Я покосилась на Антона, который решительно меня куда-то вез. Внешне он был вполне симпатичный, но практика общения с ним показала: он неотесанный, грубый тип. Не стоит даже тратить слова на разговор, этот гоблин мне не поможет. Затаюсь, подожду, где мы окажемся, и буду действовать по ситуации.

Утро за окнами выглядело, как обычное городское утро: пешеходы, машины. Вот только сам город был необычный, хоть я нигде, кроме Пыреево, и не бывала. Мама говорила, мы жили в другом городе, когда я была маленькой, но я все равно его не помнила, и он точно не был таким впечатляющим, как этот.

Мы затормозили около большого здания, при виде которого у меня отвисла челюсть. Да оно потрясающее!

– Приехали, – недружелюбно сказал Антон.

– Куда? Где я вообще? – пролепетала я, пытаясь окончательно осознать, что все это – не плод моего воспаленного воображения.

Антон глянул на меня, как будто я не узнала известного актера, постер с которым висит в каждом доме.

– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, – буркнул он и вылез из машины.

Архитектор, который спроектировал такое здание, мог бы с гордостью вручить самому себе медаль. Даже моих скромных знаний недоучки из колледжа хватало, чтобы сказать: жил он в начале двадцатого века и любил стиль модерн. Здание было огромным, но легким: громада из стекла, железа и гранита казалась невесомой, как воздушный шарик.

Санкт-Петербург… Это что, правда он? Я слышала, что город красивый, видела его на фотографиях, – но сейчас поняла, что, если собрать мои знания в одну кучу, получится немного. Где-то тут есть Зимний дворец, Медный всадник, много каналов и Невский проспект. Пушкин ездил тут на карете, а Петр Первый грозил шведу. В общем-то, все.

– Раньше здесь был Витебский вокзал, теперь управление Стражи, – сказал Антон. – Долгая история.

Вокзал… Кстати, это многое объясняло! В здании было много одинаковых входов, и легко было представить пассажиров, которые валят в них толпой. Но сейчас никого не было: хотя широкая улица была по-утреннему оживленной, к дверям никто не подходил.

Самой красивой постройкой нашего города был торговый центр с супермаркетом и кафешками. Продираясь сквозь учебники по истории архитектуры, я видела много монументальных построек, но никогда не бывала в такой сама и даже не представляла, какое впечатление они производят, когда в них оказываешься. Наверное, так себя чувствовала древнеримская крестьянка, которая пришла в столицу продать скот и увидела Колизей.

Мы направились к самому правому входу – видимо, парадному, судя по невероятному размеру окна над ним. Будто опасаясь, что я сбегу, Антон держался поближе ко мне. Он толкнул серенькую дверь, и мы оказались в вестибюле, который заставил меня окончательно потерять дар речи. Пустое пространство заканчивалось белоснежной мраморной лестницей, на которой можно было снимать сцену какого-нибудь романтического знакомства. Не бывает таких вокзалов.

Через гигантское окно, которое мы видели снаружи, падал свет, растекался по плиточному полу с легкомысленным узором из цветочков. Я подавила желание потрогать его рукой – в основном потому, что не могла согнуться. Все части меня, которые побывали за дверью, онемели и в себя еще не пришли.

Я думала, наши шаги будут разноситься по залу эхом, но тишина этого места была нерушимой. И запах… Я понюхала воздух. На вокзале – даже бывшем – ждешь запаха поездов и шаурмы, но тут пахло так, будто пол и стены вымыли мятным шампунем.

Наверху лестницы мы свернули в высокую арку и подошли к нежно-зеленой двери с резными завитушками. Антон тихо постучал в нее. Такой стук едва расслышишь, но с той стороны сразу раздался мужской голос:

– Прошу!

