И вдруг, сам не понимая почему, он вскочил на ноги. А затем, опомнившись, он понял, что его подняло на ноги острое желание, пронзившее его тело. Баланс нарушился с его стороны и остальной мир должен был отреагировать на это. И мир отреагировал: Принцесса тоже вскочила и забегала по комнате, дождь еще сильнее забарабанил по стеклам. Иш тоже ходил по комнате. Он понимал, что ему нужно как-то действовать, но не знал как. В конце концов он пошел готовить себе ужин.

Иш ворочался во сне и медленно просыпался. Он совсем замерз. — Значит, изменилась другая сторона уравнения, — подумал он и натянул еще одно одеяло. Стало теплее. — Твои груди, как… — и он снова погрузился в сон.

К утру весь дом промерз. Иш одел свитер и приготовил себе завтрак. Он хотел развести огонь в камине, но затем раздумал и решил выйти из дому.

Он встал на крыльце и смотрел на город. Как всегда, после дождя воздух был чист. Ветра не было совсем. Далекие мосты четко вырисовывались на голубом небе. Он повернулся к северу, чтобы посмотреть на вершины гор Тамальпе, и тут же вздрогнул от неожиданности. Где-то в городе поднимается тоненькая струйка дыма. ее было хорошо видно в чистом воздухе. Такая струйка могла подниматься только из каминной трубы. Раньше, в туманном воздухе, он не смог бы увидеть ее, но сейчас она была как бы сигналом для него.

Может быть, это какой-нибудь небольшой пожар и человек тут не причем? Но это маловероятно: прошедшие дожди давно потушили все пожары.

Во всяком случае это было не далее, чем в двух милях, и ему захотелось сесть в машину и узнать все. На это он истратит всего несколько десятков минут, которых ему и так девать некуда. Но что-то остановило его. Все его попытки установить контакт с людьми ни к чему не приводили. И сейчас в нем вспыхнуло то старое ощущение, которое заставляло его обливаться потом при одной мысли о том, что ему придется танцевать с девушкой.

Неужели Робинзон Крузо действительно хотел выбраться со своего острова, где он был полным господином? Люди часто задают себе этот вопрос. Но даже если Крузо был человеком, который жаждал освободиться с острова, возобновить контакты с людьми, но это вовсе не значит, что Иш точно такой же человек. Может, ему очень нравится свой остров. И он не желает снова общаться с людьми.

И, несмотря на сильное искушение, он позвал Принцессу, сел в машину и поехал в противоположном направлении.

Большую часть дня он провел в бесплодных гонках по холмам. Временами ему встречались участки дороги, размытые дождем. Там уже было невозможно понять, где дорога, а где нет. Желтые листья и сучья валялись везде, в том числе и на дороге. Где-то вдали он услышал лай собачьей стаи, но самих собак он не видел. Домой Иш вернулся во второй половине дня.

Он почувствовал какое-то странное возбуждение. На улице уже стало темно, и Иш вдруг увидел свет вдали. Он больше не колебался. Вместо того, чтобы отговаривать себя, он позвал Принцессу, сел в машину и поехал к свету.

Иш подогнал автомобиль к дому на противоположной стороне улицы и остановился. Тот, кто был в доме, видимо, не слышал мотора. Иш колебался. Его так и подмывало уехать снова, пока его не увидели. Но что-то удерживало его. Он полуоткрыл дверцу, собираясь выйти, но тут Принцесса выпрыгнула из машины и с яростным лаем бросилась к дому. Должно быть, она что-то почувствовала там. Иш выругался, вышел за ней и пошел к дому. Затем он снова остановился, вспомнив, что не вооружен. Но идти в дом с пистолетом не очень-то вежливо. Однако совсем без оружия тоже нельзя Иш вернулся к машине и взял свой любимый молоток. Держа его в руке, он пошел к дому. В окне двигалась чья-то тень.

Он уже был рядом с домом; когда открылась дверь, и полоска света упала на него. Это был луч фонарика. Он не видел ничего, ослепленный светом. Иш остановился, ожидая, что скажет хозяин дома. Принцесса отскочила назад, внезапно замолчав. Иш почувствовал себя очень неуютно: он был как на ладони для того, кто смотрел на него, а сам же он был слеп и ничего не мог предпринять. — Да, — подумал Иш, — я сделал глупость. Кто же приходит ночью в дом в такое время? Конечно, люди сейчас очень подозрительны и насторожены. Хорошо хоть, что он побрился сегодня, и одежда его относительно чистая.

