Все мы путешествующие во времени. Живём настоящим, мечтаем о будущем, оглядываясь на прошлое, размышляем о жизни. И кажется, что вот-вот, ещё чуть-чуть, совсем немного – и мы наконец достигнем того, к чему стремились всей своею душою, что лелеяли в своём сердце, на что надеялись, чего ожидали, о чём так долго думали, чего желали, благодаря чему станем наконец счастливыми и заживём, по-настоящему заживём. Не так как сейчас, а лучше, гораздо лучше. И не просто лучше, а прекраснее, намного прекраснее! И эта прекрасная жизнь, конечно, будет долгой, безоблачной и счастливой, бесконечно счастливой!

Да, именно так, например, думаю и я. А разве вы думаете иначе? Вполне возможно. Но кажется мне, что думать иначе – не так уж и просто. Вообще, задумываться в наше время стало гораздо сложнее. Вы спросите – почему? Да просто нет времени подумать, и всё. Времени катастрофически не хватает, хотя в то же время кажется, что оно бесконечно. И уж – по крайней мере, для меня – оно никогда не закончится. А вместе со временем и я также бесконечно буду жить настоящим, мечтать о будущем, оглядываясь на прошлое, задумываться о жизни, и рисовать себе безоблачные картины своей будущности, в которых я непременно стану наконец счастливым человеком, и счастье моё не отнимется у меня уже никогда и никем.

Но время неумолимо ускользает, настоящее уходит в прошлое, будущее, плавно перетекая в настоящее, становится всё менее различимым. И, сливаясь с сегодняшним днём, приближает неминуемо завтрашний, погружая в суету дел, под игом которых ослабевает надежда в мечту о счастливой будущности, которая некогда нашла местечко в уме моём и с успехом поселилась в нём на долгие-долгие годы. Однако этот мираж уже всё реже и реже появляется пред взорами ума, и гораздо быстрее, чем ранее, исчезает. Он уже так не волнует воображение своими прекрасными картинами, и все чаще заставляет задуматься о том, что воображаемое не столь прекрасно, как ранее оно казалось, и не столь желанно, как ныне теперь кажется.

Впрочем, мой дорогой читатель, не подумайте, что я впал в меланхолию и решил за собой вас туда потянуть. Я просто приглашаю вас вместе со мною задуматься и поразмыслить о том, о чём у нас так редко хватает времени подумать, но о чём непременно – каждый в своё время, когда-нибудь, быть может, даже очень скоро – начнёт размышлять. И если вы любезно примете моё приглашение задуматься прямо сейчас, то лучшего времени, пожалуй, нам с вами для этого нельзя и представить. Ведь мы же с вами путешествующие во времени. А любое, даже самое длительное путешествие, имеет свою продолжительность, после чего завершается и оканчивается.

Не будем же терять драгоценное время! Давайте подумаем над тем, над чем, быть может, мы не задумывались ранее. А если и задумывались, то тем лучше, тогда наши мысли раскроются в слове. А слово, быть может, даст новый поток мыслям, которые в свою очередь, сподвигнут нас к свершению дел. И это постоянное движение будет совершаться до тех пор, пока мы с вами путешествуем во времени. Ведь от того, с какими мыслями наше путешествие будет проходить в настоящем, зависит не только безопасность путешествующих здесь и сейчас во времени, но и возможность их дальнейшего безопасного перехода к путешествию вне времени и пространства. А в том, что и такие путешествия могут быть, мы сможем убедиться сами, если начнём чаще задумываться о том, о чём ранее мало задумывались. На этом, пожалуй, я закончу своё вступительное слово, туманная недосказанность которого непременно должна рассеяться перед нами в словах дальнейшего повествования.

О чём только не размышляют люди. Если сказать просто, то обо всём. Иной задумается о великих и важных, по его, разумеется, мнению, идеях, и всё думает, думает и думает, и наконец, выдумает такое невероятное и невозможное, что просто можно удивляться, как же такое возможно было придумать и откуда это всё выдумалось, и кто, в конце концов, до такого додумался. Однако же выдумали всё-таки, однако придумали, однако, придумав, записали, напечатали, опубликовали и стали распространять, рекламировать, продвигать, размножать всё больше и больше, и как можно больше, и ещё больше, и даже больше, чем это нужно, чем это необходимо, чем оправдано, в коммерческих, разумеется, целях, и прочее, и прочее…

Вы спросите меня: о чём это я взялся с вами беседовать и на какую тему? Поверьте, я и сам не знаю, как подступиться и с чего начать. Ведь тема, о которой пойдёт ниже речь, необыкновенная, неординарная, сомнительная и невозможная, в конце концов, ни в каком отношении. Зачем я вообще решился тогда рассуждать о ней, если считаю невозможным говорить о вещах, которые маловероятны, которые сомнительны и к тому же неизвестны ни нам, ни нашим предкам и, дерзну сказать, что и потомки наши вряд ли найдут необходимым всё то, о чём я тут собрался беседовать с вами.

