***

Жизнь Дитера в те дни вряд ли отличалась от жизни остальных мальчишек Линсена его возраста. С приходом осени занятия начались у всех. Те, кому исполнилось тринадцать, посещали школу при соборе святого Мартина, младшие учились в подготовительных классах Адама Цвейнтлиха или в начальной школе госпожи Рамано. Грамоту и латинский лучше давала госпожа Рамано, а учащиеся господина Цвейнтлиха преуспевали в устном счёте. А в остальном и тут, и там была обычная учёба с зубрёжкой, правописанием, правилами и домашними заданиями. Дни летели за днями, недели за неделями, а месяцы за месяцами.

Домашние задания Дитер обычно выполняет в гостиной, под присмотром Ганса или тётушки. Когда рядом тётушка, буквы получаются ровные и клякс гораздо меньше, и примеры решаются быстрее, но зато Ганс всегда вставит какую-нибудь занятную военную байку – не совсем военную, потому что Ганс ничего не рассказывает о сражениях, всё больше о происшествиях в походах и на привале.

В школе сначала у Дитера появился злейший враг – врага звали Олаф. Олаф был крайне задирист – настолько, что господину учителю часто приходилось разнимать двух мальчишек. Дрались они целый месяц, а когда помирились, то у Дитера появился лучший друг – Олаф. Но дружба эта была недолгой – скоро родители Олафа переехали куда-то на север, и у Дитера снова не осталось ни друзей, ни врагов. Ну нет же, у него есть прекрасный друг – Золушка. Ну и пусть, что девочка. Зато никто лучше не поймёт и не подбодрит, если что-то не так. С ней всегда интересно, и при этом не нужно прикидываться, что ты герой или разбойник. Она сразу видит, когда ты врешь, и начинает смеяться, причём совсем необидно, но дальше кривляться уже не хочется.

Время шло, но тётушка Геральдина так и не начала учить Дитера никаким волшебным премудростям. Рановато, надо стать чуть-чуть постарше, а до этого проявить себя в учёбе, чтобы доказать, что ты сможешь быть серьёзным волшебником. Кроме того, племянник должен показать свою выдержку, терпение и ответственность – это тоже входит в обучение. Дитер не знал, как ему всё это проявить, поэтому его волшебное образование оттягивалось. Скоро он и сам перестал намекать.

А время неслось быстро и бесшумно, как ночные птицы над Совиным поместьем. Вот и очередное лето прощально прокричало пролетающими журавлями. Дитер перешёл в ту же школу, где учится Золушка, теперь они вместе будут бегать по утрам на занятия, а днём возвращаться домой.

***

– По богословию и по риторике у нас отец Иоанн. Мы его зовём Иоанище, а иногда – Розги. Он похож на плеть и постоянно злится. Несколько раз за урок обязательно кому-нибудь достаётся: вертишься – розги, плохо ответил – накажет, вовремя не поднялся – подзатыльник. Знаешь, как он говорит? – Дитер сделал голос скрипучим, чтобы процитировать учителя. – «Розги в руках педагога – это божественный скипетр, который выдал ему Господь, чтобы…»

– «… чтобы вершить благое на Земле»

Вторую половину фразы друзья декламировали вдвоём. Конечно же, Золушка тоже слышала её неоднократно.

– Девчонкам тоже достаётся?

– Старших обычно не бьют. Нас ставят на колени перед всем классом, а иногда ещё и на горох, чтобы больнее. Розги выдают только за гордость.

– Ты гордая?

Золушка не ответила, лишь рассмеялась и, поскольку наши герои уже добрались до Вишнёвого переулка, в припрыжку отправилась к калитке Розового дома.

– Слушай, Дитеркюнхель, – оглянулась она напоследок, – Я тут вспомнила. Завтра учёбы нет, мы с папой и сёстрами едем в лес! Ты с нами?

– Конечно, если тётушка позволит.

– Тогда до завтра!

