Высшее Церковное Управление, для которого ряд задуманных мною широких церковных реформ не по сердцу, выбросило меня из состава Высшего Церковного Управления, отставило меня от управления Московской митрополией и т. д.

— Следовательно, вы теперь не митрополит Московский и всея Руси?

— Так как постановление ВЦУ и формально и по существу неправильно, то я его законным не признаю и опротестовал его уже. Себя же я считаю митрополитом Московским и всея Руси по группе «Возрождение». Епископ Евдоким, назначенный ВЦУ митрополитом Московским, будет им «всея Руси» от «Живой Церкви».

— А Тихон?

— А Тихон «всея Руси» — по контрреволюции, так как около Тихона группируются все контрреволюционные силы. Он окружен теми самыми силами, с которыми он творил свои «деяния», приведшие к расстрелу многих лиц, и в их числе Петроградского митрополита Вениамина.

— Что вы предполагаете делать в ближайшее время?

— Буду делать свое дело — попытаюсь идейно обновить нашу церковность и реформировать ее административный аппарат. Буду работать с теми, кто со мной захочет работать. Буду бороться с Тихоном и с «Живой Церковью».

После Антонина разговаривал с Красницким, заместителем председателя Высшего Церковного Управления, руководителем «Живой Церкви».

— Как вы смотрите на деятельность Тихона?

— Тихоновщина охватила всю Москву. Наш причт выгоняют из церквей. Меня самого бабы вчера выгнали из одной церкви. Вчера (я с Красницким говорил 4 июля) Тихон служил панихиду на могиле архидиакона Розова[45]. На панихиде присутствовали в полном составе польская миссия торговое представительство Англии и проч. Зачем это? Ясно, что каждое выступление Тихона — смотр контрреволюционным силам Москвы. Удивляюсь Советскому правительству, что оно допускает это. Власти необходимо вмешаться и помочь нам бороться с тихоновщиной.

— Что вы, т. е. ВЦУ, предполагаете делать с Тихоном?

— Что делать? Ничего. Выжидать, выжидать вмешательства власти.

— Скажите, — спросил я, — по постановлению Собора для епископов допускается только один брак?

— Да.

— Ходят слухи, что в Петрограде прот. Белков предлагает опубликовать документы о второбрачии архиепископа Введенского. Как вы к этому относитесь?

— Опубликование этих документов в данный момент повредило бы нам. Вообще нам сейчас трудно. Весь удар последних дней пришлось нам выдержать в числе немногих.

Введенский должен был явиться к 15 числу июня в Москву, но его нет и до сего дня. Где он — неизвестно, где-то читает свои лекции.

У Тихона.

Я направился к Тихону в Донской монастырь.

Тихон далеко не так доступен, как два первых церковных деятеля.

«Святейший устал, благословляя народ до пяти часов вечера. Святейший молится. Святейший собирается служить» и т. д… Но все же, побыв раз в монастыре, другой, приезжаю туда в третий раз.

Добиваюсь ответов на некоторые мои вопросы, хотя ответы даются кратко, осторожно. Из полученных ответов можно выяснить следующее.

Майский церковный Собор не признается. Будет ли созван новый Собор — там видно будет. Сейчас заняты конструированием административного церковного аппарата, будет Синод и прочее.

Кто окружает Тихона? Публика как будто бы прежняя. Епископ Иларион — бывший секретарь патриарха (в сане иеромонаха). Иларион принимает раскаявшихся беглецов из стада Тихона, а таких много. Видел архимандрита Анемподиста, упитанного монаха, человека себе на уме, на лике которого было написано торжество. Мы, мол, победим».

Мы изложили, насколько могли подробно, все факты, относящиеся к освобождению патриарха.

Как мы уже указывали выше, освобождение патриарха вызвало много толков в те дни. Отклики были самые разнообразные.

Советская пресса приветствовала покаянное заявление патриарха, видя в этом моральную победу Советской власти, выбившей почву из-под ног международной контрреволюции.

Отзывы эмигрантов отличаются пестротой.

