовал в волосах сына запах свежей травы.

– Я не выбрасываю вас на улицу. Здесь ваш дом, и так будет всегда, – сказал он и почувствовал, как все они дрожат, охваченные волной эмоций. – Вы понимаете? Ваша бабушка убьет меня, если я попытаюсь прогнать вас, вы не думали об этом? В вас течет моя кровь, мальчики! Этого не изменить. Вы – продолжатели рода моего отца, мои сыновья.

– И мои внуки, – добавила Агариста.

Перикл с улыбкой кивнул:

– Нет такого места в мире, где я не был бы рад вам. Клянусь в этом самой Афиной! А она богиня домашнего очага, дома и не потерпит нарушения клятвы, данной отцом сыновьям.

– А что будет с мамой? – спросил Ксантипп. – Ты бросишь ее? Как ты можешь? – Он оставался непреклонным, в глазах блестели злые слезы.

Перикл не забыл, каким казался ему отец в тот день, когда отправлялся биться при Марафоне. Нагретые солнцем доспехи, запах масла и пота.

– Ваша мать и я… мы дошли до конца нашего совместного пути. С ней все будет хорошо, Ксантипп, я позабочусь об этом. Вместе с вами она поселится в моем городском доме. Но ваши комнаты здесь всегда останутся вашими, если вы захотите вернуться… Хотя я надеюсь, вы поможете матери устроиться. Кто-то должен заботиться о ней, хотя бы поначалу. В городе у вас появятся новые друзья, вы станете ходить к учителям – моим друзьям, вроде Анаксагора и Зенона, музыканта Дамона или архитектора Фидия. И разумеется, начнете осваивать владение мечом, заниматься с копьем и щитом. Давно уже нужно было устроить это. Честное слово, вам многому предстоит научиться! Вы будете очень заняты, и ваша мать будет нуждаться в вас. Могу я рассчитывать, что вы поможете ей?

Парал кивнул. Ксантипп отвернулся и исчез в темноте. Перикл посмотрел ему вслед:

– Со временем он все поймет, Парал. Я знаю, ты меня не подведешь. А теперь иди в свою комнату. Утром вас ждет много дел.

Парал бегом кинулся за братом. Разве нужен ему свет в том месте, которое они называли своим домом. Перикл остался с матерью. Слышать доносившиеся из комнаты жены всхлипывания было невыносимо. Разумеется, она тоже не упустила ни слова.