С усилием Соклей оторвал свои мысли от супружеской измены. Коммерция, сказал он себе. Думай о коммерции. Повернувшись к Протомахосу, он спросил: “Ты знаешь, кто, скорее всего, изготовит статуи Антигона и Деметрия в их колеснице?" Я хотел бы увидеть его как можно скорее - это будет моим лучшим шансом продать весь пчелиный воск, который я получил в Иудайе ”.

“Эге, мой дорогой!” - воскликнул Менедем. Он лучезарно улыбнулся Соклею. Обращаясь к Протомахосу, он сказал: “Разве мой кузен не самый умный парень?”

О да, подумал Соклей. Тебе достаточно нравится мой ум, когда я обращаю его к способам заработать нам деньги. Но когда я использую ту же логику, чтобы указать на то, что вы, возможно, захотите выбрать другой путь для своей собственной жизни, вы не хотите меня слышать. Но что в конце концов важнее, серебро или удовлетворение? Он прищелкнул языком между зубами. Менедем, без сомнения, определил бы удовлетворение иначе.

Протомахос сыграл роль дипломата: “Вы оба, родосцы, преуспеваете сами. Что касается скульпторов, я предполагаю, что они выберут Гермиппа, сына Лакрита. Он тренировался под руководством великого Лисиппа, и сегодня он лучший в полисе ”.

“Лисипп был прекрасным скульптором, это точно”, - сказал Соклей. “На Родосе есть его изображение Геракла - люди восхищаются им”.

“А, этот”, - сказал Менедем. “Я знаю, кого ты имеешь в виду. Да, он мог заставить бронзу и мрамор дышать, это точно”.

“Я тоже видел некоторые его работы”, - сказал Протомахос. “Гермиппос не совсем в том же классе, но у него все получается достаточно хорошо”.

Соклей чуть было не заметил этого, но промолчал. Люди будут восхищаться работой Лисиппа на протяжении поколений; его имя будет жить. Однако, на каждого Лисиппа, сколько людей достаточно преуспели, чтобы зарабатывать на жизнь, возможно, даже достаточно преуспели, чтобы завоевать некоторую репутацию, пока были живы, но будут полностью забыты через пять лет после того, как земля накроет их? Другие, помимо Фукидида, писали о Пелопоннесской войне. Какой переписчик скопировал их работы в наши дни? Вскоре - если это еще не произошло - мыши прогрызут последний свиток папируса, в котором хранилась их история, и тогда они исчезнут. Должно быть, пели другие барды, кроме Гомера. Кто их помнил?

Ты уверен, что хочешь написать историю? Соклей задумался. Если ты не напишешь это, тебя наверняка забудут, ответил он сам себе. Если ты напишешь, у тебя есть шанс жить дальше. Любой шанс лучше, чем никакого.

Он заставил себя вернуться мыслями к текущему делу. “Где у этого Гермиппа лавка?” - спросил он Протомахоса.

“К северу и западу от агоры”, - ответил Протомахос. “Улица Панафинейя разделяется, одна дорога ведет к Священным воротам, другая - к Дипилонским воротам. Магазин Гермиппоса находится по дороге к Дипилонским воротам, в паре плетров от пограничного камня, обозначающего квартал Керамейкос.”

На следующее утро Соклей взял свой кусок пчелиного воска из кладовой проксеноса и направился вверх по улице, ведущей к Дипилонским воротам. К его облегчению - и немалому своему удивлению - он без особых проблем нашел мастерскую Гермиппоса. Скульптор был возбудимым мужчиной лет тридцати с небольшим, с широкими плечами и большими руками. “Нет, ты, безмозглый идиот, сюда ! Сколько раз я должен тебе повторять? ” крикнул он измученному ученику, когда подошел Соклей. Он сердито посмотрел на родосца. “И чего ты хочешь?”

