Его многолетний опыт сканирования эфира гарантировал, что его карьера вскоре снова расцветет. Ему поручили технические разработки Y-перехватов – тактических перехватов немецких сообщений, – а позже он стал главным научным сотрудником в Управлении связи Адмиралтейства. Он снова вернулся в Большую игру и заново открыл для себя свою молодость. К 1943 году он был ответствен за составление планов подачи сигналов на День «Д»[9]. Это была масштабная задача. Но после каждого рабочего дня он до рассвета сидел со своим радиоприемником, слушая трескотню азбуки Морзе, записывая и анализируя ее, готовясь к следующему дню. Я часто думаю, что он был счастливее всего, сгорбившись над этими сетами, с наушниками на голове, пытаясь разобраться в таинственной электронной вселенной.

С началом войны Школа сельской экономики закрылась, и мой наставник Скотт Уотсон стал главным научным сотрудником Министерства сельского хозяйства, забрав с собой большую часть персонала, чтобы приступить к жизненно важной задаче по заготовке продовольствия в стране. Теперь я был единственным членом семьи, каким-либо образом не вовлеченным в военные действия. Я написал Брундретту в надежде, что для меня может найтись место где-нибудь в Адмиралтействе. К моему удивлению, я получил телеграмму с приглашением в его офис.

Брундретт знал меня много лет. Он был увлеченным фермером, успешно разводившим коров голштинской породы, и его очень интересовал мой опыт в Ахнадаррохе. Он спросил меня, что, по моему мнению, я мог бы делать в Адмиралтействе, и я объяснил, что годы, проведенные за наблюдением за работой моего отца, дали мне такое хорошее представление об электронике, какое я мог бы получить в университете. В течение десяти минут он договорился о том, чтобы я приступил к работе в исследовательской лаборатории Адмиралтейства на следующей неделе.

Моим отделом в исследовательской лаборатории Адмиралтейства (ARL) великолепно руководил Стивен Баттеруорт, которого по какой-то неизвестной причине всегда звали Сэм. Он был высоким, худощавым мужчиной с копной вьющихся темных волос. Он непрерывно курил трубку, работал как сумасшедший и собрал вокруг себя команду необычайно талантливых молодых ученых, включая Мэсси, Ганна, Вигглсворта, Бейтса и Крика. Я чувствовал себя ужасно неуверенно, когда прибыл в ARL, из-за отсутствия у меня квалификации. Каждую ночь я сидел за кухонным столом в нашей маленькой квартирке в Хэмптон-Уик, изучая физику по учебникам, когда рядом падали немецкие бомбы. Но Баттеруорт был постоянным источником поддержки. Его единственный недостаток был его величайшей силой. Он выполнял свою работу тихо, предоставляя другим заниматься саморекламой. В конце войны наградой за его гений и его тихое усердие стало его забвение.

Вклад Исследовательской лаборатории Адмиралтейства в победу в войне был сильно недооценен. Одной из самых насущных проблем, с которыми столкнулась Британия в начале войны, была угроза магнитных мин. ARL начала работу по разработке систем размагничивания для нейтрализации магнитных полей наших кораблей и, таким образом, их защиты. Без действительно эффективной системы наша способность сражаться в 1940 году была бы серьезно под вопросом.

Например, в Дюнкерке тысячи мин усеяли мелководье у побережья. Гитлер был убежден, что это предотвратит любую массовую эвакуацию британских войск. Баттеруорт знал, что немецкие мины действуют только на северный полюс вниз, и предложил намагнитить наши корабли южным полюсом вниз, чтобы корабли отражали мины. Адмиралтейство приступило к масштабной программе изменения магнитного поля всех кораблей, идущих в Дюнкерк. Результатом стало то, что ни одно судно не было потеряно из-за мин.

В суматохе войны у молодых людей не было иного выбора, кроме как погибнуть. Вскоре после Дюнкерка мне и другому молодому ученому ARL, Рэю Госсейджу, дали задание размагнитить линкор «Принц Уэльский». Судно стояло в сухом доке в Розайте, и его следующий рейс должен был доставить Уинстона Черчилля на Атлантическую конференцию с Рузвельтом. Она была построена на верфи в Белфасте. Из-за чего его магнитное поле распространялось вокруг корпуса, а не имело четкой направленности. Первоначальное размагничивание оказалось неудачным, и оно считалась крайне небезопасной в своем нынешнем виде.

