Я откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза (поездка была не из лёгких), и в памяти выплывает совсем другая история…
……………………………………………………………….
Начало девяностых…
Я недавно бросил созданную мной довольно успешную (но заказанную ментам) строительную фирму, и растворился на просторах огромного города, успешно всяких раз ускользая от этих самых ментов, которые шьют мне хищение госсобственности в особо крупных размерах, пытаясь найти меня и вытащить на очередной допрос (Боже! Сколько их, этих пустых, ни о чём допросов уже было за последние полгода…). Но дело серьёзное, попахивает для меня червонцем, не меньше, а так как я уже успел отбарабанить свой трояк, и там за решёткой ничего нового и интересного для меня уже не осталось, я, уклоняясь от общения с властью (благо при рассыпающейся стране ей совсем не до меня) и на старенькой НИВЕ (всё, что поимел для себя с миллионных оборотов своего детища) бомблю на жизнь себе и своей новой семье. Прав у меня ещё нет, города как такового я ещё не знаю, не знаю и многих тонкостей этой довольно непростой профессии, да и вообще водить машину я толком ещё не научился, но так как в Москве не осталось, ни одного таксопарка, то пустым домой я не приезжаю…
Вот и сегодня уставший но довольный ( нагрудный карман приятно оттопыривает дневной заработок) еду домой по ночной Москве какими-то тёмными переулками где-то в центре.
На дворе поздняя осень.
Промозглый дождь, который вот- вот перейдёт в мокрый снег поливает чёрный асфальт. Стёртые резинки дворников плохо очищают лобовое стекло, да ещё эта темень и бесконечные колдобины в самом центре Москвы («и куда вдруг все фонари подевались?»)… Места совершенно мне незнакомые, и я, похоже, окончательно заблудился в бесконечных, кривых переулках Замоскворечья.
У дороги мелькает тёмный силуэт, рука силуэта отчаянно голосует. Я очень устал и мне давно пора домой, но условный рефлекс срабатывает и, несколько помедлив, и всё же, уже проехав силуэт, я останавливаюсь у бордюра.
Дверь открывает подбежавший парень.
– Брат, кинь до Толмачёвского.
Мне так не хочется работать, но ведь остановился же…
– Сколько?
– Трояк, – и прочитав разочарование в моём взгляде, добавляет, – тут совсем рядом.
Я действительно очень устал за день, мне действительно давно пора быть дома, да и сегодняшний улов вполне подходящий, так что трояк – это совсем не те деньги, за которые можно и перенапрячься…
– Нет, дорогой, – качаю я головой для убедительности.
Парень видно давно мокнет и мёрзнет, он понимает, что если я сейчас уеду без него, он в этом тёмном, забытом Богом переулке глубокой ночью может вообще больше никого не поймать.
– Десять!
Это уже совсем другое дело…
Десятка, да ещё за короткую поездку – редкая удача, устоять трудно. Тем более я заблудился, а с помощью этого пассажира, глядишь, и выберусь на знакомые улицы…
И я сдаюсь.
– Слушай, парень, я еду домой на восток через центр. Если это по пути тогда садись.
– Это по пути. – Обрадовано успокаивает меня он, залезая на пассажирское сидение.
– Дорогу покажешь?
– Конечно.
И мы поехали.
Через пару минут езды, слегка отогревшись, парень начинает, как бы сам с собой разговаривать.
– Да…
Обнаглели вы, бомбилы…
Я вот вчера эту дорогу за три рубля проехал. За пять минут работы червонец рубите… Так можно и башку на дороге потерять…
Я очень устал, мне домой нужно, и слушать нравоучения от какого-то щенка ну совсем не хочется, даже за червонец.
Я резко подруливаю к тротуару и торможу.
– Слушай, я передумал.
– То есть? – слегка опешил мой пассажир.
Я понимаю, что просто так высадить его не получится, а долго препираться с ним нет ни сил, ни желания. Вопрос нужно решать резко и кардинально.
– Что тебе не понятно? Иди на х… отсюда. С кем-нибудь другим доедешь.
– Что?!!
Что ты сказал?!!
