Газеты в 1908 году писали об этом событии как о падении «Тунгусского метеорита»».

Отрывок из сопроводительной записки к проекту «Башня», написанной в 1935 году.

В настоящее время эта записка хранится в архивах ФБР.

Со своим прошлым мужем Шэрон развелась по вполне банальной причине – отсутствие детей. Несмотря на то, что муж был любитель плотских удовольствий, и просто обожал проводить время в постели (и не только для сна) детей у Шэрон не было. Год назад он развелся с Шэрон, привычно переложив всю вину на неё, и уехал в Нью-Йорк, где от него не было ни слуху не духу. С той поры Шэрон жила одна, с отцом и матерью. И никаких знакомств ни с кем не заводила.

Однако то, что сказал ей Уилбер, было для неё полной неожиданностью. Надо же…

Но подумать стоило – только сегодня она поняла, насколько велика власть мэра в этом городе – он даже может позволить себе вмешиваться в работу шерифа. И если послушно закрывать глаза на это – то рано или поздно можно забыть о том, для чего ты вообще пошла служить в защитники правопорядка…

… На улице было немного пасмурно, но тепло. Слабый ветер лениво гонял по улицам первые желтые листья, иногда закручивая их в прихотливые смерчи. Осень неторопливо и спокойно надвигалась на город, тяня за собой и зиму.

– Привет Шэрон, – проговорил преподобный отец Алан, вышедший из-за угла ратуши.

Шэрон показалось, что преподобный выглядел каким то довольным и необычно весёлым.

– День добрый преподобный… Только не знаю – считать ли его спокойным… Сами понимаете – такое жуткое убийство…

– Ну что делать… Как ты знаешь – на все в нашем мире воля Божья… Не предавай большого значения этому событию. Каким бы оно ни было – но раз оно произошло – значит того желал Бог.

– Ага…

Вступать в спор Шэрон не стала. Преподобный был одним из Отцов Города (в США так называют влиятельных людей, что обладают большим влиянием на жизнь города. Примечание автора), так что Шэрон была бы страшно удивлена, если бы Алан не стоял на стороне мэра Теодора.

– Хочу попросить тебя, девочка, чтобы ты не пыталась тревожить индейцев. Мне один мой посетитель, прости, но имени его я не могу сказать, говорил, что они хотят провести некий языческий обряд… Так что лучше к ним пока не ездить и не пытаться общаться. Они сейчас злы на нас и скорее всего не пожелают говорить с нами.

– Злы? Ну, наверное, их можно понять, да, преподобный? Не каждый день у них, да и у нас, совершаются такие преступления. Думаю, если вместо этой несчастной погибла бы другая девочка – например, из нашего города, дочь наших знакомых, то вы бы иное говорили. В нашем городе чудовище. А такие как он не понимают Библию…

– Такого больше не повторится. Уверяю.

– Это вам сам убийца пообещал? – проворчала Шэрон.

Преподобный растянул губы в своей знаменитой усмешке, но промолчал.

Однако это показало Шэрон, что Отцы Города всерьёз хотят прикрыть глаза на это преступление, и всеми силами будут прикрывать убийцу. Им совсем неважно, что этот тип сделал и что он может сделать ещё. Им важно то, что этот тип делает для города. И это странно.

Впрочем Шэрон кое-что понимала – для того что бы понять достаточно было просто залезть на крышу любого дома ночью и посмотреть на сияющие огни Нью-Йорка. Громадный город притягивал к себе взгляд и поражал воображение. Он манил к себе и намекал на то, что Гудевроу-сити рано или поздно может сам стать частью этого сверкающего великолепия. Вернуться в свой старый и древний дом…

… Отец Шэрон встретил дочь в мрачном настроении духа.

– Ох уж эта Депрессия… Куда мы катимся? Смотри опять… Снова падение акций и цены начнут расти… Эх…

Старик поправил очки и снова зарылся в газеты. Его выцветшие глаза скользили по строчкам на бумаге, и он о чем-то говорил сам с собой, забавно шлепая губами. Иногда он настолько уходил в себя, что вообще прекращал реагировать на окружающее – даже до туалета он ходил и возвращался на чистом автомате. После полученного в Мировой Войне ранения в голову, что-то в нём умерло. Крошечные частички разума ухитрялись цепляться за его мозг, но не всегда успешно… От того отца, каким его помнила Шэрон не осталось ничего.

