Вскоре появилась Лян Чанмао с корзиной цветов и, несмотря на свою слепоту, уверенно прошла между столиками к лестнице, ведущей на второй этаж. Прежде чем она поднялась на первую ступеньку, мадам Ио пересчитала букетики в корзине. Десять процентов – они тоже счет любят!
«Ах ты, бандерша паршивая, – подумал доктор Мэй, отпив полстакана. – Шкуру бы с тебя содрать! На слепой зарабатываешь…»
Подозвав Мелин, он заказал вторую порцию, с ухмылкой наблюдая за тем, с каким серьезным видом остальные гости разглядывают альбомы, а потом, несколько раз перелистав их, делают «заказы». Время от времени кто-то из них требовал, чтобы его избранница спустилась вниз: они даже фотографиям не доверяли и желали собственными глазами убедиться, за что выложат свои доллары. Тогда девицы появлялись в зале, крутились так и эдак, принимали разные позы – ни дать ни взять невольничий рынок. Если вдуматься, так оно и было: на время они становились рабынями.
Странное дело, но, как уже в прошлый раз заметил доктор Мэй, клиентами мадам Ио были исключительно китайцы. Ни один европеец здесь не появлялся, очевидно, заведение Ио не было внесено в рекомендательный список путеводителя по Гонконгу, который чуть ли не насильно всучивали туристам в гостиницах и такси. Заведение Ио посещали преуспевающие китайцы, которые любили выбирать девушек по фотографиям, как другие выбирают по меню изысканные кушанья. Перемен могло быть сколько угодно. «Динэ д'амур» – «Любовная трапеза» – тоже одна из особенностей китайского менталитета.
Доктор Мэй дождался, когда Лян спустилась в зал, отдала мадам Ио причитавшиеся той десять процентов и мелкими шажками прошла мимо его столика. Чтобы подтвердить свое присутствие, Мэй прокашлялся, и Лян снова незаметно покачала головой.
Около двух часов ночи, когда Мэй после «мягкого зелья» вернулся к виски, наплыв гостей увеличился. Бар и ресторан были переполнены, и входную дверь закрыли на замок. Каждый клиент мадам Ио имеет право на индивидуальное обслуживание. Здесь не конвейер, а работа по индивидуальному заказу.
Спустившись вниз из комнат второго этажа, Лян слегка наклонила голову. Доктора Мэя словно током пронзило. Он быстро расплатился, посидел еще минут пять и вышел на улицу. Лян ждала его в гавани. Она сидела у своего цветочного лотка и укладывала букетики в корзину.
– Ты кого-то узнала? – шепнул он.
– Не знаю. Я не совсем уверена.
– В какой комнате?
– В одиннадцатой. Канни ласкала его, а он рассказывал о трудностях с перевозкой тончайших бумажных вееров. Он купил у меня букет роз и сказал еще: «Не будь ты слепой, мы могли бы позабавиться втроем!» Вот и все. Я что-то подобное уже однажды слышала. И по-моему, от него же. В тот раз он говорил с кем-то о «небесном доме».
– Наркотики! – выдохнул доктор Мэй.
– Да. Но, может, я ошибаюсь и голос не тот! Правда, не ручаюсь. Канни его, наверное, заласкала, загладила… он даже задыхался чуть-чуть, этот голос…
– Как он может выглядеть, Лян? Каким ты себе его представляешь?
– Среднего роста, крепким. Наверное, немолодой уже. Но не слишком старый. Да, он еще сказал Канни: «Ты заметила, что у меня слева появилась седая прядка? Покрасить, а? Она меня не старит?» А Канни ответила: «Нет, не стоит. Мне такие мужчины нравятся. Они напоминают мне спелый, созревший плод».
– Белая прядь волос слева! – Доктор Мэй покачал головой, будто не нашел подходящих цветов, и сунул долларовую бумажку обратно в карман. А Лян шепнул: – Это ценная информация, Лян. Очень ценная. Вернусь-ка в бордель Ио. Пожелай мне удачи – вдруг я и увижу белую прядку.
В заведение мадам Ио доктора Мэя впустили с большим трудом. Пришлось даже немного поскандалить. Однако это помогло. Он занял привычное место в углу, поприветствовал жестом руки восседавшую на троне мадам и спросил бутылку виски.
«Человек с прядью седых волос, говоривший о „небесном доме“. Неужели я выхожу на прямую дорогу?» – подумал Мэй.
13
Доктору Меркеру никогда не узнать, каким смертельно опасным путем вернулись к нему чемоданы из клиники «Куин Элизабет». Линь передал ему их, низко поклонившись, сказал Янг Ланхуа на диалекте несколько слов, на которые она внешне никак не отреагировала, а потом объяснил по-английски, почему не привез аппаратуру. Доктор Меркер задумался.
– Если есть возможность всобачить мини-передатчики в мои фотоаппараты или в радио, значит, кто-то из врачей сотрудничает с нашими противниками, – сказал он.
– Или есть человек, который запросто у тебя бывает. – Янг сделала Линю знак, и тот, кланяясь и пятясь к двери, оставил их наедине.
– Никто в мою комнату не заходил. Если не считать комиссара Тинь Дзедуна.
– Вот уже один!
– Не смеши людей.
– Ну да, да. Но ты хорошенько вспомни: больше никто не заходил?
– Главврач! И два ведущих врача отделений. Все трое – англичане. Они исключаются.
– Почему?
– Не думаешь же ты, Янг, что…
– Но почему нет? – Она опустилась на один из чемоданов и сузила глаза. – Не будь столь высокомерен, дорогой, и не утверждай, будто белые неподкупны! В той смертельной драме, которая раскручивается на наших глазах, деньги никакой роли не играют. Деньги значат меньше всего – но не для мелких технических исполнителей. Представь себе, что твоему ведущему хирургу предлагают десять тысяч долларов наличными за одну-единственную услугу: вставить в твой приемник мини-передатчик. Неплохой гонорар за такой пустяк? Думаю, этому ведущему врачу десять тысяч не помешают.
– Чушь! Я своих коллег по госпиталю хорошо знаю.
– Ты можешь видеть лицо человека, но не его мысли! Больше к тебе никто не заходил?
– Никто.
– А женщины?
– Нет.
– Операционные сестры, например?
– У них, конечно, был свободный доступ ко мне в любое время.
– Ага! Они китаянки?
– В основном.
– Видишь, насколько расширился круг подозреваемых. Подумай еще, дорогой.
– Дважды меня навещал Ван Андзы.
– Тоже китаец!
– Да, но он для меня вне подозрений. Он сделал целый ряд вскрытий, он отличный врач, честолюбивый научный работник, он поначалу очень мне помог. Неважно, что он начал не с того конца. И не такие маэстро ошибаются!
– Как бы там ни было, с сегодняшнего дня ты на сушу ни ногой! – сказала Янг. – Ни по личным делам, ни по каким другим.
Пока мы не будем знать наших противников в лицо и не сумеем себя от них обезопасить.
– А тебя разве это не касается? – недовольно возразил Меркер. – Разве не в тебя стреляли! Ты тоже не сойдешь с джонки.
Она загадочно улыбнулась, слабо кивнула, направилась к ложу с шелковыми подушками и шелковым одеялом, разделась.
– Завтра опять тяжелый день. Ложись, будем спать.
– Я беспокоюсь о Мэй Такуне.
– Не надо, дорогой. – Она возлежала на подушках во всей своей ослепительной наготе, потягиваясь и сворачиваясь как кошка. – Он не пропадет. На суше его никто не знает. А в заведении мадам Ио драк и перестрелок не бывает. Может, туда какие убийцы и заглядывают, но убивают они не там, а в других местах, не у мадам Ио! Еще у древних китайцев в домах увеселения было столь же безопасно, сколь и в молельнях. Этой традиции придерживается и мадам Ио. И, как видишь, не просчиталась.
– Больше всего я боюсь, что после нескольких стаканов он забудет о своей роли…
– Там – нет, Фриц! – Она взяла его руку и поцеловала. – Мэй хочет отомстить за свою дочь. Это святой долг, и он его в виски не утопит! Иди ко мне, я устала: я так хочу быть с тобой, чувствовать тебя…
Ночь для них была коротка, и, когда они уснули, тесно сплетясь друг с другом, они не услышали, как вернулся доктор Мэй и как он, ликуя, издал на литаврах негромкую дробь.
В последние три недели транспортные сампаны доставляли на джонку доктора Мэя деревянные балки, жесть, дранку, глину, краску, сантехнику, медные трубы и другой строительный материал. Небольшая армия рабочих сорвала старые надстройки и по плану доктора Меркера соорудила совершенно новую верхнюю палубу с большой лабораторией, операционной, кабинетом онкологических облучений и десятью отдельными палатами; а внизу тем временем шел прием пациентов, которые теперь вместо продуктов и алкоголя привозили доллары, чтобы «их» больница продолжала расти.