— Кейт? Кейт?

Он щелкает пальцами перед моими глазами.

— А, да.

— Сядь. Я хочу, чтобы ты кое-что попробовала.

— Твой член?

— Что? — Он заливается смехом, от которого сотрясается кровать, на которой я сижу. — Еще нет. Я хочу, чтобы ты попробовала это.

Я был так занята, наблюдая за его прессом и руками, что даже не заметила, как он снял крышки с наших тарелок и положил кусочек еды на вилку, чтобы я попробовала.

— Открой.

Он кладет вилку мне в рот, и намазанный маслом лобстер тает на моем языке.

— О, черт, это… это так приятно, — говорю я.

— Хорошо. Давай устроимся поудобнее и поедим.

Господи, как я могу есть с ним в постели голышом? Он так отвлекает внимание. Он подползает к изголовью и прислоняется к нему спиной, и все, чего я хочу, это смотреть на стройные впадины и изгибы его упругого тела.

Я слежу за его действиями и оказываюсь у изголовья кровати, рядом с ним, с тарелкой на голых коленях. Омар жареный и такой нежный, я не могу поверить, что он сделал все это.

— Ты приготовил это?

Его брови устремляются к небесам.

— Нет. Я заказал его, потому что знал, что если попытаюсь, то все испорчу.

— Это лучшее, что я когда-либо ела.

— Я не могу сказать то же самое.

К настоящему времени еда привлекла мое внимание, поэтому я скучаю по его порочным намекам.

— Нет? Тогда зачем ты его заказал?

— Потому что мне он нравится, и я помню, как ты сказала однажды, что тебе тоже.

— Но если это не самое лучшее…

— Нет, это ты, Кейт.

— Я? — говорю я с набитым лобстером ртом.

— О, да. Ты, с большим перевесом.

Проглотить кусок так сложно, я боюсь, что подавлюсь. Схватив шампанское, я делаю огромный глоток, надеясь помочь своей проблеме, но в итоге только усугубляю ситуацию. Когда мой кашель стихает, я ругаю его.

— Никогда больше не говори мне таких вещей, когда у меня набит рот.

— А что, если твой рот набит мной?

— Ну, я полагаю, это нормально. — Я замечаю, что его тарелка почти пуста, поэтому отодвигаю ее вместе со своей и забираюсь к нему на колени. — Спасибо за все это. Это действительно красиво. И очень неожиданно. У меня никогда не было такого чудесного ужина, и тем более в постели.

— Надеюсь, что нет!

— Ты знаешь, что я имею в виду, и ты должен знать, что я этого не делала.

— Да, и я шутил.

— Цветы тоже великолепны.

Он убирает волосы с моей шеи и целует ее.

— Все они имеют значение. Но позволю тебе посмотреть это позже. Сейчас я хочу кое-что другое.

Я касаюсь его нижней губы указательным пальцем.

— О, и что это может быть?

— Это.

Он переворачивает меня и целует.

Позже той же ночью мы используем всю банку взбитых сливок, делая разные вещи. Дрю говорит, что запланировал это на десерт. Думаю, ему просто нравятся взбитые сливки, и он хочет посмотреть, как они выглядят на Луизе. Я должна признаться. Мне нравится вкус его члена, особенно с клубникой на конце. Кажется, я напугала Дрю, когда он подумал, что я собираюсь случайно укусить его за кончик. В конце концов, душ был необходим, потому что после взбитых сливок мы рискнули залезть в морозилку Дрю и испачкались в мороженом. Могу только сказать, что мороженое доставляет удовольствие, особенно на сосках.

Утром я прогуглила все цветы, которые Дрю выбрал для композиции, которая была такой тяжелой, что мне приходилось нести ее обеими руками.

Красные розы без шипов означают любовь; белые лилии означают девственность и райское счастье быть с тобой; каллы символизируют красоту; белые гвоздики указывают на чистую любовь; орхидеи олицетворяют любовь и красоту; и значение тюльпанов почти доводит меня до слез. Есть красные, которые символизируют признание в любви; пестрые означают красивые глаза; а желтые предполагают, что в моих глазах светит солнце. Тюльпаны в целом также представляют собой идеального любовника. Тот факт, что он прошел через все эти трудности, чтобы выбрать эти цветы, говорит мне больше, чем сами цветы.

— Дрю. Я… это так красиво. Я никогда не знала ничего из этого.

