Резкая вспышка боли озарила, словно светоч в темноте. Острая боль отозвалась во всём теле. Его растягивали во все стороны, дёргали за руки, ноги и голову. Одежда треснула и разлетелась на жалкие лоскуты. Невидимые хватки впились в конечности. Они разрывали кожу, проникали сквозь плоть и мышцы, чтобы добраться до костей и впиться в них мёртвой хваткой. Они хотели только одного: растянуть кости, а затем и всё тело. Словно когтистые лапы пытались удлинить его. Боль охватывала, меняла тело. Что-то пробежалось по спине. Михей схватился за спину, но ничего не нашёл. Что-то проникло под кожу и бегало по позвоночнику. Он ощутил жгучее желание добраться до него и выцарапать это. Михей когтями впивался в кожу, раздирая её. Кровь текла, а ошмётки кожи он отбрасывал. Раздражение и ненависть вскипали внутри. Содрав кожу, Михей ощутил под пальцами густую жёсткую шерсть. Что происходит? Что он делает? В своём ли он уме? Михей кричал от боли, обхватывал руками-лапами себя, пытаясь как-то замедлить процесс. Словно так он мог что-то остановить. Никто не сказал ему, что он станет вырколаком. Почему он никогда не спрашивал? Почему никто не сказал? Как они могли скрыть, что вырколак и лидерец это не одно и то же? Он вновь закричал. Лицо вытягивалось, превращаясь в пасть и принося новую боль. Рот наполнился острыми клыками. Новое ощущение охватило пасть, словно зубам было тесно в ней.
Тело стало непреодолимо тяжёлым. Ноги подкосились, и Михей упал на колени. Он не ощущал собственное тело, оно стало незнакомым, чужеродным, другим. Всё в нём изменилось. Он увидел, как руки превратились в мощные лапы, покрытые чёрной шерстью, но они ему не подчинялись. Ничего не подчинялось ему. Он оказался заперт в изменившемся теле и мог только наблюдать, но и зрение подводило. Нет, у него так и остался один глаз, а девлуз заменял второй, но то, как он видел, изменилось, как и всё в теле. Мир стал каким-то грязно-желтоватым с глубокими серыми оттенками, потерял резкость. Михей с трудом различал Марчела, который ближе всех стоял к нему. Госпожа и остальные совсем расплылись. Внутри всё клокотало, гнев закипал и поднимался к горлу, захватывая сознание. В нос ударило несметное количество запахов, которые сбивали: тела, пот, моча, цветущие травы и деревья, земля, букет специй. Какие-то Михей точно знал, а о природе и названиях других мог только догадываться. Он явственно услышал запах Киры, который пьянил и сбивал с ног. От неё пахло топлёным молоком, мандрагорой и ещё пятью травами, чьи запахи он разбирал, но не знал названий.
Михей сосредоточился, чтобы вернуть себе тело, но оно не слушалось. Голод, дикий голод охватывал его. И только ему было подчинено существование. Голод заглушил боль, стал единственным голосом, который шептал в голове.
Вырколак прорычал, а затем протяжно завыл.
Вой пронёсся по всему телу Михея, он чувствовал его каждой частичкой, словно это не вырколак выл, а Михей. В звуке сплелись боль, отчаяние и обида, что терзали душу. Самозабвенно Михей и вырколак выли, отдаваясь этому целиком. Но в какой-то момент всё изменилось.
Позади раздались шаги, вырколак резко развернулся на них. К ним приближались двое юнцов с сеткой. Вырколак ощерился, предупреждая. Михей приказал вырколаку успокоиться, но тот не слушался. Он никак не реагировал, а просто продолжал предупредительно рычать, не сводя глаз с юнцов. В нос ударил кислый запах страха, Михей не видел выражения их лиц – вырколак не различал их, – но слышал все запахи, которые окружали юнцов. Внутри всё сжалось, Михей и вырколак были опасны для них. До того, как он это окончательно осознал, вырколак в последний раз ощерился и набросился на юнцов, растянувших сетку. Михей попытался зажмуриться, желая не видеть происходящее, но не мог. Вырколак смотрел во весь глаз, не видя ничего, кроме жертв. Жертв. Именно ими они и были. Два неопытных дурака, посмевших выйти против вырколака. У них не было шанса. Никакого.
