В связи с этим я также вспомнил, что по всей квартире мои любители отхлебнуть глоток – другой расставили стаканы с недопитыми напитками, каковой обязательно вот–вот допьют, и чтобы он стоял поближе. Но попить хочется всегда в том месте, где специально предусмотренные стаканы как назло не стоят, поэтому всего проще пойти на кухню и очень удивиться: «куда делись чистые стаканы?»

Лет десять подряд я пытался втолковать жене, ссылаясь на Ломоносова, что «ежели в одном месте несколько убавилось, то в другом месте – столько же прибавится». Бесполезно! «Куда делись чистые стаканы!» и точка, хотя и стоит восклицательный знак.

Я тоже пью чай и кофе, а чистых чашек и стаканов и, правда, никогда в доме нет или же они почти мгновенно кончаются. Поэтому я уже столько же лет, сколько пытался отрегулировать эту проблему на основе интеллекта, пью чай, кофе и простую воду всегда из одной и той же чашки, стоящей у меня на столе около монитора. Я просто ее слегка ополаскиваю после каждого употребления под краном и вновь водружаю туда же. Чистой при такой процедуре ее назвать нельзя, поэтому никто из семьи к ней не прикасается. Зато я стал очень спокойно относиться к восклицаниям «куда делись чистые стаканы?» Восклицания мне слышатся как бы по радио или ТВ, не ожидая, как мне кажется, ответа.

Когда я цитировал Жана–Анри Фабра в параллельных статьях и спорил с ним относительно интеллекта и инстинкта у насекомых, я почти не сравнивал в этом отношении насекомых и людей. А если и сравнивал, это не казалось (я отлично это чувствовал!) вам убедительным. Даже тот пример инстинкта, какой имеют жители тундры, среди шестимесячной ночи, в метель, приходя за десятки километров в заданную точку «белого безмолвия». И даже, если вы поверите в это, это как бы исключительный случай, который отнюдь не подтверждает правило. Ибо само правило житья людей по инстинкту неизвестно. Мы такие умные, что жить по инстинкту как муравьи нам не пристало. Вот и весь ответ, не вдаваясь в подробности.

Между тем, я это хочу доказать и утвердить, что люди на две трети как и насекомые живут по инстинкту, а на треть – по разуму–интеллекту. И если это вам покажется чересчур, то я согласен оставить насекомым одну четверть разума на три четвери интеллекта, но больше не уступлю ни процента. В связи с этим давайте проанализируем то, что я только что описал.

Жена и сын – родня, ближе не бывает, и в этом отношении их одинаковая как две капли воды «привычка» – генетическая. Я бы мог назвать и десятка три таких же мелких, но заметных за четверть века особенностей характера. Мои, хранящиеся в сыне, наследственные «привычки» тоже мне известны, но их считать, группировать и обсуждать я не готов пока. Со стороны, как говорится, виднее.

Вообще говоря, как я считаю, «проблему стаканов» разрешить интеллектуально – пара пустяков: иметь столько стаканов в зависимости от емкости посудомоечной машины, приемлемой частоты ее включения, чтобы всегда чистых стаканов было столько, сколько требуется. Можно и машину даже заменить на этот случай. Однако это не делается, а мои советы отвергаются с порога, так как «никакой проблемы нет». Когда я напоминаю про восклицание «Куда же подевались стаканы», мне резонно сообщают, что «должны же мы в семье о чем–то разговаривать, так и говорить недолго разучиться». То есть, потребности в урегулировании, упорядочении «проблемы стаканов» нет. И я в этом феномене вижу, как бы помягче выразиться, нежелание интеллектуального труда, труд физический (искать стакан и болтать языком) предпочтительнее. В других своих работах я назвал таких людей спортсменами.

И верно. Ни мать, ни сын не хотели учиться, вернее, это был для них нелюбимый труд, хотя оба довольно неглупые люди. Поэтому нелюбовь к учебе не есть следствие трудностей в учебе, теперь, на старости лет, я в этом убедился окончательно и на бесчисленных примерах не только своей семьи. Я же безумно люблю учиться, с утра до вечера, с малых лет и до старости. И даже близко к семидесяти люблю наблюдать: как строят дом, как копают канавы, почему так, а не иначе натянуты на столбы провода и так далее до бесконечности. Однако я не могу сходу запомнить ни одного телефона, ни одного имени, когда попадаю в незнакомую компанию, что автоматически, нисколько не затрудняясь, делает многие люди. Зато я до сих пор, спустя 50 лет после выхода из института, помню математические, химические, физические и многие другие формулы, без труда разгадываю любые кроссворды. Могу решить огромное количество всяких инженерных задач, каковые большинство вновь испеченных инженеров перестают уметь решать на второй день после окончания института. Или решают, сидя в каком–нибудь КБ, чрезвычайно узкий спектр задач, например, рассчитывают с утра до вечера балки на изгиб или валы на скручивание, 99 процентов знаний, полученных в институте, навсегда выбросив из головы.

Можете это принимать за самовосхваление, только я это сказал не для того, так легче до вас дойдет, ибо всегда наиболее ценны собственные переживания, как опасный опыт врача, поставленный на себе. Так вот, эти свойства человека – генетические, и больше – никакие. Для доказательства вернемся к стаканам.

Мать и сын, словно договорившись еще в утробе, всегда ставят стакан, статуэтку, стеклянную вазу, будильник и все прочее такое же бьющееся неизменно на самый край стола, тумбочки, подоконника. С известными последствиями, впрочем надо признать, что эти последствия у них случаются гораздо реже, чем у меня, хотя я также неизменно стараюсь поместить их поближе к центру поверхности, но как только поставил на край – разобью непременно. Я считаю, что здесь действует опыт. У меня его нет, а у них он есть. Опыт осторожного обращения с ненадежными условиями. Только нужен ли такой опыт, если можно без него обойтись? Ведь противодействие генетике ведет к психическим расстройствам.

У нас много шкафов, но они всегда полупустые. Даже зимняя одежда до середины лета лежит и висит на виду, вдруг пригодится. И я уже не говорю о сотнях мелочей, которыми заставлены абсолютно все свободные поверхности квартиры вплотную друг к другу и в три этажа. Это, конечно, ералаш, зато, окинув все это взором, немедленно находишь нужную вещь. И это так удобно, ибо о том, чему еще удалось удержаться в шкафах, немедленно забывается, считается, что этого в нашей семье вообще нет: «Надо же, а я и не знал(а), что это (перечислять что ли?) у нас есть».