Госсейдж и я разработали импровизированную систему отключения намагничивания корабля, намотав гигантскую катушку вдоль корабля. Затем мы включили ее, подключив к батарее подводной лодки. На организацию всей операции ушло несколько дней, и в ней участвовал весь экипаж корабля. Когда мы наблюдали из сухого дока в Розайте, сотни мужчин работали в унисон с нашими командами, хотя нам обоим было едва за двадцать.

Наука в военное время – это часто случай импровизации с имеющимися материалами, решения проблемы как можно лучше в данный момент, вместо того чтобы планировать на десять или пятнадцать лет вперед, когда может быть слишком поздно. Война сформировала мой дальнейший подход к технической разведке. Это научило меня ценности импровизации, а также показало, насколько эффективными могут быть операции, когда люди действия прислушиваются к молодым людям, верящим в практическую науку изобретательства. К сожалению, к концу войны это отношение практически исчезло; мертвая рука бюрократов начала выдавливать жизнь из Англии.

Начиная с 1942 года, я работал над первыми системами обнаружения сверхмалых подводных лодок. Они успешно использовались для защиты гаваней во время высадки сил союзников в Северной Африке, а затем в Северо-Западной Европе.

Технические проблемы размагничивания подводной лодки намного сложнее, чем проблемы размагничивания корабля, но в конце концов я обнаружил, что электромагнит, размещенный по всей длине подводной лодки и подпитанный нужным количеством тока, нейтрализует петли подводных детекторов на морском дне.

К концу войны курс моей жизни безвозвратно изменился. Хотя сельское хозяйство оставалось моей первой любовью, мне явно было суждено к нему не возвращаться. Вместо этого я участвовал в послевоенном конкурсе научной гражданской службы под председательством Си Пи Сноу. Он был разработан для отбора лучших ученых из сотен, набранных во время войны. Я сдал тест, набрав 290 баллов из 300 возможных. Баттеруорт тепло поздравил меня. Все эти ночи, проведенные за учебниками, наконец-то окупились, хотя заслуга в основном принадлежала ему.

Мой отец вернулся в компанию Marconi в качестве главного инженера в 1946 году, и в том же году я начал работать главным научным сотрудником в исследовательской лаборатории электроники сервиса. В течение следующих четырех лет мы тесно сотрудничали друг с другом, судебные процессы 1930-х годов были невысказанной связью между нами, пока телефонный звонок сэра Фредерика Бранд-Ретта в 1949 году не привел МИ-5 в мою жизнь.

Через несколько дней после той первой встречи в офисе Брандретта в 1949 году мне позвонил Джон Тейлор и пригласил меня в Лондон. Он предложил Сент-Джеймс Парк, и мы встретились на мосту перед Букингемским дворцом. Мне показалось странным заниматься делами национальной безопасности, прогуливаясь среди пеликанов и уток, время от времени останавливаясь, чтобы поразмыслить, глядя на наши отражения в бассейне.

Тейлор был маленьким мужчиной с усиками карандашом и серым, резковатым лицом. Он был одним из офицеров связи Монтгомери во время североафриканской кампании, и хотя сейчас работает техником Главного почтового управления, он сохранил свою резкую военную выправку. Он руководил техническими исследованиями, какими они были, для МИ-5 и МИ-6 из своей лаборатории в Отделе специальных расследований Главного почтового управления в Доллис-Хилл. Тейлор убедился, что я знаю, что он главный. Он прямо сказал мне, что, помимо одного краткого визита в штаб-квартиру МИ-5 в Леконфилд-хаус, чтобы встретиться с полковником Каммингом, мне пришлось бы действовать через него как посредника. Тейлор не поощрял дискуссию об «офисе»; он просто объяснил, что мне будет присвоен титул «внешнего научного консультанта» и что мне не будут платить за выполнение моих обязанностей. В течение нескольких лет мы продолжали встречаться в Сент-Джеймс Парк примерно раз в месяц, чтобы обсудить письменные отчеты по техническим вопросам, которые я отправлял К. У. Райту, секретарю комитета Брундретта. (Позже Райт стал заместителем секретаря в Министерстве обороны).