Наступила долгая пауза. Он стоял и ждал вопроса: «Кто вы?» Хотя при этих условиях вопрос был глупым. Впрочем, он мог услышать и что-нибудь вроде: «Руки вверх!» Поэтому Иш был безмерно удивлен, услышав женский голос: «Какая хорошая собачка!»

Наступила тишина. У Иша в ушах еще стоял этот голос, мягкий и ласковый, с каким-то трогательным акцентом. И теплое чувство охватило его.

Луч света опустился вниз на дорожку перед ним, и Принцесса бросилась вперед. Хвост ее буквально вибрировал от радости. Дверь открылась шире, и на фоне тусклого света Иш увидел женщину, которая стояла на коленях и гладила собаку. Он пошел к ней. Молоток, как это ни было смехотворно, был в его руке.

Принцесса, приняв дозу ласки, прыгнула в дом. Женщина пошла за ней, вскрикивая и смеясь. — О, Боже, — подумал Иш. — У нее, наверное, есть кошка… — Он постоял на крыльце и тоже вошел в дом.

Иш прошел в столовую и увидел, как Принцесса бегает по комнате, обнюхивая все углы. Женщина стояла возле стола, придерживая лампу, чтобы возбужденная собака не опрокинула ее.

Она была чуть выше среднего роста, брюнетка, не слишком юная, но уже и не девушка, а вполне развитая женщина.

Она смотрела на бегавшую собаку и смеялась. Звуки ее смеха показались Ишу пришедшими из далекого Рая. Она повернулась к нему, и Иш увидел вспышку белых зубов на темном лице. И внезапно барьер внутри его рухнул, растаял. Он радостно рассмеялся.

Она заговорила снова, не спрашивая его ни о чем и не требуя ответа. — Так хорошо увидеть кого-нибудь. — На этот раз Иш ответил, но он не мог придумать ничего лучше, как извиниться за тот молоток, что был у него в руке. — Простите меня, за то, что я принес его сюда, — сказал он, и молоток выпал из его руки, гулко стукнувшись о деревянный пол.

— О, ничего, — сказала женщина. — Я понимаю. Я тоже прошла через это — мне тоже всегда нужно иметь что-то под рукой, чтобы чувствовать себя в безопасности. Мы остались такими же, как были раньше. Только тогда мы носили в кармане разные смешные талисманы, оберегающие нас.

После внезапного взрыва смеха он начал дрожать. Все тело его вдруг стало ватным. Иш почти физически ощущал, как рушатся в нем барьеры, защитные барьеры, которые он сооружал в себе все эти месяцы одиночества и отчаяния. Он должен был коснуться человека, и он протянул руку для пожатия. Женщина гоже протянула руку и, несомненно, заметила его дрожь, так как она тут же пододвинула кресло и почти толкнула Иша, чтобы тот сел. Он откинулся на спинку, и она легонько погладила его плечи.

Она снова заговорила и снова не спрашивая и не приказывая. — Я сделаю что-нибудь поесть.

Вскоре они уже сидели друг против друга. Они немного поели, впрочем, чисто символически. Хлеб был совершенно свежим. — Я делаю его сама, — сказала она. — Правда, дрожжей теперь не найти. — Масла не было, но зато был мед и варенье, а также бутылка красного вина.

И он, как ребенок, начал говорить. Сейчас не было ничего похожего на то, как он чувствовал себя с Милтом и Энн. Тогда барьеры оставались в нем. И теперь, впервые за много дней, он говорил. Иш показал ей шрам от клыков змеи, шрам от надреза, который сделал сам, чтобы отсосать отравленную кровь. Рассказал ей о своих страхах перед Большим Одиночеством, о своем бегстве от него, так как он не осмеливался взглянуть ему в лицо. Он говорил, а она слушала и изредка отвечала: «Да, я знаю. Я помню. Расскажи мне еще».

Что касается ее, то она была свидетельницей катастрофы. Она видела гораздо больше, чем он и, тем не менее, прошла через это лучше, чем он. Она мало рассказывала, но зато поощряла его рассказывать все.

Она была женщиной. Шло время, и он начинал понимать это все с большей и большей ясностью. Иш снова начал дрожать. Для двух мужчин достаточно было одного символа — совместной еды, разделенного стола. Но между мужчиной и женщиной должно быть больше: простого хлеба и соли между ними было недостаточно.