– Перепились, черти! Борт проломили!

Скупые извинения в ответ, и пароходик даёт задний ход. У нас отлегло от души. Чинить лодку мы мастера. Домой шли под впечатлением увиденного. Кому рассказать, да как слова такие подобрать – это надо видеть! Подумать только, эта порода рыб уже обитала 80 миллионов лет назад!

В 1961 году, в июне, на первом повороте Иргиза, недалёко от устья реки, собралась плотная кучка лодок. И мы с отцом среди них. Лодки близко друг к другу, переговариваемся. Идёт спад воды. В это время вода начинает светлеть после половодья. Рыба скатывается из лугов в основные водоемы и, потеряв силы на икромете, усиленно кормится. Рыбалка в это время интересна тем, что на червя клюёт рыба самая разнообразная, от сома до стерляди. Поскольку Иргиз река судоходная, лодки прижимаются в сторону от судового хода, к обрыву с полосатым столбом. На нем раньше вывешивал знаки бакенщик. Чёрные квадраты и треугольники обозначали глубину и ширину фарватера на перекате.

Денёк выдался ясный, тёплый. Вот кончик спиннинга сигнализирует о сильной поклёвке. Отец доверил мне вытащить рыбину. Тащу, чувствую, что-то приличное, привлёк к себе взгляды соседей. Но рыба у лодки с всплеском уходит. Слышу, папин друг Карамышев комментирует: «Опыта, опыта маловато». Так мне показалось это обидным! Я уже окончил тогда седьмой класс. Рыбы переловил пропасть.

Скоро все отвлеклись на прибытие в нашу группу маленькой моторной лодочки Виктора Курганова с нашей охотничьей базы.

Спустил он якорь дальше всех, на судовом ходе. Или дурак или храбрец, решают соседи. На счету у Виктора множество прошлых несчастий. То учинит пожар в кабинке своей лодки, то через его лодку перепрыгнула «Казанка», проломив борт, то пьяный сам вылетел на камни, то гуляет в синяках от собственной жены. Кто-то в шутку прозвал его за множество «трагедий» «Мефистофель». Подивились решению Виктора и забыли про него. У всех рыба ловится.

Подошло обеденное время, и из-за поворота реки выкатывает быстроходный паром. За высокую надстройку поперёк бортов под рулевую рубку прозвали паром несерьёзно «Корзинкой», хотя он и бывший военный. Паром быстро приближается, включает заунывную сирену, специально для Виктора.

Тот засуетился: то к якорю кинется, то снасти выбирать. Громада парома уже нависает совсем близко. Со стороны кажется, что идет он точно на лодку Виктора. Ну, думаем, сейчас Виктор неминуемо спрыгнет для спасения в воду, но он, к нашему удивлению, скрылся в крохотной кабинке. Что он, самоубийца, что ли? Паром прошел вплотную к его лодке, взметнулась она на гребне высокой волны, зачерпнула бортом изрядно весенней водички. Все от своих снастей оторвались, переживают: жив ли «герой». Вот он появился на свет божий, несет бережно какой-то газетный свёрток к корме и бросает в воду. Все тайное становится явным. Ветерком разогнуло углы газетного листа, и на обозрение публики попала медвежья болезнь Виктора. Смеху, шуток, издёвок на целый час. Кричат, набирайся сил, паром скоро вернется. Виктор молча вынул якорь и перебазировался в хвост нашей группы. Удачливый денек порадовал всех разнообразным уловом.

Детство – время самых ярких впечатлений. Мне повезло, в семье была лодка, и мир природы доступен был во всей полноте.

Вот косматая ночь позади, и ясным утром наша лодочка бежит вверх по извилистой реке Иргиз. Путь наш не близок, и отец с кормы лодки знаками предлагает мне уснуть. Это невозможно. За каждым поворотом открывается новый неповторимый живописный вид.

Тогда река делилась на песчаные перекаты и глубокие, зарыбленные по полной программе ямы. Вода лижет тут глинистые обрывы с корягами и нависшими кустами. Вон, закатав штаны, цаплей бродит по глине с удилищем азартный ловец щук. Старается забросить живца за нависший куст тальника и почти сразу удилище в дугу сгибает сильная рыбина. Привычно стучит наш двигатель, приближая нас к повороту реки с названием «Кривиль». Пониже самого поворота облюбованная отцом яма. Вода тут местами кружит над понижением дна, вымывает из глины рыбе корм, да и коряг тут скопилось у берегов в избытке.