— Я только хотел, чтобы у тебя было что-то, что показало бы мои истинные чувства к тебе.

— Они идеальны.

— Цветы — это идеальны, и ими нужно наслаждаться. Я рад, что ты ценишь их, потому что я хочу, чтобы ты часто ими наслаждалась, Кейт.

Еще одна причина любить Дрю Макнайта.

Наши шесть блаженных дней вместе пролетают со скоростью света, и я оказываюсь рядом с ним перед полетом домой в Чарльстон. На меня накатывает прилив счастья. Переживания, которые я испытывала из-за того, что проведу с ним время, были напрасными. Нам было хорошо вместе, как гороху и морковке, как сказал бы Форрест Гамп. Теперь я боюсь остаться в доме родителей на неделю, пока не смогу вернуться к Дрю.

— О боже, — стону я.

— Что?

— Идея остаться в доме моих родителей просто нашла полное осознание.

— Настолько плохо, да?

— Ты же знаешь, насколько они сумасшедшие. Я душив них не чаю, но…

Дрю усмехается.

— Всегда есть одно, но.

— Просто подожди. Ты не получил полного впечатления на День Благодарения. Но ты получишь. Поверь мне.

— Никогда не упускай из виду тот факт, что они любят тебя, Кейт.

Его лицо полностью серьезно.

— Ты никогда ни о ком не говоришь плохо. Ты самый добрый человек на свете. Наверное, во вселенной.

— Сомневаюсь.

— Нет, я серьезно. Я никогда не слышала, чтобы ты сказал о ком-то плохое слово. Я не думаю, что это в твоей природе. Как ты делаешь это?

— Не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

Его глаза искренни, когда он говорит это.

— Тогда позвольте мне привести тебе пример. Возьмем, к примеру, мою семью. Мои родители, благослови их сердца, желают добра, и я люблю их. Но мой папа самый большой в мире ипохондрик и сводит меня с ума всеми своими неизлечимыми недугами, которые являются плодом его воображения. Ты же сидел и терпеливо слушал его, успокаивая, а я, наоборот, отмахиваюсь от него и говорю, что с ним все в порядке. Это то, что я имею в виду. Ты так себя ведешь. И ты не думаешь плохо о других. В твоем сердце только доброта.

— О, Кейт, я не знаю. Я думаю, ты видишь то, чего нет.

— Неа. Я не согласна. Я долго наблюдала за тобой. В твоем теле нет подлости, Дрю Макнайт. Ты слишком хорош для этого мира. И это правда. Я думаю, тебя послали сюда, чтобы сделать этот мир лучше.

Он наклоняет голову, и эта интенсивная синева приковывает меня, до тех пор, пока его губы не касаются моих.

— Я думаю, что ты была послана, чтобы сделать мой мир лучше, Кейт Форбс.

Его пальцы переплетаются с моими, и мы вжимаемся в кресла, когда наш самолет взлетает.

— Я думаю, что это будет мое лучшее Рождество в жизни, — говорит он.

— В моей тоже.

Наши родители ждут нас у стойки выдачи багажа, когда мы приземлимся. Родители Дрю знают все о его чувствах ко мне. Я точно не была слишком откровенна со своим. Это не потому, что я не хочу. Просто моя семья не такая. Мы не все обнимаемся и целуемся, как некоторые семьи. Так что я решила рассказать маме на праздники. Но когда пришло время расстаться на парковке, Дрю хватает меня и крепко целует на глазах у всех. И поскольку это Дрю, я делаю то, что всегда делаю — превращаюсь в бескостную груду прямо у него на руках. Я перестаю обращать внимание на то, что за этим наблюдают две группы родителей. Когда он, наконец, наконец заканчивает поцелуй, и заметьте, я действительно этого не хочу, он говорит мне перед всеми:

— Увидимся завтра, милая. И я люблю тебя больше, чем хоккей.

Не моргнув глазом, отвечаю:

— Больше, чем хоккей?

— Больше, чем что-либо.

И он дарит мне еще один жестокий поцелуй!

— Я тоже тебя люблю.

Затем я оборачиваюсь и вижу Родителей! Вот дерьмо! Его ухмыляются от уха до уха, а у моих открыты рты, челюсти на асфальте. Итак, что мне делать? Что сделала бы любая девушка на моем месте. Я хватаю родителей за руки и говорю: