Мы с Тейлором разделили техническую работу. Главное почтовое управление продолжало исследования в области инфракрасного обнаружения. Я начал использовать ресурсы исследовательской лаборатории для разработки новых микрофонов и изучения способов получения звуковых отражений от офисной мебели. Я уже был знаком с техническими принципами резонанса по своей работе в противолодочной авиации. Когда звуковые волны сталкиваются с натянутой поверхностью, такой как окно или картотечный шкаф, создаются тысячи гармоник. Хитрость заключается в том, чтобы определить точку, в которой присутствует минимальное искажение, дабы звуковые волны можно было воспринимать как понятную речь.
Однажды в 1951 году мне позвонил Тейлор. Его голос звучал явно взволнованно.
– Нас опередили, – сказал он, задыхаясь. – Мы можем встретиться сегодня днем?
Я встретил его позже в тот же день на скамейке в парке напротив Министерства иностранных дел. Он описал, как один из дипломатов в нашем посольстве в Москве слушал приемник WHF в своем кабинете, который он использовал для мониторинга полетов русских военных самолетов. Внезапно он услышал, как британский военно-воздушный атташе громко и четко говорит в своем кабинете. Осознав, что атташе каким-то образом прослушивается, он быстро сообщил об этом в Лондон. Мы с Тейлором обсудили, какой тип микрофона может быть задействован, и он договорился с инженером дипломатической службы радиосвязи по имени Дон Бейли провести расследование. Я проинформировал Бейли перед его отъездом в Москву о том, как лучше всего обнаружить устройство. Впервые я начал понимать, насколько британская разведка была лишена технических знаний. У них даже не было нужных приборов. Мне пришлось одолжить Бейли собственные. В посольстве был произведен тщательный обыск, но так ничего и не было найдено. Русские явно были предупреждены и отключили устройство.
Из допроса Бейли по его возвращении мне стало ясно, что это не был обычный радиомикрофон, поскольку при работе устройства присутствовали сильные радиосигналы, которые были обычными несущими. Я предположил, что русские, как и мы, экспериментировали с каким-то резонансным устройством. Через полгода моя правота подтвердилась. Тейлор вызвал меня в Сент-Джеймс Парк на очередную срочную встречу.
Он сказал мне, что «чистильщики»[10] из Госдепартамента США регулярно проводили «санитарную обработку» офиса американского посла в Москве в рамках подготовки к визиту государственного секретаря США. Они использовали стандартный настраиваемый генератор сигналов для создания так называемого «эффекта кругового воя», похожего на шум, создаваемый, когда радиостанция разговаривает с кем-то по телефону, в то время как его домашнее радио или телевизор включены. В ходе «раунда завывания» было обнаружено небольшое устройство, встроенное в макет герба Соединенных Штатов[11], висевшего на стене за столом посла.
Частота воя составляла 1800 МГц, и американцы предполагали, что рабочая частота устройства должна быть такой же. Но тесты показали, что устройство было нестабильным и нечувствительным при работе на этой частоте. В отчаянии американцы обратились к британцам за помощью в решении загадки того, как «эта штука», как ее называли, работала.
Брандретт организовал для меня новую, защищенную лабораторию на пустыре в Грейт-Баддоу. Тейлор и два американца торжественно вручили мне этот шпионский предмет. Устройство лежало завернутым в вату внутри маленькой деревянной коробки. Последняя выглядела так, как будто в ней когда-то хранились шахматные фигуры. Устройство было длиной около восьми дюймов[12]. Сверху находилась антенна, которая вставлялась в полость. Внутри полости находился металлический гриб с плоской вершиной, который можно было регулировать для придания ему переменной емкости. Позади гриба была тонкая, как паутинка, диафрагма для приема речи, которая, по-видимому, была проколота. Американцы застенчиво объяснили, что один из их ученых случайно проткнул его пальцем.
Беда не приходит одна. Создание системы обнаружения противолодочных средств приближалось к своим решающим испытаниям и требовало долгих часов внимания. Но каждую ночь и каждые выходные я пробирался через пустыри за зданием компании Маркони к своей заброшенной хижине Ниссена. Я упорно трудился в течение десяти недель, чтобы разгадать тайну.
Сначала мне пришлось отремонтировать диафрагму. Эта штука имела отличительные признаки оборудования, которое русские ввели в эксплуатацию в срочном порядке, предположительно для того, чтобы убедиться, что оно было установлено до визита госсекретаря. У них явно была какая-то микроскопическая насадка для установки диафрагмы, потому что каждый раз, когда я пользовался пинцетом, тонкая пленка разрывалась. В конце концов, методом проб и ошибок мне удалось сначала установить диафрагму, а затем закрепить ее. Это было не идеально, но сработало.
Затем я измерил длину антенны, чтобы попытаться оценить, как она резонирует. Оказалось, что 1800 МГц – правильная частота. Но когда я настроил устройство и издал на нем шумы с помощью генератора аудиосигналов, это было именно так, как описали американцы – невозможно эффективно настроить. Но после четырех выходных я понял, что мы все думали об этом с ног на голову. Мы все предполагали, что металлическую пластину нужно было сразу открыть, чтобы усилить резонанс, хотя на самом деле чем ближе пластина к грибу, тем больше чувствительность. Я подтянул пластину вплотную и настроил излучаемый сигнал на 800 мегациклов. Эта штука начала издавать пронзительный звук. Я позвонил своему отцу в состоянии сильного возбуждения.
– У меня эта штука работает!
– Я знаю, – сказал он, – и этот вой разрывает мои барабанные перепонки!
Я договорился продемонстрировать эту штуку Тейлору, и он отправился туда с полковником Каммингом, Хью Уинтерборном и двумя американскими «чистильщиками». Мой отец тоже пришел с нами, приведя другого ученого-самоучку из Маркони по имени Р. Дж. Кемп, который теперь был их руководителем исследований. Я установил устройство у дальней стены хижины и установил еще один радиоприемник в соседней комнате, чтобы звуки аудиогенератора можно было слышать так, как будто он работает.
Я настроил оборудование на прием сигнала на частоте 800 МГц и начал объяснять, как это работает. Американцы выглядели ошеломленными простотой всего этого. Камминг и Уинтерборн были самодовольны. Это было сразу после катастрофы с делом Берджесса и Маклина. Бегство в Советский Союз этих двух дипломатов Министерства иностранных дел в 1951 году вызвало возмущение в США, и я вскоре понял, что любой незначительный способ продемонстрировать британское превосходство имел для них решающее значение. Кемп был очень польщен, справедливо рассудив, что это будет только вопросом времени, когда Маркони получит контракт на разработку аналогичного устройства.
– Как скоро мы сможем его использовать? – спросил Камминг.
Кемп и я объяснили, что, вероятно, потребуется не менее года, чтобы изготовить оборудование, которое работало бы надежно.
– Я думаю, мы можем предоставить помещение, Малкольм, – сказал Кемп Каммингу, – и, возможно, одного человека для работы под началом Питера. Это может дать вам прототип, но после этого вам нужно будет получить финансирование.
– Ну, для нас совершенно невозможно заплатить, как вы знаете, – ответил Камминг. – Казначейство никогда не согласится расширить тайное сотрудничество.
Кемп поднял брови. Очевидно, Камминг много раз приводил этот аргумент раньше, чтобы получить оборудование бесплатно.
– Но, конечно, – рискнул я, – если правительство серьезно относится к техническому развитию событий для МИ-5 и МИ-6, им придется выделить деньги.
– Они крайне неохотно идут на это, – ответил Гумминг, качая головой. – Как вы знаете, нас на самом деле не существует.
