Бездомный наконец посмотрел на меня, притом крайне недоверчиво. Впрочем, смерть не терпит лжи. О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды. Вот и мёртвым заповедано примерно то же самое.

«Чё, не брешешь?»

«Нет».

«Ну ладно тогда», – и мужчина вновь погрузился в свои невесёлые мысли.

А ему ведь ещё минимум сорок дней тут скитаться, – мысленно прикинул я. – Сначала истлеют и оборвутся все физические, телесные привязки, вне зависимости от наличия самого тела – это дня три; потом самые сильные эмоциональные – дней девять как минимум. Ментальность частично распадётся примерно к сороковому дню. Тогда его заберёт жнец. Если покойный решит задержаться более положенного, попытается спрятаться или скрыться – его всегда может разыскать Цербер. Кое-что о смерти я всё-таки разузнал.

Обычно в этот вот временной интервал мёртвые навещают тех, кто им дорог. Последняя проекция в Явь уже почти распавшейся личности происходит через год. Свыше этого срока вступают в силу другие законы. С ними мне ещё только предстояло разобраться.

Сорок дней! – я сочувствующе поглядел на бедолагу, сильно сомневаясь, что ему есть кого навещать в этом продрогшем мире. – Три дня просидеть возле собственных выпотрошенных внутренностей и засохшей крови – куда ни шло. Но потом ещё тридцать семь мыкаться, с завистью глядя на тех, кто остаётся жить. Умирать в праздники, когда тебя даже помянуть некому, должно быть, неприятно. Вот ещё один готовый вариант полтергейста – такие несчастные. Неприкаянные. Правда, после девятого дня они сильно ослабевают, и степень их влияния на реальный мир значительно падает.

«Ни тебе холмика могильного, ни креста», – будто уловив моё настроение, пробормотал бездомный.

Я намеренно не спрашивал его имя: как я успел уяснить, к именам, точнее к тем, кто их носит, сильнее привязываешься. Куся наглядно мне это продемонстрировала.

Я поднялся с холодных ступеней. Жаль его, но увы, друг другу мы не помощники. Мужчина даже не пошевелился, всё так же будто в трансе таращась в никуда. Я молча выбрался из подвала. Снег к вечеру повалил сплошной стеной, будто пытаясь наскоро наверстать упущенное и к январю засыпать вся и всех. Медленно, даже как-то нехотя, я побрёл вдоль забора, расчерчивая когтями бетонные плиты. Спустя некоторое время в потёмках мимо меня пронеслась резвая и довольная стая падальщиков: удивительно, как их неправдоподобно тонкие лапы не тонули в сугробах? С окровавленных морд на снег упало несколько бурых капель. К утру заметёт и их. Только эта непорочная чистота и останется. Холодная, правильная. Незапятнанная.

Глава

XXXII

. Снегурочка.

Оказывается, падальщики бежали так быстро ни куда-то, а к кому-то. Этим кем-то оказалась девушка. Хотя сквозь усиливающуюся пургу в отдаленье едва-едва проступал один лишь тёмный силуэт, тем не менее очертания были до того хрупкими, явно женскими. Я замедлил шаг, почуяв, что стоит она ко мне спиной, и, наверное, на глаза ей лучше всё же не попадаться – мало мне странных и не слишком-то приятных знакомств? Нет, вполне предостаточно, – мысленно решил я. Но она, видно, тоже ощутив присутствие кого-то постороннего, вдруг обернулась. Снег, валящий до того неустанно, прекратился как по волшебству. Впрочем, это оно и было. Самая обыкновенная ворожба очень даже необыкновенного созданья.

«Привет!» – поздоровалась со мной девушка и до того дружелюбно помахала рукой, что я аж опешил. Будто мы – давние друзья. Надо бы тоже проявить деликатность. Я неуверенно помахал в ответ и пошёл навстречу, разглядывая её. Платье в пол, расшитое замысловатым искрящимся узором, расписной полушубок, отороченный белым мехом, так же покрытые вышивкой сапожки. Длинная серебристая коса затейливо обвивала голову. Невысокая и изящная, в сравнении со мной и вовсе миниатюрная. Ну просто Снегурочка. А вот лицо.. до того кукольное, что казалось ненастоящим. Будто это очаровательная маска: выбеленная кожа, жемчужные зубки, и глаза – льдинки. Колючие, неподвижные. Падальщики радостно вились у ног хозяйки, точно свора борзых подле барыни.

«Снегурочка, значит? – хихикнула девушка, беззастенчиво прочитав мои мысли (ну, я их не шибко и прятал: лежали они на поверхности, кто хочешь – бери). – Тогда так и называй! А-аа ты…».

Она сделала приглашающий жест рукой, как бы вынуждая и меня представиться тоже. Ох, до чего же я это не любил. Тяжко вздохнув, я пожал плечами, посмотрев куда-то в сторону. Она только хмыкнула в ответ, ни капельки не обидевшись, и подошла поближе, с любопытством изучая меня. Её ручные твари, как горгульи на свесах соборной кровли, чинно уселись по кругу.

Я поглядел на девушку сверху вниз: ну точно фарфоровая статуэтка. Снегурочка тем временем, продолжая дружелюбно улыбаться, взяла меня за руку: её миниатюрная ладошка оказалась просто ледяной, да чего на неё пенять: я и сам был ничуть не лучше.

«Ах! Прелесть!» – с восхищеньем выдохнула она, нежданно-негаданно вдохновившись нашим нечаянным сходством. После чего, воодушевлённо сложив ручки, так что вышло у неё почти что молитвенно, проговорила: «Такой холодный, что мёртвые позавидуют! И такой красивый! Нет, определённо, с собой заберу! Негоже такому чуду даром здесь пропадать!»

Проигнорировав нехороший финал её восторженной речи, я аккуратно уточнил: «Это я-то.. красивый?»

«Ну конечно», – снова по-девчачьи легкомысленно хихикнув, подтвердила она.

«Надо же», – я вскользь коснулся собственного лица. Она взаправду меня до крайности удивила своей спонтанной похвалой: очень уж высокий, худой, холодный до жути. Какие всё-таки специфические вкусы, явно не человеческие.

«Так а я и не человек, – засмеялась моя собеседница. – Снегурочка же, аль позабыл?»

Нет, я не забыл. И рассеянно кивнул в ответ. А потом вдруг проговорил: «Тут случилось кое-что.. один бездомный замёрз».

«А-а, этот горемычный, – девушка махнула рукой в сторону цехового подвала. – Знаю-знаю. Миленьких моих маленьких славно накормил». И она ласково потрепала одного из падальщиков по уродливой лысой голове.

«Да, – раздумчиво продолжил я. – Негоже ему.. вот так…»

«Да не беспокойся ты о нём, – девушка снова улыбнулась своей кукольной улыбкой. – Я и его заберу: чай и мыкаться ему не придётся, раз уж миленьких моих уважил».

Это хорошо, – подумал про себя я. На такой результат я даже и не рассчитывал. Всё-таки зимние божества зачастую жестоки.

Я вновь поглядел на девушку, снова сжавшую мою руку и понял, что мне её лицо напоминает. Череп. Гладкий, точно отполированный. А сверху тончайший слой эмали – морок.

«Да ты ещё и внимательный!» – вновь лучезарно заулыбавшись, искренне порадовалась за меня Снегурочка. А потом, вдруг, слегка посмурнев, добавила, выпуская мою руку из своих цепких пальчиков: «Ну да погуляй пока. Забрать – не заберу. Нельзя тебе».

Честно сказать, я в некоторой степени даже расстроился.

«Не огорчайся, – утешительно потрепала она меня по предплечью. – Дело-то наживное».

Я озадаченно поглядел на неё, но, ничего мне не объясняя, моя новая знакомая, развернувшись, направилась прочь, и через несколько шагов растаяла в непроглядном снегопаде, не оставив после себя ни единого следа.

Какие всё-таки девушки и существа женского подобия – ветреные создания: что Ленор, что Снегурочка, – отметил про себя я. – Обе грозились утащить, одна назвала хорошеньким, другая так и вовсе красивым, а что в итоге? Разглядели получше, не нашли желаемого и сразу взад пятки. Всем одухотворённых, видите ли, подавайте. Нет, ну так дела не делаются!

Я, понурившись, поглядел под ноги. А потом, решив удостовериться в истинности слов Снегурочки касаемо неприкаянного бедолаги, направился к подвалу. Внутри стоял всё тот же отвратительный запах, но фантом куда-то исчез. Я ещё раз пристально оглядел помещение, пройдясь до каморки и обратно. Прислушался. Его и действительно не было. Забрала, не обманула. Ну хоть кому-то из нас в канун праздников повезло.