— А вот это тебя точно не касается. Ты отсутствовал столько лет. Я что, должна была кудель прясть? — отрубила она, пытаясь оттолкнуться от него. — Да отпусти меня! Неудобно же сидеть.
— Нет, — просто ответил он, совершенно спокойно и, не напрягаясь, удерживал ее в кольце своих рук. — Теперь точно никуда и никогда ты от меня не денешься.
— Как это? Что ты задумал?
От неожиданности таких высказываний Бэла ослабила сопротивление и в доли мгновения оказалась совсем рядом: губы к губам. Она даже почувствовала аромат крепкого чая, который Слава пил недавно. Затаив дыхание, чтобы не спровоцировать сильного мужчину на необдуманные действия, девушка ждала его следующего шага. И этот шаг последовал: мужские руки осторожно обняли ее и притянули к телу, горячему даже через футболку. Бэла не сопротивлялась, но и не чувствовала никакой дрожи или желания накинуться на него. Она все еще не могла соединить в своем восприятии реальности того мальчика, с которым рассталась по чьей-то злой воле, и этого взрослого мужчину, чьи большие ладони сейчас поглаживали ее спину. Он же смотрел ей в глаза открыто, без единой капли сомнения, словно вернулся домой после долгого отсутствия, где его ждала, несмотря ни на что, любимая женщина.
— Закрой глаза, — прошептал он ей. — Давай продолжим с того места, на котором остановились тогда, как будто не было этих лет, и я все еще молод и хорош собой.
— О чем ты говоришь? — так же тихо, почти касаясь его губ, спросила Бэла. — Ты изменился, стал другим. И хорош собой. Не напрашивайся на…
Она не успела договорить — поцелуй, совсем не детский, заставил ее замолчать на полуслове и закрыть глаза. Он не был агрессивным, скорее, устанавливающим главенство мужчины, а потом стал нежным, мягким, уносящим в далекие мечты юности. И снова Бэла не могла понять, в каком она времени, кто с ней? Ее руки ощущали напряженные мышцы взрослого человека, а губы трогали того, молоденького мальчишку, который когда-то был для нее всем. Оставаясь в своей собственной темноте, она обняла его за шею, коснулась коротко стриженых волос и отдернула руки. Морок первого поцелуя прошел, Бэла оторвалась от его губ и медленно, с недоверием спросила:
— Славка, это ты? Все это правда? Ты здесь, со мной?
— Конечно, я с тобой. Кто же еще пройдет через все чертовы преграды и доберется до тебя, даже если ты замужем. Только я.
Слава обхватил ее затылок и вернул себе прерванный поцелуй.
— Если бы я знал, начиная этот день, что он закончится так, то поторопил бы его, не стал ждать во дворе так долго. Ведь просто собирался сказать, что люблю тебя больше всех, и мне все равно на твоего мужа. Только сказать, чтобы ты знала: всегда любил только тебя, даже когда бесился и злился из-за твоего липового, как оказалось, замужества. Когда руки разбивал в кровь, колотя все, что попадалось на пути, и тогда любил…
— А сейчас? — тихо спросила Бэла, пробуя губами его колючий подбородок. — Сейчас все еще любишь?
— Люблю даже больше, чем раньше. Потому что ты моя, спустя столько лет. И была моей. А я, дурак, поверил, что ты могла…
Теперь уже ее смелый поцелуй остановил его слова.
Они не могли насытиться друг другом, загораясь от каждого прикосновения и вздоха, от легкого стона и тихого шепота, от дрожащего пульса и теплых пальцев. В какой-то момент ей показалось и даже захотелось, чтобы все свершилось этой ночью, но у него на этот счет было другое мнение. Прерывисто дыша, он взял ее руки в свои и сказал:
— У меня большие планы, и совсем нет времени. До самолета всего сутки остались, даже меньше. А обстоятельства изменились. Теперь мне мало увидеться, я хочу забрать тебя с собой.
— Как? Куда? У меня родители, работа, дом. Я не могу!
— Все решаемо. Только надо подключать кое-кого. А мне нельзя себя «светить». Надеюсь, он не проговорится. Ему можно верить.
— О чем ты? — напряглась Бэла.
— Родителям завтра скажешь, что уезжаешь в другой город. Квартиру просто закрой, что ей будет? А вот с работой самое сложное.
— Ты так быстро все решил, — недовольно высказалась она. — Зачем меня спрашивать? Можно, как козу на веревочке, отвести в загон и там оставить. Так получается?
