– Скажите Грегори, что прибыл его брат.

Элинор впервые слышала, чтобы у мистера Гамильтона был брат. Впрочем, можно было, пожалуй, уловить некоторое сходство, да только мужчины все равно различались, как день и ночь. Мистер Гамильтон излучал добро и тепло, тогда как от этого зловещего гостя веяло могильным холодом. Он сделал пару шагов, бесцеремонно отодвинув Элинор, и огляделся. Глаза оставались скрыты за черными стеклами, и это рождало смутную тревогу.

– Ну же, барышня, доложите обо мне Грегори! – поторопил мужчина, продолжая оглядываться. Чтобы придать вес своим словам, он пару раз ударил тростью по полу. – Поспешите!

Не следовало пускать этого мужчину, но теперь уже ничего нельзя было исправить. Элинор поджала губы, подобрала юбку и отправилась на поиски мистера Гамильтона, досадуя, что приходится оставлять незваного гостя одного в холле. Впрочем, следующая мысль, что черный незнакомец может что-нибудь украсть, показалась Элинор донельзя нелепой. Но как знать, что он может сделать? Элинор хотелось послать кого-нибудь приглядеть за «братом», но слуги куда-то подевались, точно попрятались.

Мистер Гамильтон нашелся в своем кабинете, там, где и проводил большую часть времени с момента исчезновения супруги. Он сидел в кресле возле камина, держал в руках книгу, но написанное там едва ли интересовало его. Мистер Гамильтон бездумно глядел на огонь и лишь перелистывал механически страницы. Элинор постучала, потом кашлянула, пытаясь привлечь внимание, и наконец позвала:

– Мистер Гамильтон! Мистер Гамильтон!

Он очнулся, тряхнул головой и, обернувшись через плечо, поглядел на нее недовольно. Элинор смутилась и поспешила сделать неуклюжий реверанс.

– Простите, что побеспокоила, сэр, но там пришел человек. Он утверждает, что он ваш брат…

– Брат?.. – мистер Гамильтон нахмурился, потом по губам его скользнула слабая улыбка. Подскочив с кресла, он уронил с колен книгу и даже не обратил на это внимание. – Где он, мисс Кармайкл?

– В холле…

Мистер Гамильтон отодвинул ее в сторону, совсем как «брат» парой минут назад, и бросился бегом к лестнице. Половицы отчаянно скрипели под его ногами, нарушая мертвую тишину дома. Элинор только услышала напоследок:

– Почему так темно?! Куда все подевались?!

Подкрутив лампы в коридоре, чтобы они давали больше света, Элинор пошла к лестнице, желая убедиться, что впустила в дом действительно брата мистера Гамильтона, а не грабителя или убийцу. Перегнувшись через парапет, она глянула вниз. Мистер Гамильтон замер, не выпуская из рук перила. Его «брат» так и стоял посреди холла, оглядываясь. Потом он снял очки – без них сходство с мистером Гамильтоном стало куда больше – и изогнул губы в жутковатой улыбке.

– Грегори.

– Дамиан.

Мужчины застыли друг против друга, неподвижно, и это мало походило на встречу двух родственников. В воздухе висело напряжение, от которого мурашки бежали по коже. А потом они оба очень похожим движением вскинули головы и посмотрели наверх, на лестничную площадку, где стояла, вцепившись в перила, Элинор. По коже пробежал холодок, а еще она почувствовала себя лишней. Быстро присев в реверансе – мисс Гайер, преподававшая в Колледже Святой Маргариты хорошие манеры, называла книксен лучшим способом для девицы развеять неловкость, – Элинор поспешила в свою комнату.

Свет газовой люстры резал глаза. Хотелось малодушно укрыться за давно ставшими привычными темными очками, но Дамиан заставил себя прямо смотреть на брата. Грегори ничуть не изменился. Он был в точности, как Дамиан помнил. Стоял, чуть поджав губы, вздернув упрямо подбородок, спрятав руки за спиной – чтобы не видно было сжатые кулаки. Таким Грегори был десять лет назад, и двадцать лет – тоже. О чем говорить, он, кажется, не знал, а Дамиан, в свою очередь, не собирался первый начинать разговор, хотя его и глодало любопытство.

За последние двадцать лет они не перекинулись и дюжиной слов. Целая жизнь была проведена вдали друг от друга, в обиженном молчании, и сейчас нелегко было заговорить снова. В таких случаях начинают обычно с ничего не значащих слов.

