– А я люблю тебя, – прошептала она. Подхватив юбки, девушка побежала к дверям конюшни. Ей не хотелось, чтобы Томас видел, как она страдает. Прежде чем уйти, Блу остановилась и, обернувшись, бросила последний взгляд на Герцога. – Томас, благодарю тебя от всего сердца за то, что ты подарил мне эти счастливые мгновения. Я всегда буду помнить о них.

Холодный ветер обрушился на Блу, стоило ей выбежать из конюшни. Спеша укрыться от яркого света, струившегося из окон и дверей, девушка снова свернула к черному ходу, взбежала по лестнице и пробралась к себе в комнату. Стуча зубами от холода, она опустилась на колени перед зажженным камином и, прикрыв ладонями лицо, расплакалась.

– Эдвард! – Сесил коснулась руки герцога и с беспокойством посмотрели на него. – Где ты был? Куда все исчезли? – Девушка нахмурилась. – Ты видел Блу? Гости уже начали разъезжаться. Они спрашивают о маме и о Блузетт, но их нигде нет.

Терзаемый угрызениями совести, Томас на мгновение закрыл глаза, и его лицо исказилось. О, Сесил… Добрая и нежная, доверчивая и благородная, она достойна лучшего мужа, чем он. Она заслуживает того, чтобы ее любили так же, как он любит Блу.

Да, он действительно любил Блузетт Морган. Любил это дикое и непостижимое создание, способное очаровывать и покорять, бесить и доводить до исступления. Она была чудом, увлекательной и захватывающей загадкой. Мужчине не хватит и жизни, чтобы ее разгадать.

– Эдвард!.. – Сесил пристально смотрела на него, и ее глаза светились нежностью. – Ты не заболел? Ты выглядишь… Я не вполне уверена, но ты выглядишь очень странно. Сегодня ты сам на себя не похож.

Томас поклонился и поднес к губам пальцы Сесил.

– Прости меня, дорогая, но мне нужно идти. – Он подал знак мистеру Апплу, чтобы тот принес его плащ и шляпу.

– Но, Эдвард, мы едва успели обменяться несколькими фразами за весь вечер. Тебе в самом деле нужно идти? Я надеялась, что ты останешься, когда все разъедутся. Я заказала шампанское, чтобы мы смогли в узком кругу отпраздновать нашу победу.

Томас вывез кресло Сесил в отделанный черно-белыми изразцами холл – здесь тетушка Трембл прощалась с последними гостями. Взяв плед из рук мистера Алпла, герцог заботливо укрыл им неподвижные ноги Сесил.

– Здесь очень холодно, дорогая. Дует от двери. – Томас выпрямился и бросил тоскливый взгляд в сторону галереи. Там, в своей комнате наверху, была Блузетт. Затем он поднес к губам руку тетушки Трембл, почтительно поцеловал ее тонкие пальцы и шагнул в предрассветный морозный туман.

Сесил проводила его взглядом и в задумчивости пробормотала:

– Не понимаю, что с ним произошло.

– А я не понимаю, что в последнее время творится с Кэтрин, – проворчала Трембл, кутаясь в бархатную накидку. – Исчезнуть и бросить всех гостей – это совсем на нее не похоже. Доброй ночи, миледи. До свидания, ваша светлость. – Проводив лорда и леди Миттенли, она вздохнула с облегчением. – Кажется, это последние гости.

– Прости, тетя, ты что-то сказала? – спросила Сесил.

– Я говорю, что все ведут себя сегодня очень странно. – Тетушка Трембл выплюнула на ладонь пробковые шарики и зевнула. – Казалось бы, Кэтрин и Блузетт должны находиться здесь, чтобы насладиться сполна нашим триумфом, а их почему-то не видно. Я этого не понимаю. И Эдвард… Почему Эдвард так торопился нас покинуть?

– Хочешь немного шампанского, тетя? Мы могли бы отпраздновать победу.

– Без Кэтрин, Эдварда и Блузетт? Знаешь, дорогая, я, пожалуй, пойду сейчас спать. Если не возражаешь, отложим шампанское до лучших времен.

– Что ж, хорошо, – кивнула Сесил. В этот момент в холл спустился Моутон, чтобы отнести девушку наверх. – Я тоже предпочитаю подождать.

– Пожалуйста, не смотрите на меня, – пробормотала пожилая леди, поспешно отворачиваясь от Моутона. – Я слишком измучена, чтобы падать в обморок.

– Вряд ли это имеет смысл, тетя, – сказала Сесил, впервые за весь вечер улыбнувшись совершенно искренне.