Слава смотрел на нее уставшими глазами, белки которых уже покрылись красной воспаленной сеточкой сосудов. Он понимал ее возмущение и страх: упал, как снег на голову, и диктует свои условия. Но другого выхода он не видел, а оставить ее снова не мог.
— Бэла, — тихо начал он говорить, — мы так много нашего времени растратили впустую! Не хочу больше не на минуту потерять тебя из виду. Каждый день, каждую ночь, каждый миг — рядом. Жизнь так коротка, чтобы тратить ее на какие-то условности. Я часто отлучаюсь по службе… Ты готова на такую жизнь? Со мной.
— Я тебя совсем перестала понимать. Уже скажи прямо, чего ты хочешь? Планы свои большие открой мне.
Он резко встал с дивана, продолжая удерживать ее на весу.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, матерью моих детей. Хочу, чтобы ты поехала со мной. Чтобы выбрала ту жизнь, которой живу я. Хочу сделать тебя счастливой, любить каждую секунду, отдать всего себя. Надеюсь, я немногого прошу?
Слава прислонил ее спиной к стене, приник губами к шее, словно хотел выпить из нее душу. Горячий быстрый ток крови разжег утихший костер и снова огненными язычками пламени царапал женскую сущность. Бэла теряла контроль над своими чувствами, эмоциями. Она понимала — за эти мгновения близости с любимым человеком готова бросить все, что было раньше в ее спокойной размеренной жизни.
— Ты просишь немного: лишь изменить все, к чему я привыкла, — утопая в приятных волнах новых ощущений, прошептала в ответ. — Ведь ничего не будет так, как прежде: мы стали другими, изменились, повзрослели…
— Все это слова. Скажи, что ты чувствуешь? Чего хочешь сама?
— Смешно прозвучит: хочу любить и быть любимой, хочу детей, счастья, чтобы родители не болели и жили долго, хочу быть нужной.
— Это не смешно, это важно. Не знаю, как насчет «родители жили долго» — это не в моей власти. А остальное в наших руках. Так, что скажешь? Ты готова стать Бэлой Печориной?
— Да.
Поцелуй был долгим и сладким, глубоким и возбуждающим. Бэле казалось, что ее кружит в вихре ненаписанных писем, которые сгорали в этом танце огня; несказанных слов, еще стыдливо прячущихся в мыслях; в картинках будущего, где исполняются все ее мечты. Слава чувствовал ее доверчиво прижавшееся тело, хотел взять сразу и все, что уже не надеялся получить, но не мог разрушить это волшебство февральской ночи.
«Скоро, очень скоро! Все будет так, как мы хотели. Надо только успеть», — думал он, не в силах оторваться от любимой и желанной женщины.
Ради нее он проделал долгий путь и в жизни, и на службе, и сейчас, по просторам огромной страны. Расслабиться на пороге новой жизни просто не имел права.
— Кто твой самый большой начальник? — стараясь победить свою одичавшую страсть, спросил Слава.
— Тот, кто сидел передо мной на всех уроках, в пол-оборота к моим тетрадям, — смеясь, ответила Бэла. — Сережка-свет-Валентинович. Он — самый главный московский босс нашей службы. Только он сказал сегодня, что его в Питер скоро переведут.
— Но не сегодня же? Звони ему. Со своего номера.
— И что сказать? — недоумевала Бэла, все еще сидя на руках Славы и обхватив его ногами.
Такая поза никак не способствовала четкому и быстрому мыслительному процессу.
— Скажешь, что с ним кое-кто хочет поговорить.
— Но он ведь на вечере встреч! Наверняка, отмечает.
— Только не в такой компании. Он очень осторожный.
Бэла вспомнила, о чем ей говорил сам Сергей, и согласилась со Славой.
— Тогда поставь меня на пол, иначе мой мозг отказывается работать, — сказала она.
— Это приятно слышать, — впервые весело улыбнулся Слава, собрав лучики морщинок в уголках глаз. — Ставлю. Начинаем действовать быстро и бесшумно.
Последняя фраза, сказанная, как команда, дала понять, какая служба у Славы. Бэле стало страшно. Но она решила проверить свою догадку и, стоя на полу, решительно запустила руки ему под футболку. Слава опешил, просто замер от такой неожиданной дерзости. И пока он приходил в себя, девушка провела чуткими пальцами по его груди, потом придвинулась вплотную к нему, чтобы удобнее было обхватить руками и проверить спину. И она нашла.
