Дак и Яшка-то Клоп тоже безотрывно смотрел на девушку и больше никого, кроме неё, не видел. Ах, как она егозила! – Румянец во всю щеку, волосы по спине рассыпались. Клоп вскочил с места и пустился гарцевать – дневную усталость, как рукой сняло! И всё крутится Яшка и крутится возле Натальи, и всё пытается обнять её. Но, нет! Девушка ловко уворачивается от назойливого ухаря. Наталья дробила чечётку, хохотала, подёргивала по-цыгански плечами и не сводила глаз с Захара. Она подмигивала гармонисту, подзадоривая его. Цыган ловил влекущий взгляд, покрывался испариной и еле сдерживал себя. Ох, как бы он сейчас набросился на неё, разгорячённую, стиснул бы её изо всех своих молодецких сил, измял бы…
Да, влюбился Захар в Наталку – сил нет. Аж сердце заходится от нежности и желания.
– Артист! – Захар всучил Вилену гармонь, сам вышел на круг.
Натуся шагнула к Захару: «Потанцуем?» К ним направился было Яшка. Но Захар легонько оттеснил его: «Прости, Клоп», – обнял Наталью, прижал к себе… Они танцевали и подпевали:
«В парке Чаир распускаются розы М-м-м-м-м…
Снятся твои золотистые косы…
Милый, с тобой мы увидимся скоро…»
Да, это был волшебный танец! Как она осторожнотрепетно двигалась, как прильнула к нему… Он уткнулся в её волосы… Её запах сводил с ума! Вся холостяцкая жизнь теперь казалась Цыгану такой пресной, никчёмной.
– За меня пойдёшь? – горячо дышал он ей в ухо.
– Пойду.
Сватовство
– Наташка, ты зачем Цыганку-то с ума сводишь, а? – затеял разговор отец, – по гулянкам хвостом метёшь?
– А ты откуда знаешь, что там на гулянках-то делается?
– Знаю! – перебил дочку отец. – Учти, дурёха, это он щас такой влюблённый, а потом…
– Ну чего «потом»? Чего?
– А ничего! Ты посмотри: ведь он ни с одной девкой по-нормальному-то не ходит. Послухай, чё люди говорят: с той, мол, погуляет – бросит, с другой… Пустой лоб, одно слово!
– Да не любил он никого…
– Ну да! А тебя так сразу взял и – полюбил! Больно востра на язык стала, как я смотрю! – Степан Иваныч погрозил пальцем. – Не исключаю, что и тобою натешится! Ты об этом хоть думаешь аль, нет? – отец вздохнул, покачал головою. – Да ещё, чего доброго, пузо надует, а потом… ага, ищи-свищи его потом! А нам с матерью потом «гулялово» твоё расхлёбывать? Да и как соседям после в глаза будем смотреть?
– Хм, «гулялово»… слово-то какое придумал.
– Неужели другого, самостоятельного парня, кроме этого, безродного, нет в округе? Да вон, хотя бы Яков Никанорович! Посмотри, человек уважаемый, при должности.
– Вот и женись на нём! – вскричала дочка. Она дерзко глянула на отца, – не нравится он мне, понимаешь? Совсем. – Девушка опустила голову. – Я, может, за Цыгана замуж хочу. Люблю его.
– Да ты как с отцом… – вскричал было родитель, но на полуслове прикусил язык.
Он вдруг вспомнил, как однажды в ночь неожиданно прибежала к нему на сеновал вся в слезах молоденькая Глаша – мать Натуськи. Вспомнил он, как жарко всхлипывала она: «Не хочу за Николку, не люблю его! Тебя люблю». До сих пор не забыл Степан Иваныч, как страстно целовала его Глаша… «Да, какая ночь была! Молодость… – вздохнул отец и отстал от дочери. – Может, и, вправду, сладится всё, да и выйдет она за Захарку».
* * *
Откладывать сватовство на потом Захар не стал и воскресным днём пришёл к Наталье домой и прямо с порога её родителям и бухнул:
– У вас товар, а я – купец!
Степан Иваныч пристально обвёл взглядом жениха с ног до головы, словно первый раз видит.
