[ Принятая в германских и славянских словарях этимология: герм. buch, book, bōk – «книга» и славянские бук – «письмо», «письменный знак» (серб., хорв.), буква – т.ж. (болг.) происходят от названия породы дерева бук. Полагают: вероятно, потому что германцы, а вслед за ними и славяне впервые начали писать на деревянных таблицах из бука (Фасмер I 236).

Связь, возможно, и существует, если допустить, что для письма использовали сначала кору дерева, а не плоские дощечки. А письменная кора (лубок, береста) в иероглифике могли изображаться знаком Быка. Именно лубок, думаю, и подсказал идею письменного свитка – папирусного, пергаментного, бумажного.

До введения Правила называния предметов, подобных знаку, на них переносилось его наименование:

bůh – 1) «лубок», 2) «свиток», 3) «письмо», 4) «книга».

В диалектах, где уже действовало Правило уменьшения, этот же предмет назвали

bůh–en (герм.), bůh–wa (слав.).

…В приморских диалектах немецкого знак вызывал иные ассоциации. В результате: Bucht – «бухта, залив», Búsen – 1) «залив», 2) «пазуха», 3) «грудь». ]

На пути из глубин прошлого языки вступали в самые неожиданные контакты. О германо–славянских связях сказано много: они на поверхности. О древнейших германо–тюркских встречах в компаративистике разговор ещё не начинался. Зачином могут стать тюркские слова, в которых ощущается действие германского закона регрессивной ассимиляции. (Для тюркских языков характерна прогрессивная ассимиляция, когда качество начального слога передаётся последующему.)

Скажем, протонемецкое

bůh–el, давшее немецкое Búckel – «горб» (bückel), в тюркских языках произнеслось бы buhal. Но тюрки заимствовали уже «готовый» термин со смягченным корневым: bükir – «горбатый» (каз.), böker (тат.) и т.д. Сюда же надо, вероятно, причислить bögri – «горб» (тур.), bögri – «кривой, изогнутый» (чагат.). Германизм сей переразложился с выделением ложной основы bük (bök) – «изгиб», от которой образовали глаголы: bükte – «изгибай, сгибай» (каз.), büklä – т.ж. (узб.), böklä (тат.) и т.д.

[ Глаголообразующие форманты -te, — ta (кипч.), — le, — la (огузо–карл.). ]

Во времена германо–тюркского союза тюркские названия знака могли разойтись в европейские языки. По традиции всё французское производят от латинского и слово boucle – «букля, завиток волос» (фр.) ведут от «похоже звучащего» buccula – 1) «щечка», 2) «ротик» (лат.).3

Вполне возможно, что латинское bucca – 1) «полная, надутая щека», 2) «пасть» имеет отношение к знаку северного месяца, но не юного

bůh, а, скорее, старого перевёрнутого bůh–ha (о чём свидетельствует морфология названия). В этом положении знак мог ассоциироваться и с «пастью», и с «надутой щекой», и даже с «ухом» (в диалекте, где утрачивался начальный смычной: ůhha.). Вполне возможно, что уже применялось Правило уменьшительности и в латинском. Тот же знак могли называть buccula. Но тогда французы должны были видеть эту графему, чтобы истолковать по–своему – «завиток волос». Однако, «историко–культурные соображения» такой ситуации не допускают. Кроме того, мешает непонятная синкопа buccula > bucla, возможность которой требует подтверждения сходными примерами.

…Фасмер не объясняет происхождение слова букля – «залив» из северорусского говора (олонец.): «напрашивается сравнение с голл. bocht, нем. Bucht – «бухта, залив», но оно небезупречно в фонетическом отношении» (Фасмер I 237).

Вовлечение в лексическое гнездо тюркских материалов могло бы прояснить многие тёмные места в истории европейской лексики. В том числе и происхождение германских названий бухты.

[ Об активной включённости прототюрков в культурные процессы древней Европы говорит даже такой факт. Римляне для обозначения понятия «рот» употребляли слово ōs (

aus), уменьшительное ausculum – «ротик». В тюрко–кипчакских: auz – «рот» (каз), ōz – «рот» (кирг.), āz – т.ж. (гагауз., хак.). В огузских и карлукских непривычный дифтонг прослоился: ahuz > ahyz – «рот» (тур., уз., узб. и др.). В романских использовали латинское название пасти: bocca – «рот» (ит.), bouche (фр.). ]

Тюркское глаголо–имя

buc–le сравнимо с англ. bucle – 1) «сгибай, гни, выгибай», 2) «сгиб, крючок, застёжка, пряжка», 3) «застёгивай».

[ Эта лексема ближе и формально, и семантически к фр. boucle – «завиток волос», чем латинское – buccula. Полагаю, англ. слово морфологически и семантически соответствует слав. названию крючка, застёжки – «пуговица»: укр. пуговица, др. — рус. пугъвъ, пугы, род.п. пугъве; пол. диал. pagwica – «пуговица , зоб», словен. poglica – «застёжка, заколка, булавка».

В словарях находят только одну параллель – лтш puoga – «пуговица». Все остальные «рифмы», скорее всего, случайные созвучия – pungas – «куча, масса» (др. — инд.), puggs – «кошелёк, мешок» (гот.), pungr – т.ж. (др. — исл.). и т.п. См. обзор литературы у Фасмера III 400.

Будущий этимолог, используя палеографию, прежде всего, попытается восстановить графический знак, названием которого было созвучие

pug–a, pug–va, pug–vi(-ka). И если им окажется «угол», «изгиб», тогда сходно звучащие слова со значениями «горб», «зоб», «холм», «арка» вполне согласуются с «застёжкой», «крючком». Например, рус. пуговина – «горб, возвышенность». ]

Прогрессивная ассимиляция качества, вероятно, сказалась на облике русского бугор – «холм» (

bug–ir > bugъr), родственное лишь украинскому бугiр – т.ж. Просвечивает в основе лтш. baugurs – «холм», bugurains – «бугристый». (Сравните, исл. bukkur – 1) «козёл», 2) «кóзлы».)

Так как этимология его не восстановлена, любое продвижение может быть полезным. Например, предполагаю, что привлекаемо и русское слово багор – «крюк», которое тоже пока не получило объяснения и ни в какой контекст не включено.

[ Термин

bugor переразлагался с выделением начального слога, в котором опознали определённый артикль bu – «это» (= mu). Такого рода артикль использовался в грамматике тюркских и славянских языков. (Ср. мусор > mu sor > сор.)