Тут я вдруг улавливаю лёгкий нерусский акцент в его взволнованных словах и понимаю, что парень не из наших, вижу недобрый огонёк, вспыхнувший в его чёрных глазах… И осознаю, что вышел прокол (не стоило мне этому северокавказцу так «рубить с плеча»), но ничего страшного, ситуация контролируемая…
– Да я тебя сейчас за это… – он уже пышет злобой, глаза его уже горят бешенством (не народ, а чистый порох).
Правая рука его ныряет в боковой карман куртки.
На ковре частенько мне приходилось встречаться с кавказцами лицом к лицу, и я даже полюбил, когда они мне попадались. А полюбил потому, что гораздо трудней бывает завалить какого-нибудь сибиряка или там волжанина, чем эдакого джигита (пантов много, а настоящего характера или тем более хорошей техники маловато… тут главное выдержать первый натиск, первый, так сказать, бросок «горного барса», а там…). Поэтому весь его гнев не произвёл на меня большого впечатления.
И когда он потянул свою руку назад я почему-то первым делом подумал, что он мент, и что он сейчас достанет свою красную ксиву и будет тыкать ей мне в лицо. Но в следующую секунду я понял, что на мента он явно не тянет, а значит, в руке у него, скорее всего, окажется нож… но в салоне тесно, не развернутся, главное успеть перехватить его руку на взмахе, и локтём в переносицу…
В руке у кавказца оказался пистолет, что в первое мгновение меня даже позабавило (настоящее оружие на руках тогда ещё было в диковинку). «Пугач достал» с облегчением решил я. Спокойно, с усмешкой смотрю в его, горящие бешенством глаза и жду продолжения шоу.
– Я тебя…
Да у нас на Кавказе за такие слова…
Я тебя прямо здесь, сейчас…
Задыхаясь от вспыхнувшего гнева, он даже не может выстроить фразу.
– Хочешь?!
Я спокойно (всё ещё спокойно) смотрю в его глаза, потом перевожу взгляд на вороненое дуло с противной чернотой ствола в его руке и постепенно начинаю догонять, что всё здесь по-взрослому. Понимаю, что в руках этого парня не пугач… и его крючковатый палец на курке вполне себе сейчас может потянуть этот самый курок на себя… А ствол, он как раз смотрит прямо мне в лоб…
Но, не успев ещё до конца осознать всю серьёзность момента, и, ещё не успев запаниковать, я спокойно отвечаю.
– Нет.
Не хочу.
– У нас на Кавказе за это… – заходит он на второй круг.
– Мы с тобой сейчас не на Кавказе, – обрываю его, и мой спокойный тон его, кажется, озадачивает и охлаждает.
Проходит секунда или две, не больше.
Он не выстрелил, а я, окончательно «въехав» в ситуацию, понял насколько близко ко мне сейчас та самая старуха с косой… Чувствуя как вдоль мгновенно взмокшего хребта ползает вниз противная, холодная капелька, я чтобы не выдать взглядом вдруг накатившего животного страха отворачиваюсь. Интуитивно понимаю, что моё видимое спокойствие – единственно правильная стратегия в данной ситуации (дрыгаться бесполезно – все козыри у него на руках). Слышу рядом тяжёлое дыхание кавказца и благоразумно просто жду.
Пауза затягивается.
– Ладно, – наконец решает кавказец, так же быстро остывая и опуская пистолет, – в следующий раз следи за своим языком, а то наживёшь себе на жопу…
Я молчу в ответ, а что тут скажешь? Ведь прав…
– Поехали. – Командует он и убирает пистолет во внутренний карман куртки.
Ещё не до конца понимая, что горячая фаза конфликта уже прошла, я, тем не менее, не могу так вот взять и подчиниться этому головорезу. Но и дерзить ему больше не следует…
– Нет, дорогой, я тебя уже никуда не повезу. У нас с тобой ничего не получилось. Доедешь на какой-нибудь другой машине.
Кавказец, кажется, даже растерялся.
– Ты чего?!
– Ничего. – Я выключаю мотор и откидываюсь на спинку сидения. – Я же сказал тебе, что у нас ничего не получилось, доедешь на другой тачке. А я прямо домой.
Он бросает на меня угрожающий взгляд, но поздно, волна страха уже прошла, теперь я знаю, что за сюрприз для меня у него в кармане и я знаю, что нужно делать, если его рука опять туда полезет, как говорится «карты вскрыты»… Я спокойно встречаю этот взгляд, и также спокойно добавляю: