В декабре 2017 года бывший директор национальной разведки (Director of National Intelligence, DNI) Джеймс Клэппер заявил, что Трамп, по сути, является разведывательным “активом” [в военной терминологии – лицо в организациях или странах, за которыми ведётся слежка, либо предоставляющее информацию стороннему шпиону.], обслуживающим президента России Владимира Путина. А в 2019 году бывший директор ЦРУ Джон Бреннан заявил, что Трамп “полностью находится в кармане Путина”, а на встрече с прессой добавил, что поведение Трампа можно назвать “изменой, которая заключается в том, чтобы предавать доверие, провоцировать и подстрекать врага, и я готов подписаться под этим утверждением”. Эти люди – профессионалы в области разведки и в области защиты Соединенных штатов Америки, их выводы основаны на фактической реальности, а не на изменчивых политических интересах.
Надо понимать, что в государственном аппарате, в риторике занимающих ответственные посты американцев, существуют этические границы, некие табу. По крайней мере существовали до президенства Трампа. Никто просто так не назовёт президента Соединенных Штатов российским агентом. И всё же, в той или иной форме, Бреннан, Клэппер, Хейден и Морелл сделали именно это.
Но почему-то эти экстраординарные утверждения – что президент Соединенных Штатов является агентом враждебной иностранной державы – не были восприняты достаточно серьёзно, чтобы, например, стать предметом дипломатического диалога. Как будто вся страна жила в фазе отрицания – даже после попытки импичмента Дональда Трампа. И даже после выборов.
Так что же было на самом деле?
– Предположение о русском агенте в кресле Овального кабинета вызывает в памяти ассоциацию с «Маньчжурским кандидатом» – классическим фильмом 1962 года, изображающим контроль над разумом как средство коммунистов захватить власть в Штатах. Сегодня это, после развала Советсткого Союза и торжества, так сказать, демократических ценностей на его территории, негласно считается разновидностью паранойи, отвергающейся как сюжет безумных коспирологических теорий.
Но что, если вариант кошмарного сценария маньчжурского кандидата действительно имел место, не буквально, конечно, но в похожей форме и не с кем иным как с Дональдом Трампом в главной роли? Что, если Советы готовили Трампа в качестве агента, который сам в конечном итоге проложил себе путь в Белый дом? Что, если они давно присматривались к Трампу – не как к кому-то, кому суждено стать президентом, а как к одному из многих активов, которые они тщательно прорабатывали, – и внезапно сорвали куш? Что, если бы они без единого выстрела ввели в Овальный кабинет оперативника, совершив на виду у всех самое беспрецедентное нападение на американский суверенитет?
Этим вопросом изводил себя Гленн Карл (Glenn Carle), бывший сотрудник национальной разведки ЦРУ, примерно в январе 2016 года, за десять месяцев до президентских выборов. К тому времени Карл был глубоко встревожен различными связями, которые он видел между командой Трампа и русскими, но он не знал, с кем об этом можно было бы поговорить. Он прослужил двадцать три года в секретной службе, занимаясь европейскими (в-основном, балканскими) военно-политическими операциями, но теперь, выйдя в отставку и выращивая органические помидоры в Новой Англии, он больше не имел должности в Лэнгли, штаб-квартире Центрального разведывательного управления.
Несмотря на всю таинственность, окружающую ЦРУ, Карл жил в рациональном мире, основанном на эмпирической опыте, и ему было неприятно вдруг оказаться в положении параноика. Но его версия была настолько ошарашивающей, что никто не желал принимать ее всерьез. Естественным ответом было – это невозможно. Этого просто не может быть.
Стремясь предупредить власти, он связался с бывшим послом, с кем-то из комитета по надзору и с одним или двумя коллегами в агентстве. Те, кто больше не служил в правительстве, разделяли его тревогу, когда он давал оценку происходящему. Но из внутреннего круга никто ему не ответил.
Наконец, Карл поговорил с другим отставным сотрудником ЦРУ, который был значительно старше и имел больший опыт отношений с советской разведкой. И тот рассказал, что в конце 1960-х одно время были распространены архивные инспекции под условным названием «Сговор с монстром».
