Конн Иггульден
Золотой век. Книга 2. Империя
Джону Саутеру и Мишель Уайтхед
Греки рассматривали жизни как нити: их стирали, теребили, пряли, ткали и, наконец, обрезали. Сперва каждую из них отдельно, но вместе они становятся одеянием. Я считаю, что любовь к историям – один из важнейших узоров на этом полотне. Когда мы замечаем ее проблески, то сознаем, что являемся частью чего-то огромного, необычного и сложного, превосходящего нас самих, когда мы одни.
Conn Iggulden
EMPIRE
Copyright © 2023 by Conn Iggulden
All rights reserved
© Е. Л. Бутенко, перевод, 2024
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024
Издательство Азбука®
* * *
Греки рассматривали жизни как нити: их стирали, теребили, пряли, ткали и, наконец, обрезали. Сперва каждую из них отдельно, но вместе они становятся одеянием. Я считаю, что любовь к историям – один из важнейших узоров на этом полотне. Когда мы замечаем ее проблески, то сознаем, что являемся частью чего-то огромного, необычного и сложного, превосходящего нас самих, когда мы одни.
Пролог
Припав на колено, Арион ждал. В присутствии царей он нервничал. Все-таки Плистарх – сын самого Леонида, а это имя известно всем. К тому же Плистарх и на вид был прирожденным воителем: мощные руки и ноги, размеренные движения. Однако этот спартанец здесь всего лишь один из двух царей, хотя их эфоры не преклоняли колен перед обоими. Система, по мнению наблюдательного Ариона, странная. И хотя он слышал, что они были из простых людей, пятеро эфоров обладали реальной властью даже в царском дворце.
Глядя из-под челки, Арион следил, как те обсуждают поданное им прошение. Мнения явно разошлись, и он опасался, не отошлют ли его. Опять. Уже два раза эфоры вызывали его и отпускали ни с чем, свои ответы он повторял до хрипоты в голосе.
Арион понимал: они хотят проверить правдивость его истории и полноту рассказа, испытывая, не ошибется ли он в деталях. Лгать таким людям ему бы и в голову не пришло. Он не хитроумный царедворец, не сказитель или поэт. Он всего лишь юноша, гонец, которого послали просить о помощи величайших в мире воителей.
– Твой повелитель еще жив? Ты говоришь, что видел его живым? – обратился к Ариону один из эфоров, самый старый, костлявый, с сильно загорелой кожей и шрамами, похожими на грубо сшитую кожу.
Арион моргнул. Все эфоры повернулись к нему, желая услышать ответ.
– Я говорил вам, господин. Когда я ушел, царь Гесиод был жив, хотя и побежден. Флот Союза окружил Тасос со всех сторон. Они разрушили стены царского дворца…
– Загона для коз, как я себе представляю его, – тихо сказал один эфор другому.
Арион вспыхнул и замолчал.
– Целый флот стоит на якоре вокруг Тасоса, а ты убежал, – произнес старейший.
Он с таким напряжением вглядывался в гонца, выискивая малейшие признаки лукавства, что на его шее вздулись жилы.
Арион ответил с едва сдерживаемым раздражением. Он говорил правду и, хотя побаивался эфоров, устал от их подозрительности.
– Я взял рыбацкую лодку, какую может унести на спине любой мужчина. Прождал в лесу до темноты и ускользнул от них. Я рыбачил в этих местах и хорошо их знаю.
Эфор покачал головой, глаза его были мрачны.
– Он лжет. Это ловушка, какая-то игра афинян.
Арион выдохнул. Он не знал, как вел бы себя, если бы на самом деле лгал. Правда была его единственным щитом, а потому он повторил слова, которые уже знал не хуже собственного имени:
– Царь Гесиод отправил меня просить о помощи. Никто, кроме вас, не имеет ни силы, ни воли, чтобы одолеть афинян. Персия нам больше не опасна. Только Союз требует с нас серебро или корабли и грозит насилием в случае отказа! Кто же тогда тиран? Мне велено сказать: «Спарта возглавляет эллинов, тех, кто знает богов и слова людей! Мы взываем не о помощи. Мы просим о справедливости. И ничего больше».
Эфоры снова заспорили. Трое подняли руки, двое покачали головой. Напряжение спало. Решение принято.