Вырколак сбил правого – вроде бы светловолосого или, а может, рыжего, зрение вырколака с трудом различало оттенки – и прижал к земле. Юнец пытался вырваться, но вырколак был сильнее, тяжелее. Вырколак клацнул зубами, юнец закричал. Михей не понимал, почему вырколак не перегрызёт глотку, если он этого так хотел. Вместо этого он смаковал момент, наслаждался ужасом, который сотрясал тело юного гвардейца. Михей услышал запах мочи. Вырколак тяжело дышал, смотря прямо в глаза своей жертве. Что-то воткнулось в бок. Вырколак зарычал, резким движением свернул шею юнцу и в прыжке развернулся к тому, кто тыкал в бок. Там стоял второй такой же юнец, в руках у него было то ли копьё, то ли меч. Он крепко сжимал «палку», готовясь нанести следующий удар. Михей усмехнулся, понимая, что следующего удара не будет. Его внутренний страх отступил, когда он ощутил силу и уверенность, что источал вырколак.
Юнец, замахнувшись, побежал на вырколака, громко крича. Вырколак затаился и отпрыгнул, когда тот попытался ранить его. Вырколак быстро сбил юнца, повалил на живот и одним быстрым движением перекусил шею, голова оторвалась от тела. Михей почувствовал металлический привкус во рту. Это была кровь. Вырколак разрывал плоть, пожирая тело. Михей с ужасом наблюдал за этим, не до конца веря, что чувствует всё. Как это могло быть настоящей кровью, если она даже не была красной? Какая-то серая жидкость, отдающая отталкивающей желтизной. В ней не было ничего, что заставляло чувствовать трепет и верить, что она настоящая. Просто густая жидкость, текущая из разорванной шеи.
– Его нужно остановить, – прошептала госпожа, но Михей прекрасно всё расслышал. Слух стал неимоверно острым.
– Но вы же, тётушка, так хотели увидеть способности волчьего отрока. Наслаждайтесь, – протянул Влад. Михей отметил, как в словах он тщательно скрывал ехидство, что так и прорывалось сквозь стену вежливости. – Всё, как вы хотели, госпожа.
– Он неуправляем, – протянула нервно госпожа.
– Мне вмешаться? – спросил герцог Эрнст. – Возможно, форта его остановит.
– Зачем? – Влад засмеялся. – Давайте посмотрим, как волчий отрок действует без вмешательства.
– Это пугает, – сказала госпожа, сглотнув.
О да, Михей мог различить весь спектр ужаса, что сковывал её. Восторг растекался внутри по каждому закоулку души, словно Михей вкушал креплёное вино. Или это была тёплая кровь?
Вырколак не обращал внимания на споры, обгладывая кости. Пасть наполнялась кровью и сырым мясом, а Михея захватывала тошнота. Его чувства были обострены и сводили с ума. Вспышки вкусов, запахов оглушали и причиняли боль. Очередная боль. Он попытался призвать ларву, но она была глуха к его просьбам. Ему хотелось, чтобы вырколак прекратил, вернул ему управление телом. Михей хотел убежать в тихий угол своей спальни, забиться в него и плакать. Плакать. Плакать.
Что-то вновь изменилось. Михей почувствовал это быстрее, чем осознал умом. Шерсть встала дыбом на загривке, вырколак поднял голову и увидел, как на него наступает госпожа, окутанная тёмным туманом. Он клубился вокруг неё, тянулся длинным шлейфом. Михей не мог поверить, но видел, как в тумане вырисовывался силуэт, который обвивал госпожу и шептал на ухо. Его длинные руки обхватывали госпожу за талию, крепко прижимали к себе. Хоть это и выглядело пугающе, но забота и нежность, которые сквозили в движениях, заставляли поверить, что лидерец – вероятно, это был он – обожает госпожу. Нет, такое обожание должно быть отравлено. Как всё, что протягивает лапы из потустороннего в настоящий мир.
Михей и вырколак уставились на госпожу и наблюдали, как она приближается. Внутри всё сжалось, вырколак опасался лидерца – он принюхивался и поскуливал, когда лапами шаркал по земле, словно предупреждая того. Госпожа остановилась напротив вырколака и присела, смотря прямо в глаза. Они поразили Михея – синие глаза пылали ярким светом на желтоватом фоне. Казалось, они были единственным цветом, что он мог правильно различить. Цвет был глубоким, тёмным, похожим на грозовое небо или глубокую пучину озера в беззвёздную ночь. Михей наблюдал за ними, как заворожённый, боясь упустить любое изменение. Весь мир сжался до глаз госпожи, захвативших сознание.