“Приветствую тебя, Гермипп”, - сказал Соклей, разглядывая незавершенную работу: Афина в доспехах из мрамора, искусное изделие, но в нем нет ничего, что могло бы привлечь внимание для повторного осмотра. Протомах хорошо оценил этого человека. “Ты собираешься делать позолоченные статуи Антигона и Деметрия?“

“Почему вы хотите знать?” подозрительно спросил скульптор. “Мне не нужны новые подмастерья; тот, что у меня есть, доставляет мне достаточно головной боли. И если ты думаешь, что сможешь выманить у меня что-то вроде отката за заказ, к воронам с тобой. Я получил это прямо от Стратокла.”

“Ты неправильно понял, о наилучший”, - сказал Соклей, мгновенно обрадовавшись, что ему не приходится каждый день иметь дело с Гермиппом. “У меня есть прекрасный пчелиный воск, чтобы продать тебе”.

Это привлекло внимание Гермиппоса. “Ты это делаешь, а? Давай посмотрим. Некоторые люди пытались продать мне коровье дерьмо и называли его воском”.

“Никаких коровьих экскрементов”, - сказал Соклей. “Вот”. Он достал комок из мешка. “Посмотри сам”.

“Хм. Хм,” Гермиппос выглядел довольным вопреки самому себе. Он протянул руку, чтобы потрогать пчелиный воск, когда Соклей положил его на прилавок. Соклей зачарованно наблюдал за своими руками. У него были длинные, изящные пальцы, но на них были шрамы от бесчисленных ожогов и порезов. Его ладони были почти такими же мозолистыми, как у гребца. Бледные пятна шрамов от ожогов тянулись почти до самых предплечий. Гермипп отщипнул крошечный кусочек воска ногтями большого и указательного пальцев, чтобы тоже попробовать его на вкус. Причмокнув губами, он опустил голову. “Да, это подлинная статья. У меня тоже были люди, пытавшиеся продать мне сало, покинутые грабители храмов”.

“Я не играю в эти игры”, - сказал Соклей. “Я получу лучшую цену, какую смогу, но я продаю товары высшего качества”.

“Я никогда не слышал никого, кто не говорил бы этого”. Гермипп повернулся к своему ученику. “Сделай что-нибудь полезное для разнообразия - дай мне стамеску”.

Что-то бормоча, молодой человек повиновался. Соклей не захотел бы работать на Гермиппа. Он также не хотел бы быть Гермиппом в мастерской скульптора, работая бок о бок с кем-то, кого он постоянно оскорблял. Слишком много смертоносных орудий было слишком под рукой. Что могло удержать того ученика от того, чтобы вонзить зубило ему в спину или взять молоток и размозжить ему череп? Только собственная сдержанность парня, и Гермиппу, казалось, нравилось сдирать с него кожу каждый раз, когда он открывал рот.

Скульптор снова и снова погружал резец в пчелиный воск, кряхтя от усилия. Наконец, он крякнул в последний раз и, не сказав ни слова предупреждения, бросил резец обратно ученику. Захваченный врасплох, парень уронил его себе на ногу - к счастью, не острием вниз. Он все равно взвизгнул. “Просто в следующий раз будь осторожнее”, - отрезал Гермиппос. Он еще раз неохотно кивнул Соклею головой. “Ты не спрятал там никаких камней, чтобы все казалось тяжелее, чем есть на самом деле”.

“Нет”, - сказал Соклей. “Я выписал такой же чек, когда покупал его у финикийца”.

“Значит, ты не родился дураком”. Гермипп окинул своего ученика взглядом. “В отличие от некоторых людей, которых я мог бы назвать”. Он глубоко вздохнул. “Хорошо, родианец. Ты получил это. Я хочу это. Сколько ты собираешься попытаться вытянуть из меня?”

“Четыре минеи”, - ответил Соклей.

“Что?” Гермипп взвыл. “Почему, ты, задница-цистерна, катамит-навозоед! Фурии тебя побери! Я мог бы купить раба за это. Может быть, Ти следует. От него я бы получил больше пользы, чем от этого двуногого осла. Он ткнул большим пальцем через плечо в сторону ученика.