– Ты приехал, – сказал Грегори.

Дамиан ухмыльнулся. Он поставил трость на подставку, бросил шляпу на столик, рядом положил очки. Держался уверенно, старался придать своим движениям вальяжную леность, хотя, пожалуй, идти сейчас без трости ему было бы нелегко. Продолжая изображать ту же уверенность и леность, Дамиан облокотился на небольшую мраморную консоль.

– Ты позвал. Мне стало любопытно. Ты сказал, тебе нужна моя помощь.

Грегори досадливо поморщился. Он, должно быть, не единожды уже пожалел, что послал то сообщение. Но менять что-либо было поздно. Сам способ – капли крови и слова, отпущенные с ветром, – говорил, что дело срочное и… необычное. С проблемами обыденными, простыми, тривиальными Грегори справился бы сам или же прибег бы к помощи полиции, докторов, юристов. Ему, однако, для чего-то потребовался брат.

– Лаура пропала, – неохотно сказал Грегори.

Дамиан вскинул брови.

– Вот как. Что ж, я тебя предупреждал. Вернее, – он поднял руку, видя, что брат собирается что-то сказать, – я мог бы тогда тебя предупредить, что Лаура – не лучший вариант. Но ты бы меня не послушался. Ты и нашу мать не послушался. Как по мне, эта женщина еще долго протянула. Десять лет, надо же! Не волнуйся, дорогой брат, ты найдешь себе кого-нибудь получше.

– Лаура забрала с собой нашего сына, – сухо сказал Грегори. – И проблема не в этом. Идем за мной.

Идти пришлось на третий этаж, в жилые помещения. Грегори легко взбежал по лестнице, а вот Дамиан, миновав два лестничных пролета, совсем выдохся. На площадке Дамиан остановился, переводя дух, и облокотился на парапет. На ум пришла миловидная девица, что открыла дверь. Всего несколько минут назад она стояла здесь и сверлила братьев Гамильтонов взглядом строгим и любопытным. Глаза у нее были какие-то странные…

– Что это за девица? – поднявшись к терпеливо дожидающемуся его Грегори, поинтересовался Дамиан, оглядывая холл сверху. Люстра была совсем рядом, и ее тусклый, сероватый свет раздражал глаза, отчего перед ними плясали мошки. Из-за этого мерещилось всякое, и словно таилось что-то в тенях.

– Деви… А, мисс Кармайкл, гувернантка Джеймса, – отмахнулся Грегори. – Идем, тебе нужно взглянуть на это.

Дамиан кивнул и пошел за братом по коридору, освещенному тем же серо-голубым газовым светом. Пламя в лампах подрагивало под неровным напором, и по стенам скользили причудливые тени. В них угадывалось что-то дурное, темное. Словно бы в доме жило нечто опасное, недоброе, и сейчас оно приглядывалось к новичку. Грегори ничего этого не замечал, но он и в детстве обладал выборочным зрением и предпочитал игнорировать все неудобное. Дамиан не мог себе позволить такую роскошь. Задержавшись на пару мгновений, он нарисовал ногтем на вычурных зеленых обоях несколько знаков, которые давно хотел испробовать. Тени отступили, дышать стало легче.

– Это здесь, – сказал ничего не замечающий Грегори.

Комната, несомненно, принадлежала женщине, и притом – совершенно лишенной вкуса. С сорочьей настойчивостью она сносила в свое убежище все, что ей казалось красивым, и в результате спальня напоминала дешевую мелочную лавку, где уродливая статуэтка танцовщицы соседствует с изящной вазой французского стекла.

– Чудовищно, – прокомментировал Дамиан, оглядываясь.

Что-то в этой комнате смущало его, но уловить причину никак не удавалось. Возможно, с толку сбивали все эти бессмысленные безделушки. Дамиана вообще легко сбивали с толку женщины, сочетающие в себе нарочитую хрупкость, расчетливость и притом, как правило, глупость. Исключение составляли ведьмы, с ними иногда удавалось поладить. Но хоть в домах ведьм и царил схожий беспорядок, все их «безделушки» все же имели особый смысл и практическое применение. А какой смысл у серебряных шкатулок, флакончиков и странных сооружений из ракушек и сухоцвета? В этой комнате быстро начинала болеть голова. Грегори, кажется, испытывал схожие чувства. Во всяком случае, двигался он неловко, точно боялся что-то разбить, испортить, да просто сдвинуть с места, нарушив особенный женский порядок.