Как и её личной ненависти к отцу за то, что случилось после смерти деда. Ненависть умерла с разумом отца.

Рита только качала головой, пока помогала дочери разгребать корзину с едой, что та привезла от зеленщика. В отличие от своего мужа она была не столь заинтересована газетными сплетнями, больше предпочитая заниматься домашними делами. В этой полной, пожилой, но по-прежнему красивой женщине таилась какая-то особая стать, коей обладали жители глубинки – любители здорового образа жизни, в котором не было места городским увлечениям.

Однако с соседями поговорить она любила и, как легко понять, местные слухи знала наизусть. Особенно с изобретением телефона, в котором можно было обсудить с кумушками любые новости. О жутковатом убийстве она знала, но без подробностей.

– Сегодня в гости приходил наш автослесарь – Колесо, – несмотря на возраст, Рита не могла избавиться от привычки говорить о знакомых употребляя их детские, давно забытые клички – сказывалась буйная и весёлая молодость, в которой будущая мама Шэрон во главе ватаги юнцов лихо грабила сады и огороды, иной раз, получая розги от родителей за такие вот шалости. – Приглашал тебя и меня в гости.

– Зачем? – Шэрон вытащила из пакета апельсин и начала его очищать, мрачно посматривая на маму.

– Хочет познакомить тебя со своим сыном. У него уж сынок то подрос – он ему уже начинает жену присматривать.

– Ух ты нате… – Шэрон свирепо разорвала апельсин пополам.

Сын автослесаря – крепкого парня по имени Генри, но среди горожан больше известного как Гаечный Ключ, она знала хорошо – уже раза четыре ловила за вождение машин в нетрезвом виде. Причём один раз поймала его аж в своей машине. Парень отлично чинил машины, но считал, что трезвым на них ездить – Бога гневить. В результате чего постоянно попадал во всякие неприятности. Особенно когда выкатывался на починенной машине прокатиться по улице с целью проверки качества ее ремонта.

Так же Гаечному Ключу было всего семнадцать лет – Шэрон сильно сомневалась что она, со своим далеко не юным возрастом – тридцать два года, заинтересует юношу как жена. Особенно учитывая, что она была в разводе, а стало быть, считалась "пустой женой" (Прозвище разведенных женщин в сельской глубинке США до Второй Мировой Войны. Примечание автора). Да ещё и неспособной зачать ребёнка.

– Кто знает… Может Колесо считает, что его сынишка непутёвый образумится, если на тебя глаз положит? А то у него и так уж был нехороший случай с этой дикаркой Франсуазой – он ее попытался в углу прижать, но она ему как коленом отстучала промеж ног – "нет", он и успокоился. Вроде бы. Сама понимаешь, что в его возрасте людям весьма часто не к лицу сдержанность.

Шэрон вспомнила слова Уилбера и, свирепо, откусила кусок апельсина. Не хватало только, что бы её родная мать давала ей советы с кем заводить романы и интрижки…

Налив себе крепкого чая Шэрон вышла на веранду и, помешивая ложкой чай, задумалась. Эмоции от мрачного и жуткого убийства ее потихоньку отпустили, и женщина задумалась над более насущными вопросами – например, над тем как напавший встретился со своей жертвой.

Было ли это случайностью? И какое отношение к убийству имело золото?

Задумавшись и помешивая чай Шэрон, не заметила, как на небе начали светить первые звёзды… Впрочем, погода была удивительно прекрасной – тепло, очень лёгкий ветер, пропитанный ароматом осеннего леса – это хорошо расслабляло.

– Дочка, пошли ужинать!

– Иду…

В этот миг у калитки, скрипнув тормозами, остановилась большая машина с эмблемой "Телеграф-стрит"… Дверь машины открылась, и из неё вылез широкоплечий мужчина в довольно странном костюме – светлый пиджак в серую полоску, точно такие же брюки и шапка. Шапка, правда, была ковбойская, но из дорогой кожи – крокодил или какая иная рептилия…