Моутон отнес девушку на второй этаж и отправился в холл за креслом. Дожидаясь его, Сесил думала о матери, отказавшейся попрощаться с гостями, а также о странном исчезновении Блузетт и долгом отсутствии Эдварда, за которым последовал его поспешный отъезд. Вскоре Моутон вернулся и подкатил к Сесил ее кресло. Девушке показалось, что он слишком уж мрачен, и она спросила:

– Что-то случилось, Моутон?

Черный великан в смущении отвел взгляд и сделал вид, что не слышал вопроса. Сесил нахмурилась. Поведение Моутона лишь усилило ее тревогу. Должно быть, случилось что-то ужасное.

Если не считать тетушки Трембл и Сесил, с Блу никто почти не разговаривал. По дороге в гости или во время ежедневных прогулок по Гайд-парку леди Кэтрин молча отворачивалась к окну кареты и лишь изредка, когда этого никак нельзя было избежать, роняла короткие замечания. Моутон упорно опускал голову при виде Блу и старался не встречаться с ней взглядом. А Месье не отвечал на ее стук в дверь библиотеки.

Возможно, Моутон видел ее на конюшне. Блу была слишком взволнована, чтобы думать об этом в ту ночь – такая мысль пришла ей в голову лишь на следующее утро, когда ее верный страж отвернулся от нее и перестал отвечать на ее вопросы. Да, вероятно, Моутон проследил за ней. Скорее всего он и рассказал Месье о том, что ему удалось увидеть и услышать.

Блу догадывалась, о чем они думали и что переживали в последующие недели. Она чувствовала то же самое. Как и все, кто знал Сесил, Месье и Моутон были очарованы ее добротой и благородством. Они испытывали боль и гнев из-за предательства Блу. Хотя оба обожали свою воспитанницу, этого они не могли ей простить.

Мельком взглянув на леди Паджет, Блу опустила голову и уставилась на свои руки, обтянутые перчатками. Еще один визит, и можно будет возвращаться домой. Ей хотелось побыстрее оказаться у себя в комнате, чтобы не видеть сурово поджатых губ матери.

Гросвенор-Хаус больше не был ее домом. Находиться там стало невыносимо. Повсюду Блу подстерегали свидетельства ее предательства. Многие из обитателей дома не желали смотреть на нее, а сама Блу не могла смотреть в глаза Сесил. И самым мучительным, самым жестоким наказанием была ее неизбывная тоска по Томасу. Иногда из холла доносился его голос и тихий ответ Сесил, и у Блу сжималось сердце от отчаяния. Встретив Томаса в гостиной, Блу смущенно отводила глаза, зная, что никогда не сможет прикоснуться к нему или заговорить с ним под ледяным взглядом леди Кэтрин. И тогда нестерпимая боль словно стальным обручем стискивала ей грудь.

Девушка вздохнула и заморгала, стараясь удержаться от слез, которые жгли ей веки.

– Блузетт… – Сесил положила руку на локоть сестры и заглянула ей в лицо. – Блузетт, мы уже дома.

– Дома? Я думала, мы собираемся нанести визит леди Уолтер.

– Но мы уже заезжали к ней, дорогая. Разве ты не помнишь?

– Простите, я… Ну да, конечно.

– Нет, подожди. Задержись ненадолго. Я хочу поговорить с тобой.

Блу несколько секунд колебалась, затем кивнула и молча откинулась на подушки. Когда леди Кэтрин и тетушка Трембл выбрались из кареты, она вопросительно взглянула на сестру.

– Блузетт, умоляю тебя, скажи мне, что происходит.

Блу пожала плечами.

– Я не понимаю, о чем ты.

Сесил вздохнула и сказала мягко, но настойчиво:

– Извини, Блузетт, но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ох, я так устала от того, что все меня постоянно ограждают от малейшей неприятности. Как будто я слишком хрупкая и слабая. Но я вовсе не такая!

– Я знаю, Сесил. Только…

– Нет, я не хочу слышать никаких отговорок. Только не на этот раз. И только не от тебя, Блузетт. Мы всегда были честны друг с другом. Я прошу тебя и сейчас быть откровенной со мной.

Блу молча опустила голову. Сесил же тем временем продолжала:

– Мама ведет себя очень странно. Сидит взаперти в своей комнате и почти не разговаривает. Месье чем-то ужасно взволнован. У Моутона какой-то отрешенный взгляд. Эдвард постоянно расстроен и смущен. Только тетя Трембл держится как обычно. Но она злится на остальных и предпочитает оставаться у себя, принимая лекарства. И наконец, ты тоже сама не своя, дорогая Блузетт. Что же происходит?