Разумеется, Геральдина не против. Когда рядом Витольд, лес – самое безопасное на свете место. Любой разбойник или браконьер за сотню километров обойдёт! Ходят слухи, что даже звери считают Королевского лесничего старшим и весьма уважают. Все его егеря на загляденье – крепкие, порядочные, ни одному деревцу или живому существу не дадут зря пострадать. В городе говорили, что однажды самому Его Величеству Витольд запретил охоту на оленя. «В этом году, – объяснял, – благородного марала редко встретишь, мало их после холодной зимы, а вот кабанчиков развелось в избытке, хулиганят, портят посевы. Не хочет же Ваше Величество, чтобы в его лесах совсем не осталось красавцев-оленей? Пусто будет без них». Пришлось Его Величеству согласиться и тут же объявить охоту на вепря. Зная это, многие удивляются, почему, такой твёрдый и решительный на службе, Витольд становится мягким и уступчивым, когда дело касается семьи.

Дитер несколько раз ездил с Золушкой и её отцом по рощам и перелескам. Порой к ним присоединялась Эмили, реже – вместе с Кларой. В такие дни Витольд становился особенно разговорчивым, шутил чаще и обращался ко всем девочкам одновременно – «дочки мои». Если Клара вдруг начинала вызывающе хамить, он выговаривал не ей, а сразу троим: «Мария, Клара, Эмили, прекратите так себя вести». Тогда Дитер узнал, что Золушку, вообще-то, зовут Марией, привычным ему именем-прозвищем её назвала Хильда. Мачеха намекала на созвучие со словом «злая»: Золушка, Злушка, но никому другому в голову такое сравнение даже не пришло, а прозвище получилось ласковым.

Когда рядом не было Эмили и Клары, Витольд мог быть весёлым, мог и озабоченным тоже. Но это была естественная озабоченность и весёлость искренняя. Если он прижимал к себе дочку, ему не нужно было одновременно приголубливать Клару или Эмили. А добрые прозвища «солнышко» или «зайчик мой» в такие минуты совсем не резали слух. Так Дитер понял, что не только Золушка падчерица, но и Эмили, и Клара, и им, вероятно, тоже где-то не достаётся отцовского тепла, как ей не хватает материнского. Пусть Клара уже взрослая, но Эмили-то всего на год старше нашей героини, и не такая уж она противная, когда рядом нет напористой сестры.

Рассуждения привели Дитера к мысли, что ему повезло – у тётушки Геральдины нет своих детей. Тут же стало стыдно от этой мелкой радости.

Лошадиные копыта осторожно наступают на яркую опавшую листву. Экипаж не спеша катит по лесной дорожке, за ним трусит сосредоточенный вислоухий палевый пёс с лихим хвостом-баранкой, иногда сопровождающий отстаёт, привлёчённый очередным загадочным запахом, но потом догоняет коляску вновь. Лес сегодняшний совсем не похож на летний, в который они приезжали ещё совсем недавно. Накрапывает мелкий дождь, придавая тусклую печаль пурпурной торжественности деревьев. Почти не слышно птиц – прозрачная тишина воздуха и его величественная пустота. Хрустнет ветка под ногой – звук рождается резкий, ничем не приглушённый. Сегодня здесь кажутся особенно неуместными долгие, громкие разглагольствования Клары и ответные смешки Эмили.

В этот раз сёстры в полном составе, отсюда и искусственный смех на зрителя, и игра в придворных дам, и последние сплетни про принца Гарольда. Весной принцу исполняется двадцать два. По закону в этот день на Большом Королевском Балу он объявит о помолвке, либо уже никогда не сможет стать королём. Время идёт, Гарольд до сих пор не сообщил о своём выборе. Не исключено, что всё решится на самом балу. Сумеешь в этот день быть самой обаятельной – и главный приз твой. Эмили, конечно, соглашается с Кларой, что именно старшая из сестёр и станет тем прекрасным выбором, который обязан сделать принц, но, судя по мечтательным фразам о своём платье и будущей причёске, фантазии у неё другие.

– А я бы тоже хотела танцевать на Весеннем балу, – вдруг негромко произнесла Золушка.

На несколько минут в повозке повисло молчание. Клара молча корчила гримасу крайнего удивления переходящего в шок – какая глупость! – выразительно поглядывала на Эмили, и та в ответ тоже закатила глаза и криво усмехнулась.

– Золушка, но ты же у меня… ты у нас ещё совсем малыш, – прервал молчание обернувшийся к девочкам Витольд и сгрёб в свою широкую лапищу дочкину ладошку.

– Вообще-то в декабре мне шестнадцать, папа, значит, я тоже буду иметь право присутствовать на балах.