Этот так называемый "Сговор" был навязчивой идеей Джеймса Хесуса Энглтона (James Jesus Angleton), знаменитого бойца невидимого фронта, шефа контрразведки ЦРУ с 1954 по 1975 год. Энглтон своеобразно прославился своими почти анекдотичными поисками советского резидента в самых высших эшелонах власти США и на самых ответственных постах американской разведки.
В ходе своих изысканий Энглтон стал олицетворять мрачную нависающую над каждым фигуру бдительного "большого брата" из произведений американской культуры. Он стал безумным охотником за кротами времен холодной войны, фанатично ищущим настоящих или воображаемых шпионов, посаженных в сердце ЦРУ, и разоблачающим заговоры, направленные против правительства.
Мало кто сомневался в гениальности Энглтона, но, согласно статье 2011 года в журнале "Studies in Intelligence" [ежеквартальное научное издание по вопросам разведки.], паранойя, которая была очевидной частью его теории, парализовала операции ЦРУ против Советов почти на два десятилетия, поскольку он “убедился, что КГБ проник в ЦРУ на самых высоких уровнях… Энглтон занял позицию полной убеждённости в том, что практически каждый крупный советский перебежчик или доброволец был априори провокацией КГБ”6. В разведывательных академиях Советского Союза студенты с удовольствием изучали и чтили Энглтона, потому что он так надолго парализовал ЦРУ. 7
Хотя ЦРУ потратило огромные ресурсы, чтобы докопаться до сути, в конце концов Энглтон, который умер в 1987 году, остался с пустыми руками. После десятилетий анализа его данных ЦРУ пришло к выводу, что его теории неосуществимы. Он ошибся.
"Сговор с монстром" все еще был больным местом для агентства даже пятьдесят лет спустя, а потому друг Карла предупредил его, что тот наступает на больную мозоль агентства. Тем не менее, всё же Карл уговорил его проверить новые данные. В конце концов, было бы удивительно, если бы русские не попытались внендрить агента как можно выше в американском правительстве независимо от смерти Энглтона. Находилось достаточно свидетельств того, что российская разведка сосредоточила огромное внимание на Трампе, членах его семьи и людях, имевших к нему доступ.
Друг Карла сделал несколько звонков и наконец перезвонил ему.
– «Да, – сказал он, – это вполне возможно.” 8
– Так Дональд Трамп является российским агентом? Да. Но не по сценарию "Сговора", постулируемого Энглтоном.
Несмотря на то, что связи с КГБ Трамп установил более сорока лет назад, его высочайший пост в Белом доме – это всё-таки не просто результат одной спецоперации, пусть и необычайно тщательной и длительной. Всё гораздо сложнее. Крэйг Юнгер вспоминает:
– Когда люди начинают говорить о связях Трампа с КГБ или российской разведкой, некоторые ищут некий сверхсложный генеральный план, который был разработан десятилетия назад и, наконец, достиг кульминации с избранием Трампа президентом Соединенных Штатов”,– поделился со мной своими замечаниями Юрий Швец, бывший майор КГБ, переехавший в Соединенные Штаты и теперь живущий неподалеку от Вашингтона, округ Колумбия. – Нет, то, что произошло с Трампом, лучше всего можно рассматривать как серию последовательных и иногда не связанных между собой операций, осуществляемых различными ведомствами на протяжении более чем четырех десятилетий"
Согласно Швецу, стандартная практика советских служб (а затем и их преемников) заключалась в разработке активов и данных, которые, возможно, не имели бы немедленной отдачи, но могли бы иметь гораздо большую ценность через годы или даже десятилетия в будущем.
– Это большая разница между КГБ и некоторыми западными агентствами сети HUMINT [human intelligence – тайный человеческий интеллект – массив разведданных.], – сказал мне Швец во время моего первого интервью в расширенной серии бесед, начавшихся осенью 2019 года. – КГБ очень терпелив. Он может работать над делом годами. Американцы хотят получить результат уже вчера или максимум сегодня; и в результате у них его нет. Они не понимают, что девять забеременевших одновременно женщин, не родят через месяц [Видимо, метафора принципа перехода количества в качество. Прим.перев.]. Каждый процесс должен созреть.”
