– Куда мне!..

– Не обижайся, Ио. И будь счастлива! А в смысл моих слов особенно не вникай. – Он поднял свой стакан и погладил руку Ио. – Слушай, тут совсем недавно к тебе вошел один гость. Посмотрел я на него и даже обрадовался. Нечего тебе, братец, так стыдиться, что ты расплылся. Ты в этом городе не первый из толстяков. Есть кто и потолще! Посмотри хотя бы на этого господина Чао.

– Кто это Чао? – непритворно удивилась Ио. – Я такого не знаю.

– Ну это чудовище, которое вползло сюда передо мной и сразу потащилось на второй этаж.

– Да, Лоре придется поработать. – Мадам Ио помахала веером перед своим застывшим от толстого слоя грима лицом. – Только его зовут не Чао.

– Держу пари…

– Это Чинь Хаочжи.

– Не может быть! – От неожиданности доктор Мэй просто оцепенел. «Нет, не может быть! Лян, наверное, ошиблась. А с другой стороны: разве не заявился он сюда прямо из „Семи радостей“, где господин Чао отдавал свои приказы? В том числе тому человеку, с которым я сам был знаком двенадцать лет назад?» – Сам великий Чинь Хаочжи…

– Забудь об этом. У моих гостей нет имен!

– Ведь Чинь один из богатейших людей Гонконга…

– Говорят…

– Его же все знают!

– Его – нет. Его имя – да. – Мадам Ио взяла из его рук стакан и жадно выпила. – Забудь о нем… – Чинь Хаочжи контролирует весь экспорт шелковых цветов и торговлю фейерверками Гонконга!

– А сейчас лежит в моем доме на втором этаже, где Лора ублажает ласками его жирное тело. Разве это не честь для меня, Мэй? У кого еще в городе есть столь почтенная клиентура? Но ни у кого нет и таких красивых девушек. Согласись!

– Ну кто спорит!

Доктор Мэй не сводил глаз с лестницы. «Великий Чинь! Человек, не знающий счета деньгам. Чинь – это Чао. Но кто же тогда в этом мире Чао?»

Мимо них просеменила Лян Чанмао. У нее через плечо висела корзина с цветами. Уверенно, как зрячая, прошла через все заведение прямо к лестнице. Мадам Ио не сводила с нее несколько встревоженного взгляда. Десять процентов! Мелочь – тоже деньги…

– Чинь опять купит у нее всю корзину, – сказала она. – У него доброе сердце. Я все жду, когда он купит саму девчонку. Чтобы тебя обслуживала слепая девчонка – забавно, а? Пока он этого не требовал. Но однажды потребует…

– И что?

– Лян бедная девочка, – холодно проговорила мадам Ио. – За тысячу американских долларов и не такие продавались.

– Я убил бы его за это!

– Таких, как Чинь, не убивают. Его богатство – его броня. Пока он жив, он платит. Какой прок в мертвом миллионере? Видишь, наверх понесли вторую бутылку шампанского. Лучшего, французского. Он их выпьет четыре… чем не дело? Побольше бы таких клиентов, как Чинь.

Доктор Мэй кивнул, думая о своем. И вдруг ему в голову пришли такие мысли, возникли такие взаимосвязи, что он весь похолодел. Вливая в себя целый стакан виски, он видел, как мадам Ио встретила спустившуюся с лестницы слепую девушку, получила положенные десять процентов: та действительно продала все розы. А теперь он не сводил глаз с медленно приближавшейся к нему Лян.

Лян кивнула. Она кивнула трижды, желая подчеркнуть важность сообщения.

Это он! Это его голос. Голос, гнавший улыбавшихся девушек на смерть. Голос, вызывавший ужас и содрогание у многих мужчин, в глазах других вполне респектабельных и богатых. Но этот голос – голос их повелителя.

Этот голос – голос убийцы Мэйтин.

Доктор Мэй до боли сжал пальцы. Лян покинула бар, мадам Ио разговаривала по телефону, входили новые гости, и им сразу предлагали «мясные альбомы». Два господина у стойки спорили о ценах на хлопок, будто не в бордель попали, а на биржу.

Мэй встал, покачиваясь вышел из заведения, огляделся. Он сразу заметил девятерых молодых, крепких парней, которые вроде бы бесцельно прогуливались поблизости, а на самом деле охраняли его. И это еще не все. Хорошо! Как бы ему без их помощи перенести господина Чао через стенку набережной и осторожно спустить в сампан?