– Купец значит… ну, давай-садись к столу, купец-молодец.
Жених выгреб на скатерть подарки для невесты и её родителей, поставил чекушку водки.
– Давай, Натуська, угощай жениха, – разрешил отец.
Мать заплакала, обняла дочку и будущего зятя. Степан Иваныч с Захаром ударили по рукам – сватовство состоялось.
Свадьба
И пошёл пир горой! Наготовили-настряпали всей округой и свадьбу отплясывали с утра прямо на улице у нового дома с высоким крыльцом за столами, покрытыми пунцовыми скатертями по новой моде «красных свадеб»[2]. Все нарядные, красивые. Во главе стола – жених в хромовых сапожках и кумачовой рубахе, подпоясанной широким чёрным кушаком, невеста – в белом платье с венком живых ромашек на голове. На почётном месте рядом с женихом – Надежда Романовна, директор детдома и её муж – Филимон Петрович. Около невесты – её родители. Здесь же и педагоги детдома и, конечно, друзья-товарищи Захара. Все пьют, жуют. «За невесту!», «За жениха!». Отец с матерью невесты сказали молодым добрые назидания:
– Будь ей хорошим и честным супругом! И Наталку не обижай! И ты, Натуся, люби мужа и будь ему верной женой!
Все захлопали и – опять: «горько!» Захар, вскидывая смоляной чуб, целовал Наталью. Слово взял Филимон Петрович:
– Дорогие товарищи! Необычный день сегодня: рождается новая семья. Пожелаем же молодым долгой, здоровой и счастливой совместной жизни! Любви и больших успехов в труде на благо нашей социалистической страны!
И снова хлопали, и кричали: «Ура!»
Надежда Романовна после мужа негромко произнесла:
– Наташенька, для нас с Филимоном Петровичем не только Вилен – наш ребёнок, наш сынок, но и все воспитанники детского дома – наши дети. Можно сказать: родные дети! И мы всегда, провожая ребят во взрослую жизнь, надеемся, что всё у них сложится благополучно. Вот и Захара сегодня отдаём в твои женские руки и верим, что вы построите крепкую дружную семью, которая – опора нашей страны. Не скандальте, не унижайте один другого и… любите друг друга. Горько!
Застольщики подхватывают: «горько!» По очереди слово берут педагоги детдома:
– Дорогие, пусть неудачи обходят вас стороною! Нарожайте побольше деток для нашей любимой родины! Горько!
Хором затянули любимую. Захар заливисто – на гармони, а Расимка-Нацмен выводил на балалайке:
«Что стоишь, качаясь, тонкая рябина,
А потом ещё, да и со свистом:
«Гулял по Уралу Чапаев-герой,
Он соколом рвался с полками на бой!»
И вот уже застолье грянуло хором под Виленкино пенье и его гармонь:
«Ревела буря, гром гремел»
«Когда б имел златые горы»
«Хас-Булат удалой,
Бедна сакля твоя»
Старики отдыхают, беседуют о насущном.
– Виленка, ак ты чё ж всё без невесты ходишь?
– Да не родилась ещё моя невеста! – отшучивается парень.
Молодёжь танцует, а Вилен поёт из своего любимого Утёсова:
«У меня есть сердце,
А у сердца – песня»
Вскоре директор детдома с мужем, сославшись на завтрашние дела, простились с гостями и виновниками торжества.
– Сынок, слишком долго не задерживайся, – попросили они Вилена.
* * *
Свадьба – в разгаре. Жених с невестой целуются… Гости едят, пьют кисленькую бражку, сладенькую наливку. «Ой, до чего же красивая пара!» – восклицает кто-то из приглашённых.
«Горько!» – раздаётся уж в который раз.
– Горько! – громче всех орёт из-за стола вконец опьяневший Яшка-Клоп. Он масляными глазами глядит на Наталью и скрипит зубами: «Ну… почему… почему эта баба… и не моя?»
Теренчиха сидит рядом и, сквозь шум застолья услыхав сына и оглядываясь по сторонам, громким рыком одёргивает его:
