Тёплая рука легла на её плечо, обжигая. Жужанна подняла заплаканные глаза и увидела, что напротив неё уселся Марчел. Он был бледен и обеспокоенно смотрел, не в силах ничего сделать. Всё, что он мог делать, – это поглаживать её осторожно по плечу, боясь позволить себе большее. Жужанна протёрла глаза рукавом и сглотнула, смотря в его зелёные глаза. Внутри всё закололо, а противный голос процедил: «Он просто служит тебе. Это всё не по-настоящему». Но сегодня Жужанне было всё равно. Она хотела заблуждаться, хотела поверить, что хоть кому-то нужна – пусть это и будет слепая преданность хозяйке. Она вновь сглотнула, собираясь с силами. Лицо Марчела изменилось, словно что-то в ней испугало его. Всё равно. Жужанна прильнула к нему и крепко обняла, утыкаясь в грудь. Сейчас ей было всё равно на приличия, на то, как это выглядит со стороны. Всё, что она хотела, это почувствовать тепло другого человека, пусть и не искреннее, пусть и вынужденное. Она закрыла глаза, а Марчел опустил руки на её спину, обнимая в ответ. Глухое «хозяйка» раздалось над ухом, после того как он поцеловал в макушку.

Михей сидел в своей комнате в северной башне Верчице и смотрел в одну точку перед собой. Его взгляд приковал камень в кладке стены под окном: он не был похож на остальные – серого цвета, слишком блёклого, несуразной овальной формы, что создавала зазоры в кладке, – и выступал, словно им заткнули какую-то дыру в стене. Мог ли быть там тайник Жужанны? Или идеальный предшественник пострадал как-то иначе? Но это не особо заботило Михея. Всё, что его волновало, так это линии, которыми была испещрена поверхность камня. Тонкие и глубокие бороздки уродовали матовую поверхность, приковывали внимание. Кто с безумным и поглощающим влечением ковырял эти линии, создавая одному ему ведомый бессмысленный узор. Могла ли их нанести Жужанна, сидя в одиночестве запертой в башне? Или, кроме неё, кто-то ещё обитал здесь: случайные жертвы госпожи, неугодные пленники? И почему кому-то было так интересно царапать камень? Он делал это, чтобы не сойти с ума? Или ради развлечения? Или чтобы отметить камень, который так выделялся на фоне других, был чужероден своим собратьям? Что за этим стояло? Не в этом ли проблема, что всё непонятное и непохожее люди воспринимают враждебно?

Михей слез с постели и подошёл к камню. Он даже не посмотрел в окно, а тут же опустился на колени и прикоснулся к шершавой, израненной поверхности. Михей медленно водил пальцем по каждой бороздке, запоминая ощущения от них: вот здесь кто-то просто чиркнул, едва задев поверхность, а здесь потратил много времени, ковыряя и проникая всё глубже и глубже, словно хотел выцарапать камень, сровнять со стеной.

– Чем занимаешься? – позади раздался голос Влада. Он бесшумно вошёл в комнату.

Михей дёрнулся, плечи описали невнятную дугу, а внутри всё сжалось от испуга. Он был настолько поглощён своим занятием, что не услышал ни скрип двери, ни звук шагов. Ни ларва, ни вырколак не подумали предупредить его. И теперь, застигнутый врасплох, он сидел на полу, словно малый ребёнок, которого застукали за постыдным занятием, пока отец насмешливо пялился.

– И что у тебя здесь? – Влад преодолел расстояние между ними ровно в три больших шага, Михей так и не смог привыкнуть, насколько огромным был тот – совсем не чета Василе. Он присел рядом с ним, заставляя Михея смутиться. – Что-то нашёл?

– Камень, – прошептал Михей, но взгляда не опустил. Влад усмехнулся и посмотрел на камень, что привлёк внимание его сына.

Михей не ожидал, что Влад серьёзно отнесётся к его словам. Тот провел несколько раз по камню, постучал, прислушиваясь, но, не найдя ничего примечательного, отпрянул и посмотрел на Михея.

– Почему он тебя беспокоит? – Вопрос прозвучал слишком мягко, поэтому Михей вылупился на Влада, против всех приличий. – Ответь мне.

– Я не знаю, – на одном дыхании выпалил Михей. Любое объяснение казалось натянутым, натужным, словно он попытался бы оправдаться. Но, может, всё же стоило его высказать, не держать в себе? – Мы с этим камнем похожи.

Слова оказались ещё и глупыми, Михей заметил, как Влад чуть не засмеялся, но сдержался, не прыснул и подавил лёгкий смешок. Только в его карих глазах блеснули искры злой весёлости, которые тут же исчезли, стоило Михею внимательно посмотреть на него.

– Потому что он израненный? Или потому что не похож на остальных? – В словах Влада не было издёвки, словно он искренне разделял беды Михея.

Михей кивнул, Влад мягко улыбнулся. Его взгляд сочился сочувствием и заботой. Казалось, что он сейчас возьмёт и обнимет сына, отгоняя все печали. Но этого не случилось. Глупо было надеяться на проявление нежности, но, Босора, как же ему хотелось все пять дней после ритуала, чтобы кто-нибудь пришёл и обнял, дал положить голову на плечо и, может быть, заплакать. Всё это выглядело как непозволительная роскошь, недоступная волчьему отроку.

– Ты просто устал сидеть взаперти, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Внимание Михея привлёк плащ Влада, подол которого собрал всю пыль, что накопилась в комнате за эти дни без уборок.

Михея посещала только Кира. Она стала чем-то наподобие его личной служанки. Приносила еду, осматривала рану на груди и меняла повязки. Но она не задерживалась. Закончив с обязанностями, она поднималась и уходила, даже не удосужившись поговорить с ним, разделить его печали. Кира явно злилась на него, но он не мог понять почему. Единственный их разговор, который был похож на разговор, а не на обмен пустыми любезностями, закончился взвинченно, напряжённо. Кира спросила его, если бы он не знал, что ритуал не закончится смертью, повторил ли он свой – как она выразилась, скривившись и нахмурившись – фокус с кинжалом. Михей, не колеблясь, сказал, что повторил бы. После этого Кира бесновалась, словно настоящая бестия. Она несколько раз ударила его подушкой и кулаком по груди, но, заметив, что рана Михея вновь кровоточит, прекратила, обработала её и ушла. Больше они и не говорили.

– Мне можно выйти? – спросил Михей и ощутил, как кровь прилила к щекам.

– Я здесь для этого, – Влад усмехнулся, в ядовитой гримасе собрались все невыраженные чувства, – но если ты хочешь дальше смотреть на камень, то кто я такой, чтобы тебе мешать! – Он вскинул руки, а губы растянулись в лукавой улыбке, которая могла быть и приглашением, и предупреждением одновременно.

– Не хочу, – горячо ответил Михей и вскочил на ноги.

Это было ошибкой. Хоть и прошло пять дней с пробуждения, но его всё ещё не покидало головокружение. Картинка перед глазом закружилась – то по часовой стрелке, то против, словно весь мир раскачивался как маятник, из стороны в сторону. Михей попытался сосредоточиться, схватился за стену и вновь уставился в одну точку. Тошнота быстро подступила к горлу, сдавливая его. Чёрные точки закружили перед глазом, предвещая обморок. Что-то тёплое легло на плечо.

– Спокойнее, Михей, – сказал Влад, поддерживая его. – Не спеши, я помогу тебе.

Влад подхватил его под руку, приобнимая, и повёл прочь из комнаты. Было в этом жесте что-то отеческое, незримое, на что Михей боялся и надеяться.

– Подожди. – Влад остановился, когда они оказались у дверного проёма. – Я приготовил подарок для тебя.

– Подарок? – Михей уставился на Влада, не понимая, где мог затаиться подвох.

– Да, подарок. – Он нахмурился. – Тебе никогда не дарили подарков?

– Дарили на крестере. – Михей вспомнил Люпуса, и под сердцем защемило. – Люпус был подарком.

– Щенок – хороший подарок.

– Но не ублюдок-полукровка. – Михей вздохнул.

– Полукровка или ублюдок – какая разница, если это привело тебя ко мне? – Влад улыбнулся, доставая из потайного кармана камзола небольшую шкатулку, меньше ладони. – Вот мой подарок. Он искренний.

Влад протянул шкатулку Михею, но, быстро осознав, что тот не сможет её открыть, сам поднял крышку. На чёрной бархатной подушечке лежал сине-зелёный камень с ветвящимися чёрными жилками в серебряной оправе. Он напоминал глаз – и формой, и гладкой, блестящей поверхностью.