Жизнь лишь повод для коммерции,

Только полигон для зла.

Я цепляюсь по инерции

За стихи и зеркала.

Я хватаюсь за высокое:

За мечты и небеса,

Но великое, жестокое

Солнце светит мне в глаза.

Не находится, не ищется

Бред счастливый и святой

Лишь скучается и свищется

Вместе с гулкой пустотой.

Ничего, теперь я стреляный,

Я стал жестче и сильней —

Тонны муки перемеленной

Я развею среди дней.

Ты плетешь узлы заманчиво,

То крича, то бормоча…

Только жизнь всегда обманчива,

Бродит жутко хохоча.

Мысль уходит на снижение,

В скуки долгий коридор

И плывет изображение —

Бред глядит в тебя в упор.

Ты стесняешься, ты прячешься

В темных комнатах души,

И словам забытым плачешься,

С болью шепчешься в тиши.

Вот еще одно издание

Сказок, стертых в порошок

Снов больного мироздания,

Провоцирующих шок.

Вот в руках труба подзорная,

Да на небе — облака…

Ты — фигура иллюзорная,

Только тень издалека.

Звук распластан, а свет приглушен.

Твой прекрасный порыв так смешон,

В хаотический бред приглашен.

Грани между мирами стирай.

И чужими словами играй.

Чуешь — рядом времени край.

Ох, и много зловещих структур,

Образующих странный сумбур

Всевозможных архитектур.

Ты погибнешь, погибнешь не раз

Парой жутко кружащихся фраз,

Ледяным выражением глаз.

Распадаются серые дни,

Отпускает капкан западни

В разноцветные ночи огни.

И пускай всем вокруг невдомек,

Что скрепляет безумие строк…

Жизнь — на что-то иное намек…

Глотаю книжные тома,

Лекарства-яды для ума.

И судорожно мой язык

Ко вкусу странному привык.

И с искривленных губ моих

Слетали сонмы слов лихих.

Но интересна мне не речь.

А то, что можно в речь облечь.

И чувств отчаянных накал,

И мистика чужих зеркал,

Когда в них просто так глядишь:

То притворяешься, то спишь.

И время — зыбкая стена

Иные кажет имена.

Где все не этак и не так,

Где все — нелепица, пустяк.

Ни с кем себя я не сравню,

Я жизнь люблю, как западню,

И иронический кивок,

Меж пары-тройки тонких строк

Мне всем становится порой,

И одурманенный жарой,

Лежу без сна иль в полусне,

Идущем от меня, ко мне…

Я продолжаю бред глотать:

Ходить по улицам, мечтать.

Тревожа жителей больных

Иллюзией миров иных…

Так в лунной технике поэт,

Рисует свет и тени лет.

Из холода восстав,

Из разных книг и песен

Ты понял: мертвых трав

Простор тебе стал тесен.

Не мешкая, легко,

Выходишь за пределы…

И в полночь глубоко

Свои бросаешь стрелы.

И бесконечный звук,

И свет зеленоватый

Идут сквозь кисти рук

В мир тени и утраты.

Гляди, едва дыша,

Как чертит в полумраке

Погибшая душа

Светящиеся знаки.

Иной сознания виток,

Дороги в спящих городах.

И сквозь тебя проходит ток

Надежды в гибнущих словах.

И вырастает обелиск

В честь окончания времен.

И проплывает лунный диск,

Не помня никаких имен.

Печаль свела беду на нет,

И чуть смягчила боль утрат…

Так пробегают стрелки лет

Созвездий вечных циферблат.

Какая-то вкралась ошибка.

Мельчайшая вышла оплошность

И снова все призрачно, зыбко.

И правит всем миф — невозможность.

Меняет столетье тональность,

А с нами блуждает все тоже:

Бессмысленных слов инфернальность,

Тоски неизменные рожи.

Сочти одиночества тайны,

Нас нынче почти не осталось…

Мы хрупки, мы очень случайны —

Ошибка какая-то вкралась…

Когда дрожит сердечная струна,

Когда в твоих глазах клубится тьма

И тишина диктует имена,

И в ночь спешит бесснежная зима,

Дробится лист трагическим стихом,

Душа, смеясь, над бездною стоит,

И музыка в безумии лихом

Твои шальные звезды растворит.

Ты медленно поднимешься с колен,

Заклятия высокие шепча.

И, отразившись от холодных стен,

Войдешь в мерцанье лунного луча,

И он тебя до дна легко пронзит,

Ты будешь зыбким пламенем объят…

И вдруг поймешь, что над тобой висит

Чужого времени недобрый взгляд.

Кругом лишь насмешка и скука —

Одни бытовые шумы.

Душа ускользает без звука

В безмолвное общество тьмы.

А мне остаются лишь нервы,

И я их отчаянно рву,

Пытаясь проведать, кто первый

Сумеет уйти в синеву?

Я зло и надменно мечтаю,

В словах находя только яд…

Похоже, я изобретаю

Угрюмый и яростный взгляд.

Коплю отчужденье большое,

И ненависть я берегу,

И помню, что время чужое

Когда-нибудь взором сожгу.