Вначале прочесали старух.
Но – ни в какую: впустую выпускали в окно пух.
Застали двух или трех с мертвецом в покрывале:
– Ох! – вздыхали бабки при том. – Какие шутки? Спим с ним в тряпке вторые сутки!
Оберегали своего, но – не того, кого искали.
Потом навещали молодух.
Попадали – на шлюх.
Одна сказала, что не жена, а мертвец в кровати – не приятель, а поп. Другая, рыдая, простонала, что усоп под одеялом нечестный подлец из разбойников. Третья зазывала от дверей к покойнику: "Скорей! Известный головорез, пугая плетью, залез!" А четвертую клушу с мертвой тушей в простыне из плюша на спине поймали под окном: в чужом душе.
Остальные показали на койке кой-какие иные обильные детали для могильной помойки.
Но нужного – не обнаружили.
6
В печальном отчаянии кредиторы полковника посулили населению горы изобилия и премию за покойника.
И вдруг быстро и без потуг преуспели.
Хотя вскоре не шутя пожалели об этом нечистом деле.
Известия о месте лёжки мертвеца полетели по стёжкам-дорожкам в несметном задоре без конца.
Из-за каждого угла и куста присылали и тела, и петиции, и новейшие счета на дальнейшие экспедиции.
Отряд отважных ловцов рос без помех и преград.
И всерьез подозревали всех мертвецов подряд.
Доставали их даже из сажи, мимоз и экскрементов.
Не забывали и своих конкурентов: в доказательство их обманов обещали ручательство ветеранов и воз документов.
Передавали и подробности о беглеце: о морали, злобности и лице.
Уверяли, что пропал и генерал, и адмирал, и рядовой, и ездовой, что влип гражданский и хулиганский тип, что погиб с чахоткой и чесоткой, сожрал отравленный гриб, упал с перерезанной глоткой, придавленный лодкой, растерзанный плеткой, обезглавленный сковородкой, прибитый одежной щеткой, залитый таежной водкой.
Чтобы их находку взяли для пробы, украдкой предлагали подарки и взятки, наливали для сыскных чарки, танцевали вприсядку с ищейками, накрывали на столы блины с икрой, пихали из-под полы штаны с модными наклейками, подавали быстроходные машины и рисовали антикварные картины, завлекали на товарные склады и игрой в рулетку, а для услады угощали не конфеткой, а девицей: едва ли из-за границы, но убеждали, что сгодится – не королевка, не гейша, но милейшая и для отпада – девка что надо!
Желая отличиться, даже убийцы образовали из-за пая свой клуб. Вставали стеной и в раже кричали:
– Труп – мой!
Объясняли:
– Сидим из-за помойной шалавы – срам! Хотим достойной славы! И по другим статьям!
7
Страсть уголовника – отважная, и не малость – не долька. Но у покойника оказалось не только много тел, но и каждая его часть разбежалась , как колчан стрел, орда и дорога из ничего в никуда. Останки выскочили, как метан из-под земли и рубли из банка: тысячами голов и шей, костей и кистей, ушей и почек – улов без одиночек! Не герой из-под кустов, а рой кусков! И как разобрать такой кавардак?
Но отовсюду – предлагали и утверждали, что на материале – печать причуды вояк.
А когда откопали половой член и зашептали, что ерунда – от самого̀, сотни женщин, не меньше, завизжали:
– Его!
А сводни залепетали, что с ним бы не пропали.
И уличали повесу по изгибу вен, либо по длине, толщине и весу.
Отмечали, что и крен наружный – под нужным углом:
– Не хрен, а лом!
Подгоняли бедствие под неприличный синдром и явно толкали следствие в бесславный публичный дом.
А едва показали образец на экране и подверстали в газетах, нашли других, и не два, а кучку. И заранее бормотали о дорогих приметах, как кобели узнавали вдали сучку. Объясняли и район, и наклон: куда и как удалец-мастак направлял штучку.
