Так, прослужив в Королевских ВМС почти пять лет, я в возрасте восемнадцати лет стал мичманом. По крайней мере я всегда находил объяснение столь длительной службы тем, что не мог уволиться по своему желанию без уплаты моим отцом за четырехлетнее обучение, что было маловероятно. Нам не нужно было давать «подписку», никакой контракт не составлялся и при этом от нас не требовалось приносить присягу на верность, как это должен был сделать каждый в армии. Мне всегда говорили, это потому, что армия однажды взбунтовалась – с тех пор ей никогда полностью не доверяли! И с той поры говорят «Королевские ВМС» и «Британская армия».
На воротнике у меня появились две белые нашивки, и я был «…направлен для дальнейшего прохождения службы…» на плавбазу подводных лодок «Мейдстоун», находящуюся на переоборудовании в Портсмуте. Тот факт, что меня послали не на крейсер, линейный корабль или авианосец, а на плавбазу, ясно говорил о том, что меня оценили как угодно, но только не подающим большие надежды. Подводники к таким тоже не относились – немного пахли, вели себя не слишком хорошо, пили слишком много. Их считали людьми с плохими привычками, служащими на консервных банках, а профессиональная репутация их плавбаз была еще ниже. Но «Мейдстоун» была внушительной и большой. Это было 10000-тонное судно, предназначенное для инженерного обеспечения, технического обслуживания кораблей и размещения штаба эскадры, в которую входило примерно восемь подводных лодок. Плавбаза была плавающим штабом, хранилищем запасов, мастерской и гостиницей для экипажей лодок, которые базировались рядом с нею. На ней находились мастерские для ремонта машин, обслуживания торпед, различных приборов, гидравлики и так далее. И на этой плавбазе была дюжина нас, мичманов, познающих службу на большом корабле и начинающих впервые командовать настоящими матросами.
Через десять месяцев я получил новое назначение на 8000-тонный крейсер «Шеффилд», который только что вышел из ремонта и модернизации. Это был быстроходный, хорошо спроектированный боевой корабль, имеющий на вооружении девять шестидюймовых пушек, восемь четырехдюймовых и много многоствольных 40-миллиметровых артустановок «Бофорс», расположенных повсеместно. Мы принимали его на верфи в Чатеме и вели до Мори-Ферта, где должны были в течение сверкающей северной весны и лета ввести его в строй. К концу этого лета я стал старшим мичманом. Моя зарплата составляла 10 фунтов в месяц, из которых я экономил 5 фунтов главным образом из-за отсутствия возможности их потратить. Это был старый Королевский флот, который заставлял тебя тяжело работать и ждал благодарности за его благодеяния и заботу о твоем профессиональном обучении.
Но были также и проблемы. Война, которая согласно своей сущности делала жизнь на боевом корабле суровой, жестокой и короткой, закончилась не так давно. Рядом с нами находилось довольно много людей, страдающих от старого несчастья с современным названием «стресс». «Контузия», «судороги», «отсутствие воли» были более точными, хотя и менее корректными его определениями. Невежды иногда описывали это явление даже как «трусость», возвращаясь назад к тем временам, когда в британских вооруженных силах было очень много глупых споров о самом понятии «стресс». Стоит напомнить, что стрессы со всеми ужасами, которые они заставляют испытывать благородного, храброго человека, были тогда такой же реальностью, как и сегодня.
Странное поведение таких людей на послевоенном флоте проявлялось разными способами, в основном разительным изменением поступков. Тихий прилежный человек становился заядлым спорщиком. Чертовски общительный – замкнутым. Многие так и не смогли это преодолеть, а большинство никогда не подавали виду, что они чем-то отличались от других людей. Были люди, которые после военных волнений находили жизнь скучной. Их мотивация сильно упала, а вместе с ней и нормы личного и профессионального поведения. Это приводило к снижению уровня обучения и воспитания молодых офицеров, карьерам многих из которых так и не суждено было состояться.