Заглушен двигатель, заброшены с лодки обычные закидные со спиннинговых удилищ. Необычны лишь длинные, треугольного сечения скользящие грузила. Они фамильные. На грани отлиты инициалы отца: «П. Ю. И.» Он замирает в ожидании поклёвки. Мне доверено работать с подсачеком во время поимки леща, но это происходит редко. Ловцы мы тогда были слабые. Даже прикормку рыбы не практиковали.

Созерцаю окружающую местность. Солнце выкатывается из-за леса. Проснулись и засвиристели ласточки-береговушки. Полетали, полетали и стали прятаться в норах из-за отсутствия комаров. Весь обрыв в круглых отверстиях их убежищ. Чуть выше над перекатом мельтешат, рыбачат чайки. Потянуло дымком. Это под самым обрывом, на пологой террасе из глины, уютно расположился у воды бородатый дед сазанятник. Огромный подсачек наготове. Нацепив очки, дед не сводит глаз с окрашенных голубой краской самодельных удилищ. Рядом в кастрюле на углях булькает каша. В теле обрыва вырезана глиняная лесенка. Белесая палатка проглядывает наверху, в тени куста. Видно, обосновался надолго дед.

Солнце озаряет наш плес. Плещет по всей ширине реки рыба, изредка в корягах с шумным всплеском окажет себя крупный хищник. Отражение несколько легких облачков купается в глади вод. Коршун прочертил небо над лесом, над водоемом. Доносится с выси его воинственный клич: «Пиньчирр». Утренняя прохлада уступила место нарастающему теплу. Две синих стрекозы уселись на концы спиннинговых удилищ. Отец ради шутки поднял руку, и откуда ни возьмись уже сидит на пальце крупная зеленоватая стрекоза.

После пойманного крупного леща наступил большой перерыв. Мне становится скучно, тело невыносимо просит движения. Высмотрел торчащий из воды пень у берега. Готовлюсь к самостоятельной рыбалке. Папа уступает моим мольбам и высаживает на берег. Вот уже восседаю на неудобном, жестком пне, но снасть в воде и нужно терпеливо ждать. Какое ликование – на леске ходит подлещик! Извещаю отца о своей поимке. Увы, далее мои крючки стала атаковать густера, изредка попадается, а чаще объедает насадку. Кидаю снасть к берегу – и сразу сел маленький язь, потом ещё один. Дольше мне не усидеть, нога затекла. Вылез на глинистый берег. Живой лентой жмутся к нему мальки. Вот они метнулись в панике: из глубины всплыли горбатые окуни, таятся в тени высокой осоки. Я шевельнулся, и они скрылись. Лезу на обрыв, тут на луговине косят сено. Рядки скошенной травы уходят вдаль. У самой дубравы балаган – стан косцов. По краю обрыва нетронутый травяной островок с цветами и среди них танцуют бабочки. Стоя высоко над водой, подивился красоте этого местечка. Поразительно, как присутствие воды украшает природу!

Спускаюсь к пожилому сазанятнику, он оказался знакомец моего отца, показал кукан с крупным сазаном, накормил пшенной кашей. Дома, может, и есть бы не стал, а тут понравилась. Остатки каши дед смешал с глиной и в виде шаров бросил, как приваду. Вот бы и нам перенять его опыт! Отец подряд вытащил несколько лещей. Это тот самый полуденный клёв. Довольный, забрал меня в лодку, и скоро оба плещемся на песках по другую сторону реки. Журчат, обтекая мысок, быстрые струи. Деревья по берегам застыли, изнывая от жары.

Обедаем на прохладном ложе из травы. Ее пушистые колоски издают сильный пряный запах. Отец повалился навзничь, нежась в тени, а мне захотелось осмотреть соседние луга с озерами, но заросли ежевики встали на пути непроходимой стеной. Исцарапанный в кровь, возвращаюсь, отец уже прибирается в лодке, собирается к дому.