Через мгновение ответ дал царь Плистарх:
– Мы возьмемся за твое дело, Арион с Тасоса. Ты пришел к нам с должным смирением, как подобает. Мы восстановим баланс, и Афины ответят за преступления своих людей.
Пока Арион слушал, дрожь прокатилась по его телу, он испугался того, что принес в этот мир. Ему удалось добраться сюда, и теперь люди будут гибнуть.
Вдалеке послышался рокот, будто над окружавшими Спарту горами загремел гром. Добрую часть пути Арион проплыл на корабле, но последние дни бежал, преодолевая высокие перевалы, где щипали траву дикие олени. Пол задрожал, и гонец приложил к нему ладонь. Такие явления не редкость в этих краях. И все равно живот у него напрягся. Ему показалось, будто надвигается что-то громадное и пугающее.
– Господин… – начал Арион.
– Земля трясется, – сказал ему второй царь, как ребенку.
Архидам был молод, но явно обладал немалой властью. К нему относились с почтением, насколько успел заметить Арион. Он понял, что этот человек вроде как царь спартанцев не на поле битвы, хотя все равно мог вести войско в бой. Плистарх был военным царем, но, очевидно, мог управлять и мирскими делами. Система не столь простая, как на острове Тасос, это точно. Арион встряхнул головой, ожидая, когда дрожь земли прекратится. Он уже сталкивался с такими явлениями, их сопровождало ощущение крайней неправильности, неестественности происходящего. Благо они никогда не затягивались надолго.
– Господин, – снова произнес Арион, – я думаю…
Все повернулись туда, где по стене вдруг поползла трещина. Арион увидел осыпавшуюся на гладкий пол пыль, которую раньше не замечал, она вдруг, мерцая, взлетела в воздух и стала оседать. Возник еще один разлом в стене, побежали во все стороны тонкие прожилки трещин. Цари переглянулись.
– Нужно выйти наружу… – сказал Архидам.
Эфоры двинулись к выходу, но тут произошел сильнейший подземный толчок.
Ариона бросило на спину. Земля под ним вздыбилась, покрываясь рябью, как вода. Гонец разинул рот от изумления – сквозь расколовшуюся крышу он видел солнце. Стены рушились, один из эфоров вскрикнул, придавленный обломками, и затих.
Цари и люди выбежали в вечерний сумрак. Позади них дворец разваливался на части. Земля опять вздрогнула, свалила всех с ног. В воздухе распространился запах сырости и гнили, будто дохнуло из подземного мира. Над руинами дворца облаком висела пыль. Оседая, она покрывала людей с головы до пят. Кожа у всех посерела, на ней виднелись ярко-красные кровавые полосы царапин и порезов. Арион увидел царей Спарты: они стояли, обнажив мечи, словно собрались сразиться с невидимым врагом, который разметал их людей, как малых детей.
Тем временем рокот усиливался. Все, кто был на холме, смотрели вниз, на улицу, а там рушащиеся здания заваливали обломками жителей. Когда солнце село, весь город Спарта лежал в руинах. Храмы и дома превратились в груды мусора. Где-то неподалеку слышались крики, визгливые голоса детей и женщин, стоны, плач.
– Иди в казармы, приведи войско! – велел Архидам.
Военный царь помчался, лавируя между глыбами мрамора и огибая разваливающиеся стены. По улице, все в пыли, брели на шатких ногах люди, окровавленные, ошеломленные.
Арион ждал распоряжений. Он был человеком с Тасоса, не из Спарты, но в такой ситуации кто станет с этим считаться, и он не замедлил спросить спартанского царя:
– Что мне сделать?
– Помоги тем, кто не может выбраться, – не задумываясь, ответил Архидам.
Топот бегущих людей заставил обоих обернуться. Двадцать солдат-спартанцев в развевающихся плащах, с обнаженными мечами шагали сквозь облако пыли. Архидам приказал им идти в разрушенные дома. На глазах у Ариона они стали с удивительной живостью поднимать тяжелые камни, под которыми обнаруживались придавленные руки и ноги, едва различимые в пыли. Некоторые люди, почувствовав облегчение, начинали шевелиться. Многие, очевидно, уже не шевельнутся никогда, застыв в смертном оцепенении.