Кабинет, где мы оказались, впечатлял и размером, и уютом. На правой стене были три окна такого размера, что сквозь них легко мог бы влететь слон, но выходили они не на улицу, а в холл, который мы только что пересекли. Подоконники были уставлены растениями в горшках, удивительно бодрыми для тех, кто никогда не видит прямого солнечного света. Дальний угол занимало раскидистое дерево в кадке, в тени его листьев разместились кресло, торшер и стойка с виниловым проигрывателем. Внутри стойки были аккуратно расставлены пластинки. Вот это я понимаю рабочее место! Я так засмотрелась на обстановку, что человека заметила не сразу. За столом, – конечно, огромным, – сидел мужчина в черной водолазке и бежевом пиджаке. Пространство, которое, видимо, принадлежало ему одному, можно было и в высоту, и в ширину разделить на десять человек. Он поправил стильные очки в темной оправе, и я сразу почувствовала: это не какой-то начальник-самодур, который только раздает приказы. Он смотрел на нас с Антоном так, будто искренне пытался понять, в чем цель нашего прихода, и готов был отложить все дела, чтобы это узнать.

Мало того, он поднялся со стула, как будто специально, чтобы нас поприветствовать. А ведь важные люди никогда не встанут тебе навстречу, наоборот – часто заставляют тебя постоять, а сами сидят, подчеркивая свою власть. Мужчина обошел свой необъятный стол, за которым несколько человек могли бы свободно работать, не пихая друг друга локтями. Оказалось, бежевый пиджак не одинок, и к нему прилагаются бежевые брюки.

Роста мужчина был немалого и, прямо как Антон, очень худой, так что я решила, что они отец и сын. Но моя теория тут же рассыпалась, когда оказалось, что зовут его не Александр.

– Добрый день, я Павел Сергеевич. А вы?..

– Татьяна Максимовна. Здрасьте.

Павел Сергеевич вопросительно глянул на Антона, и тот сказал то, что ему по-прежнему не давало покоя.

– Она закрыла дверь, – сказал он. – Просто рукой. Не предметами. Я сам это видел.

И тут я решила ускорить процесс. Старомодные часы на стене показывали девять двадцать, и мне пора было торопиться. Не дам этой удивительной обстановке отвлечь меня от главного.

– Позвольте я все расскажу, как было, – начала я.

Никогда еще мне не доставалось такой благодарной публики. Я выложила им все: как шла домой из колледжа у себя в Пыреево, за мной пошел подозрительный тип, я бежала, увидела голубую сияющую дверь, которая маскировалась под дверь в гараж, словно приглашала меня зайти. Умолчала я только о двух вещах: о парнях, которым отдала артефакт, и о том, как Антон силой тащил меня к двери. Жаловаться – это мелочно, пусть лучше Антон заметит, как я благородно упустила эту деталь. Чем больше у меня будет союзников, тем выше шансы попасть домой.

– А теперь мне нужны две вещи, – сказала я под занавес своего выступления. – Первое: дайте позвонить сестре. Второе: купите билет домой. У меня ни денег, ни документов, и вы должны мне помочь.

Мы по-прежнему стояли посреди кабинета, и по сравнению с его элегантным хозяином мы с Антоном в пуховиках смотрелись как два пугала.

– Поразительно, – в полной растерянности сказал Павел Сергеевич. – Я был бы рад помочь вам, Татьяна, но, боюсь, это не в моих силах. Вы видели, город у нас не простой, и в связи с этим он несколько… отрезан от мира. От нас нельзя позвонить куда-либо, кроме номеров внутри города. Никто к нам не въезжает и, конечно, не выезжает.

Я уставилась на него. Было видно, что моя история застала Павла Сергеевича врасплох и он не представляет, что теперь со мной делать, хоть и старается сохранить уверенный вид.

– Ладно, могу не звонить, но дайте я ей хоть сообщение напишу!

– Почтовая система также действует только в границах города.

– Да я про… ну… Электронную почту. Мессенджеры.

Оба глянули на меня так, будто впервые слышат эти слова. Следующие минут десять прошли мучительно: я на разные лады твердила про сестру, работу и колледж, которые меня ждут, и пыталась заставить их войти в мое положение. Павел Сергеевич так же убаюкивающе повторял, что я попала к ним в город странным способом, он не знает, как мне его покинуть, и нет, междугородняя связь у них не работает, а слово «интернет» он когда-то слышал, но тут такой штуки нет. Антон хранил гробовое молчание. В конце концов к моему горлу подкатила такая тошнота, что я без приглашения отошла к ближайшему стулу и опустилась на него. Если меня вырвет посреди такого восхитительного кабинета, вряд ли это поможет делу.