А впрочем, не с вами я вовсе хотел и начать беседу. Не обижайтесь, прошу вас, дорогой читатель, что я именно так выражаюсь, как выразился только что. И не подумайте, что я вовсе не заинтересован в вас! Нет, нет, напротив! Вы-то как раз мне и нужны! Да, да! Я именно в вас и нуждаюсь! Вы необходимы мне как свидетель!

Именно как свидетель, свидетельствующий о том, что всё, что написано на страницах этой книги, – полнейшая чепуха, невообразимый вздор, абсурд, да и только, что это всё выдумано специально, чтобы отвлечь от важных и полезных дел как вас лично, так и всех тех, кто когда-либо возьмётся что-либо прочесть из неё, не говоря уже о том, чтобы прочитать с начала и до конца. И вот поэтому вы так мне нужны! И чтобы свидетельство ваше было абсолютно непредвзятым и правдивым, а слова обличения как гром гремели бы среди ясного неба, предупреждая всех, кто не успел ещё ничего и прочесть, а только, взяв в руки книгу, раскрыл всего первую страничку, но услышав ваш обличающий голос, тут же закрыл бы её и отложил в сторону, исполнившись страха и трепета от грозного предупреждения вашего: не читать ничего здесь написанного нигде, никогда и ни под каким предлогом!

И если вы готовы свидетельствовать непредвзято, то вам, как и всякому независимому от чьего-либо мнения, не остаётся ничего, как именно прочесть всё от начала и до конца, чтобы быть, так сказать, в курсе дела, а точнее, в курсе всех дел, и моего дела тоже. О, вы окажете мне тем самым большую услугу, если станете свидетельствовать искренно, нелукаво, правдиво и откровенно, что всё рассматриваемое здесь смешно, нелепо, грубо и глупо! Ну согласитесь же, что признавать глупость повсюду гораздо приятнее, чем обнаружить её в себе! Признать себя глупым – это почти так же невероятно, как и всё, о чём написано в этой книге.

Например, я ни за что не признаю себя глупым, даже если явно сглуплю в чём-нибудь. Я найду своей глупости законное оправдание, я узаконю её, если хотите, и буду следовать этому закону. Тогда же, когда скажу или сделаю какую-либо глупость, я буду ссылаться на принятый мною закон, оправдывающий мою глупость, и даже более, признающий её не глупостью вовсе, а умным, полезным и значимым научением для себя, для общества, для страны и, если хотите, для всего того, что когда-либо было, есть и будет. Я наделю свою глупость небывалым умом, тончайшей сообразительностью и деликатностью воззрений на жизнь, я стану убеждать всех, что моя глупость, – это не глупость вовсе, а новый взгляд на мир, например. Что те, кто не нашёл в этом взгляде ничего умного, просто ещё не доросли до того, чтобы разглядеть в моей глупости небывалую умность. Что вот когда они дорастут, тогда наконец и увидят, насколько умна моя глупость, а следовательно, умён и тот, кто придумал её!

А разве у вас не так же происходит с глупостями, как у меня? О, мне было бы интересно знать, во что обращаете вы свою глупость. В какие одежды облекаете вы её. Признаюсь вам откровенно, что пределом настоящего искусства для глупости считается то, когда все вокруг признают её умной. Когда трепещут перед ней, как перед чем-то ранее небывалым, но появившимся непонятно откуда. И хотя все сначала пытаются игнорировать глупость, но она, однако же, себя так по-умному ведёт и держит, и, знаете ли, весьма ловко умничает и кокетничает со всеми теми умными, считающими себя неглупыми, так, что эти любезные глупости, которые расточает повсюду неприглядная глупость, принимаются даже самыми умными за великий ум, за неординарное мышление, за смелость идей и за современное воззрение.