Доктор Мэй замахал руками, будто заметил у самой кромки воды знакомую лодку. К нему мигом подбежали шестеро, остальные прикрывали его. Парни образовали кружок вокруг доктора Мэя, и его не стало видно – каждый из них был выше его на две головы.

– Все надо сделать быстро, – свистящим шепотом произнес Мэй. – Быстро, как полет ласточки!

– Удачный был улов, досточтимый господин Мэй? – полюбопытствовал атлетического сложения «водный китаец».

– Скоро из этого борделя выйдет очень толстый человек! Не заметить его вы не можете. Внутри всего два толстяка – он да я. И, значит, когда он выйдет, все должно быть сделано молниеносно. Пусть один из вас спросит: «Вы господин Чао?» Может, он скажет, что да, а, может, и не ответит. Но этой секунды промедления должно хватить. Знайте – второго случая не представится! И смотрите не покалечьте его, у меня с ним еще долгий разговор.

Доктор Мэй вернулся в заведение за свой столик и снова налил себе виски.

– Ты где это был? – с удивлением спросила подошедшая мадам Ио. – Ни с того ни с сего взял и ушел.

– Захотелось подышать чуть-чуть морским воздухом. Что-то мне плохо стало, Ио…

– Чересчур много лакаешь! Смотри, Мэй, не напейся однажды до смерти.

– Все мы смертны, Ио. – Он погладил ее руку, наклонив голову. – Обещаю тебе впредь пить поменьше. Вот увидишь, буду заходить, садиться за этот же столик и кричать: «А ну, сладкие мои, принесите-ка бутылочку воды!»

– Хорошо ты сказки сказываешь! Только кто тебе поверит, – улыбнулась мадам Ио.

Чинь Хаочжи был в тот вечер в своей наилучшей форме. Больше двух часов потребовалось Лоре, чтобы ублажить его. Приняв наскоро душ, он надел костюм, попрыскал на себя сладковатыми духами, пригладил и без того гладкие волосы, потискал еще немного груди Лоры, положил на стеклянный столик тысячедолларовую купюру, снял с левого мизинца кольцо с красивым смарагдом, втиснул между грудями Лоры и заржал от удовольствия.

– Носи его и гордись! – сказал он, успокоившись. – Ты была изумительна, райская моя птичка! Я приду в пятницу; смотри, до моего прихода никого к себе не подпускай! Этот день мой…

Чинь вышел, оставив дверь открытой, и спустился вниз. Несмотря на тучность, он был подвижен и ловок, по его виду никто не сказал бы, что он два часа забавлялся с Лорой. Прошел мимо Мэя, оставив после себя запах сладковатых духов.

Доктор Мэй сидел свесив голову на грудь и, думая о своей дочери, сплел пальцы рук.

«Пусть это удастся, – молил он, – и тогда, Боже, не оставь мне ни сердца, ни души, ни мозга, ни слуха, никаких чувств… одно лишь оставь мне – желание отомстить!»

«Боже на небесах, сколько бы у тебя ни было имен… отведи взгляд свой! Не взирай на Мэй Такуна…»

Чинь Хаочжи вышел из шикарного борделя как всегда один, без сопровождающих. Через две улицы за углом его ждал бронированный «кадиллак», где на переднем сиденье рядом с шофером сидел его любимый телохранитель, снайпер из Внутренней Монголии, с гладко выбритым черепом и с намеком на традиционную косицу на затылке. Автомобиль – крепость на колесах. Нажатием кнопки рядом с фарами выкатывались два пулемета, которые могли вести рассеянно-перекрестный огонь. Заднее сиденье тоже откидывалось, и тогда поднималась бронированная стенка с пулеметами.

Взять Чиня нахрапом, на гангстерский манер, в машине было абсолютно невозможно, равно как исключалось и похищение или расстрел в упор. Единственное уязвимое место – сам бордель мадам Ио. Здесь Чинь хотел быть один, ходил туда и возвращался без сопровождения. Может быть, это объяснялось желанием никого не посвящать в то, куда он захаживает, хотя и шофер и монгол отлично знали, где задерживается господин Чинь.

Он считал, что эти несколько десятков метров до «кадиллака» никакой опасности для него не представляют: на улицах и на набережной толпы народа, и, главное, в городе его почти никто не знал в лицо – кроме равных ему, только откуда им здесь взяться? Ночная суета в гавани – вот его телохранители. Но она стала его злейшим врагом.