Поэтому попасть на корабль с действительно высококлассными офицерами всегда было удачей для молодого мичмана. Кстати, удача сопутствовала мне чаще, чем обычно. Я служил под руководством ряда по-настоящему выдающихся морских офицеров. Все они впоследствии занимали высокие командные посты. Они учили и натаскивали меня, поощряли, а иногда и давали пинка. Без них я бы никогда не смог стать тем, кем я стал. В то время все запросто могло пойти по-другому, особенно для такого неуверенного в себе и свободного от обязательств молодого офицера, каким был я.
Осенью 1951 года я перевелся с «Шеффилда» на «Зодиак», прекрасный эсминец, способный развивать ход в тридцать два узла при любых условиях и вооруженный четырьмя 4,7-дюймовыми пушками и восемью торпедными аппаратами. Он базировался в Портленде, где находился учебный дивизион. Мне было девятнадцать лет, но я по сути все еще оставался школьником. Все отмечали мою незрелость. Вспоминаю, что когда я прибыл на борт, главные старшины выглядели старыми, как Бог, а командир корабля, капитан-лейтенант, выглядел даже несколько старше. Ему было около тридцати семи. Командира звали Джефф Вардл. Он был замечательным человеком, несколько раз смотрел в лицо смерти: его субмарина была потоплена в самом начале войны, и он провел в лагере военнопленных почти всю войну. Оттуда он четыре раза бежал, четыре раза его ловили и в конце концов он оказался в Колдице. Из лагеря Джефф вышел несломленным и с новым ремеслом – стал опытным специалистом по открыванию замков. Он мог за несколько секунд пройти через любую дверь, и никто на «Зодиаке» не волновался о потере ключа.
Старшим помощником командира был двадцатишестилетний лейтенант Ричард Клейтон, редко сходивший на берег, очень ответственно выполнявший свои обязанности, с неизменными двумя стаканами «Драй Сэк» перед обедом. Херес в отличие от старпома мне нравился, хотя к последнему я всегда питал уважение. Он был сыном контр-адмирала. Когда дело касалось работы, обладал тяжелым, жестким нравом. Клейтон действительно заставил меня досконально изучить весь корабль, поручая работу в каждой боевой части.
Через четыре месяца мне присвоили звание младшего лейтенанта, и я получил свою первую золотую нашивку. Это был серьезный прогресс. Задолго до окончания отведенного времени меня допустили к самостоятельному несению вахты на ходовом мостике в море. Я помню, как, находясь на мостике несущегося в ночи корабля и время от времени ощущая удары волн о его корпус, чувствовал сильное волнение от возложенной на меня ответственности за безопасность корабля и его экипажа. Теперь-то я знаю, что командир корабля держал себя в трехсекундной готовности вступить в управление на случай, если бы я сделал что-то неправильно. Но я ощущал себя лично командовавшим этим эсминцем. Это был опьяняющий опыт – мне не было еще и двадцати.
Иногда мне позволяли замещать штурмана. Это мне нравилось больше всего и нравится до сих пор. Двадцатичетырех летний штурман лейтенант Пол Гриннинг, сын замечательного храброго командира эсминца в период второй мировой войны, был моим хорошим другом и наставником. Меня никогда не удивляла их дальнейшая карьера: Клейтон закончил службу адмиралом, сэром Ричардом Клейтоном и главнокомандующим ВМС метрополии; Гриннинг – контр-адмиралом, флагманским офицером королевской яхты. В конечном счете контр-адмирал сэр Пол Гриннинг стал главой королевского хозяйства20.
Мне было жаль оставлять «Зодиак» и идти на берег, как оказалось, почти на два года. План моей подготовки требовал пройти обучение на курсах младшего офицерского состава в Королевском военно-морском колледже в Гринвиче. Курс объединял углубленное изучение некоторых наук с потрясающими правилами военного мышления и письма. Нас учили логическому мышлению и правилам изложения своих мыслей на бумаге. Книги, изданные в то время в Соединенных Штатах и подававшиеся как величайшие достижения в области интеллектуального управления со времен Сунь-Цзы, просто перефразировали руководящие документы штабов Королевских ВМС того времени.