Наконец под светом прочитали татуировку с приветом подруге за сноровку, услуги и счастье. И – напоминали, что ждали от суда наследства, которое матерый генерал оставлял за соседство и накал страсти.
8
Но сторонники проказ даже на показ интимных трасс получали рутинный отказ.
Озорник со стажем проник в сердца масс, но его поклонники не доказали, что детали – от того беглеца, а всевозможные покойники – не подложные: от начала и лица до кала и конца.
Да и методы собирателей напугали искателей.
И поэтому для тихого выхода из положения премию населению отозвали, наводки и находки признали нечуткими шутками и жуткими утками, а грузы посчитали обузой, собрали в ряд, упаковали в тюки и отослали назад: отправляли и конгломерат лишних костей, и склад бывших людей, и штуки для услад лебедей.
В итоге объявили, что безногий пуп – не полковник, а Труп – не покойник, но враги простили ему долги, и потому бред из-за гнили чрезмерен, а след того, кого травили, утерян.
– Обормоту, – пошутили, – ни к чему простофили!
И охоту на него – прекратили.
V. ОВЛАДЕЛИ В ПОСТЕЛИ
1
И вдруг вспомнили о квартире, откуда давно не выходил никто: на запоре – и окно, и двери, на стук – ни ответа, а в коридоре – без потери – гири и пальто.
Удивленные пересуды – у перил, на лестнице:
– Что это? Сонные? С полмесяца!
– Газет не тащат, а ящик – забит.
– Не звери, а в клозет не спешит. Стыд!
– Пиявки в банке!
Для справки растерянно проверили доходы в банке.
И узнали: переводы поступали, как вначале.
Встревоженные захохотали:
– Живи по любви и всласть – урви и не вылазь!
Но осторожные сказали:
– Не снимали на расходы ни гроша. Связь не хороша!
И пока обсуждали в красках приметы мертвяка и ждали развязки наверняка, пересказали случай другой – и занимательный, и дремучий – с бородой: о почке одной дочки.
2
О ПОЧКЕ ДОЧКИ
"Дочка с матерью жила. Мать от почки умерла. Дочка мать приберегла и в кладовку заперла. Людям стала ловко врать: мать устала, любит спать. Ну и – прочь гонять гостей: нет ума от новостей. А сама – считать втихую: переводы на живую от невзгоды мне как раз и вдвойне в мошне запас.
И с тех пор не горевала. От своих беду скрывала. На двоих еду скупала. На виду у всех гуляла. На укор кричала: "Вздор!" – и плела двойной забор. Стала деньги получать и на серьги, и на кладь. От стола с лихвой вкушала, да и жажду знала мало. Спелым телом расцвела. Что хотела – то могла.
Но однажды заскучала, помрачнела и упала не на печь, а на косяк, и ни лечь, ни встать – никак. А присела и – слегла, побледнела добела, а затем и посинела и совсем занемогла: свеч не жгла и спать не смела, есть не ела, петь не пела и не млела под гармонь – одолела ее вонь.
Что старье и прах в кладовке, то гнилье на страх плутовке!
С перепугу из-за смрада и недуга от засады ком волос она сжевала, нос зажала одеялом и признала: дом – тюрьма, виновата в том – сама, воровата – от каприза , а расплата – тело сизо. Угадала, что жадна, а за дело – и цена.
День и ночь она хрипела: "Деньги – прочь! Рожна хотела!" От тепла и мук взопрела, отекла и вдруг – истлела.
Так, как мрак, приспела кара и угаром от кошмара низвела в пустую дымку молодую лихоимку.
Снизу вверх при всех смотрела экспертиза тело дочки, что, как жердь, дотла сгорело, а узрела – смерть от почки!"
3
В байке без утайки признали и скотство, и сходство.
Но случай могуч, как сказка для детей, а лучшая развязка – ключ от дверей.
Искали его в металле, в куче, но с непривычки не подобрали и отмычки.
Озадаченные, снова встали в коридоре и со слова "мать" начали выяснять, кого обвинять в запоре.
