Мы сгоняли за деньгами ко мне, заехали в гараж к Серёге, быстро поставили запасные блюдца-линзы взамен разбитых на фары. В гараже у него стояла немного запылившаяся швейная машина серого цвета.

— Вот! Двадцать второй класс. ПМЗ. Цены агрегату нет. Как раз у тебя поставим и начнём учиться. Полюбуйся! В комплекте стол, двигатель pоднoй, адаптированный под двести двадцать вольт, автомат включения. Идеальна для толстой кожи, кожзама и плотных мебельных тканей. Подольчанка, одним словом.

Мы загрузили машинку со столом в Победу и рванули обратно в Южный Порт.

Потом забрали амортизаторы у Баклана — ему показалось, что он продешевил, раз я так быстро собрал недостающую сумму.

Иннокентий, Южнопортовый магнат, промышлявший продажей запчастей из-под полы, пригрозил мне не делать никаких скидок в будущем, но всё же остался доволен тем, что избавился от неликвида.

На рынке Серёга получил ещё один заказ от перекупщика, который просил срочно обновить салон Волги толи морковного, толи желто-коричневого цвет.

Заказчик утверждал, что это была списанная машина, возившая несколько заместителей министра, чёрт знает как, попавшая в руки к частникам, в совершенно плачевном состоянии. Особенно салон.

Мы с Серёгой заглянули внутрь.

Такое ощущение, что под конец на ней возили дрова. А может, и вправду возили. И владелец был не заместитель министра, а председатель колхоза. Правду уже всё равно не узнать.

За срочность полагалась надбавка в двадцать процентов. Именно на этой машине Серёга решил учить меня ремеслу, потому что по его мнению, она была убита в хлам и хуже ей уже при всём желании не сделается.

— Если не хочешь покупать новые передние кресла и задние сидения, то чудес от меня не жди. Сразу предупреждаю. — он высунулся обратно из салона машины и беседовал с заказчиком, — я из говна конфетку делать не умею. Выглядеть после обновы будет получше, но пружинам уже хана, поролону тоже. Так что прошу прощения.

Он показал на выпирающее остриё обломанной пружины, холмиком торчащее из спинки.

— Та, мне лишь бы продать. Мы ее перекрасим, пошаманим, ну чтобы хоть чуть посвежее стала. А то вообще никто на неё смотреть не хочет. Ещё и цвет не ходовой. Она с этой охрой, как пассажирский Икарус, сука, выглядит.

— Ну краска — это не мое дело, но зато на этой «золотой охре» ржавчина почти не видна. В общем, я предупредил — идеально не будет. Чтобы потом без претензий.

— Конечно, какой вопрос.

— Ну раз какой вопрос, то с вас сто восемьдесят рубликов. Деньги вперёд.

— А можно после пошива? Свои же люди.

— Можно, но деньги вперёд. Или шей у грузин.

— Нет-нет, ты что? — он полез в лопатник, — грузины вообще охамели. Двести пятьдесят зарядили. Ещё ждать дней двадцать, очередь, говорят. Я тут со всей тачки столько не наварю.

Серёга посмотрел на меня.

— Вот теперь понял, почему они хотят Эдмона Дантеса отсюда убрать? — спросил он у меня.

— Понятное дело — чтобы всё Сучье Болото под себя подмять и хреначить по двести-триста рублей за комплект.

— Правильно, чтобы самолично распоряжаться всеми чехлами тут.

— Что за Эдмон? Армянин, что ли? — пытаясь вспомнить мастера по пошиву чехлов с таким именем, растерянно поинтересовался заказчик, — что-то знакомое.

— Ага, армянин. Ты это, если грузины вдруг спросят, где заказал, так и скажи у Эдмона. Про нас ни слова. В контрах мы с ними. Нам-то по фиг, тебе сиденья порежут и фары побьют

— Какой вопрос, Юрок, я язык за зубами держать умею. Может, пока сто пятьдесят? — он достал из портмоне три пятидесятирублевые купюры.

Но Серёга заглянув в отделения кошельл ловко залез в одно пальцами и извлек оттуда три красные десятки.

— Может и сто пятьдесят, но деньги вперед. Жди, постараемся к следующим выходным сделать.

— А пораньше?

— А пораньше, у грузин дней через двадцать.

Заказчик грустно вздохнул и по очереди пожал нам руки. Контракт заключён.