«Я не верю, чтобы старый, больной и измученный патриарх всея Руси просил милости у советской сатаны! — истерически восклицает А. Яблоновский в эмигрантской газете «Руль». — Я не верю, чтобы святитель Русской Церкви зачеркнул сияющий подвиг своей прекрасной жизни… Не верю и никогда не поверю! Это шантаж, это подлог, это обман! Так могла написать только Клара Цеткин, но не смиренный Тихон, патриарх всея Руси». (Красная газета, 1923, 6 июня, с. 1.)

С другой стороны, П. Н. Милюков в парижских «Последних новостях» призывал к более трезвому пониманию воззваний патриарха: «Патриарх нужен не здесь, в Париже, а на Руси. И там он должен жить и действовать — вот основное, что надо понимать, когда речь идет о воззвании патриарха».

Митрополит Антоний Храповицкий в эти дни выпустил специальное воззвание под заглавием: «Не надо смущаться!» Здесь он напоминает что патриарх всегда призывал повиноваться Советской власти, поскольку она не затрагивает религиозной совести верующих. Воззвание патриарха он объяснял необходимостью «вырвать Церковь из рук неверующих в Бога обновленческих архиереев и лжепопов». В заключение митрополит Антоний объявлял о своем полном каноническом подчинении патриарху.

В России в церковных кругах также существовали в те дни разногласия в оценке поведения патриарха.

Что должен сказать по этому поводу историк?

Наиболее легким выходом было бы ничего не говорить, ограничившись простым описанием событий. Находились люди, которые советовали авторам настоящей работы держаться именно этой линии.

«Не надо ничего оценивать, надо только излагать», — говорил одному из авторов известный церковный деятель, играющий доминирующую роль в современной богословской литературе.

При всем уважении к отдельным лицам, пишущим «историю» в этом духе, самое меньшее, что можно про них сказать, это то, что они трактуют события, причины которых ускользают от их внимания, а последствия которых стоят бесконечно выше их понимания.

«История», трусливо избегающая всех «острых моментов», осторожно умалчивающая обо всех неприятных фактах, история, которая не может «сметь свое суждение иметь» — имеет тысячи достоинств, за исключением одного — это все, что угодно, но только не история.

Историк церкви не выполнил бы своего долга, если бы не пытался разобраться в июньских событиях 1923 года.

Причины, побудившие властей освободить патриарха, ясны и не требуют особых комментариев. Освобождение патриарха было блестящим дипломатическим шагом, благодаря ему отпадал повод для резкой антисоветской кампании, особенно неприятной в тот момент, когда для Советского правительства особое значение приобретала проблема дипломатического признания, укрепления торговых связей с капиталистическим миром О вобождение патриарха означало определенный политический выигрыш внут ри страны, так как давало некоторую надежду на то, что руками патриарха удастся осуществить ту политику подчинения церкви, которого так настойчиво добивался Е.А.Тучков.

И освобождение патриарха было весьма рискованным шагом, так как непосредственным его следствием была консолидация церкви вокруг патриарха и, следовательно, усиление ее независимости.

Каковы были причины, побудившие патриарха написать свое заявление о признании ошибок?

Мы, разумеется, полностью отвергаем мысль о страхе за жизнь, который мог руководить патриархом в его действиях. Такое объяснение совершенно не соответствовало бы его характеру и всей его прошлой деятельности. Для того чтобы открыто выступать с антисоветскими протестами в 1919 году, в разгар красного террора, в эпоху массовых расстрелов, находясь в Москве, — нужно было иметь гораздо больше мужества, чем придерживаться той же линии в 1923 году, в эпоху нэпа. Не подлежит сомнению, что расстрелять патриарха в 1923 году было гораздо труднее, чем в 1918 году.

В 1918 году расстрел прошел бы почти незамеченным и произвел бы, вероятно, на современников столь же малое впечатление, как расстрел Романовых в Екатеринбурге, Колчака в Иркутске, епископов Ермогена и Андроника и т. д. — просто одной контрреволюционной фигурой стало бы меньше, только и всего.