Мы снова поехали ко мне на автобазу.

Как ни странно, но мне удалось договориться с вахтером на проходной, чтобы Серёгу пропустили на территорию на его Победе. Я сказал, что привёз вещи из дома и тащить их тяжело и далеко.

— С тебя пузырь, Каменев, — сказал дед вахтер, видимо,надеясь прибуухнуть в субботний вечер, — только одной ногой к вагончику и тут же обратно. Смотри у меня!

Серёга наблюдал за моими переговорами из окна Победы.

— Ну ты и красава, Академик, — похвалил меня новый друг, когда увидел, как вахтер опустил трос, преграждающий въезд и выезд и пропустил Победу, — из камня воду выжмешь!

— Да вот не знаю выжму ли. Он бутылку запросил, а у меня с деньгами пока голяк.

— Не боись, счас всё порешаем. Давай только выгрузимся.

— Да не, неудобно ты и так много для меня сделал. Я потом сам с зарплаты ему куплю.

— А до зарплаты совсем без денег?

— Были, но меня обчистили.

— Кто? Тебя? Удивил так удивил.

Пока ехали, я вкратце рассказал про свои приключения в музее траурного поезда и про Генку ловкача.

Серёга меня молча выслушал. Мы быстро перетащили в вагончик наш груз. Потом поехали в магазин.

Серёга сам пошел в винно-водочный отдел и купил чекушку. Когда мы подъехали к воротам базы, он попросил меня подождать в салоене и вышел.

Пока он ходил к вахтеру, я вспоминал, как причудливо сложилась последняя неделя.

Ещё несколько дней назад я не имел ни работы, ни денег, ни документов.

Теперь же у меня в вагончике лежали гоночные амортизаторы «Кони», которые не мог достать лучший из лучших снабженцев Академии Наук.

Ещё там лежали крутая швейная машинка, куски тканей и кожи из которых я научусь шить чехлы.

У меня была работа, о которой я раньше только мог мечтать. Сегодня у меня появился новый друг.

Ко всему прочему у меня ещё есть договорённость на покупку дождевой гоночной резины Pirelli у милиционера.

Правда, не стоило забывать, что впереди меня ждал суд.

Вернувшись из здания проходной,он уселся на водительское место и завел двигатель со словами:

— Порядок! Дед обещал на работе не пить, сказал, что будет ждать, пока мы вернемся.

— Откуда? — я недоумевал.

— Ну как откуда? Поехали в музей Ленинского Паровоза или как он там правильно называется.

— Блин, давай я сам, потом. Думаешь, пацан ещё там ночует?

— Поехали. Не просто думаю, а уверен в этом!

— Тогда надо для него немного конфет взять.

— Уверен? Может, лучше ремня?

После того как Юрок вышел из кондитерского отдела, Победа тронулась и плавно понесла нас по летним улицам вечерней Москвы.

Субботний город был пустынен. Москвичи предпочитали проводить его на дачах или у себя дома. Машин почти не было, и Серёга минут за пятнадцать домчал нас до Кожуховской улицы.

К зданию музея можно было свободно пройти по пустынному скверу. Группа подростков лет пятнадцати бренчала на гитаре у скамейки, и им до нас не было никакого дела.

Когда мы дошли до основного входа, из которого я с позором бежал неделю назад, то остановились.

Я постарался прикинуть, с какой стороны здания расположено то самое окно, ведущее в подвальный этаж.

— Что стоим?

— Не могу сообразить, с какой стороны он залезал внутрь.

Периметр задания имел ломаную геометрию.

— Это точно здесь?

— Точно. Серёг, давай, ты пойдёшь справа, а я слева, — предложил я Юрку, — увидишь небольшое окно с решёткой ниже уровня земли, стой и жди меня. Только не заглядывай внутрь, ещё спугнём Генку.

— Добро! Так и поступим.

Мы разошлись, обходя задание с разных сторон. Уже смеркалось, и в наступивших сумерках я увидел очертания двух фигур. Взрослого и мальчика.

Я ускорил шаг и услышал голос Серёги:

— Академик, ну-ка глянь, не тот ли это директор гостиницы при Музее, который сначала приютил тебя, а потом обчистил?

Мальчишка, пытаясь вырваться из цепкого захвата, пршипел злобно сверкая глазами: