После того как Николая «проработал» Тюрин и он во всем сознался, его сразу же, минуя КПЗ, оформили в «Матросскую тишину». Там он попал в так называемую сборку, специальный транзитный бокс, в котором заключенных держат несколько дней и затем распределяют по камерам, но некоторые здесь задерживались на недели. Сборки, как правило, чудовищно переполнены.

Как только за Колобовым закрылась дверь «хаты» и он обвел глазами место, в которое попал, он ужаснулся: людей было настолько много, что между ними трудно было протиснуться. В камере, рассчитанной на тридцать человек, находилось сто пятьдесят. Многие стояли, воздуха не хватало. На такое количество людей был только один туалет. Сейчас, стоя на нем, какой-то страшный, весь в наколках человек, выливая из кружек на себя воду, мылся. Он показывал другим свою руку и говорил, что в карцере его укусила крыса. «Восемь лет провести в этом аду!» – ужаснулся Николай.

Через час он потерял сознание.

Следователь Харединов, ведший дело Колобова, учитывая его состояние, назначил психиатрическую экспертизу. Николая положили в институт Сербского.

Укутавшись одеялом, он сидит на кровати и уже в который раз читает письмо матери:

«Здравствуй, сынок Коленька!

Как ты там, в этом ужасном месте, милый мой мальчик? Сердце истосковалось, изнылось по тебе. Работать не могу, все валится из рук. взяла отпуск, сижу теперь дома одна.

Вчера была хорошая погода, тихая, спокойная. Пошла в церковь, молилась, просила Бога за тебя. Дома потом рассматривала наши старые фотографии. Помнишь, как мы ездили, когда папа был жив, на море? Ты там маленький такой, такой хороший!

Одежду твою, учебники со стола не убираю: кажется, что ты вышел только на минутку.

Коля, тебе звонили ребята из института, еще девочка одна звонила.

Сегодня я встречалась с нашим адвокатом Георгием Владленовичем. Деньги ему почти все собрала. Сняла у себя все с книжки, пятьсот долларов заняла на работе, тысячу дал дядя Витя. Коля, придется продавать твою машину, этим занимается дядя Витя, он разбирается. На всякий случай он ищет вариант поменять нашу двухкомнатную на однокомнатную с доплатой.

Коля, все образуется, все станет на свои места, Бог нас простит, будем мы еще счастливы, верь, сынок».

Прошло полгода.

Братья Фомичевы сидят в тюрьме и ждут суда. В камере, в духоте и смраде, у Хипаря начал гноиться разбитый глаз, он им практически не видит.

Родители Незнайки, похоронив сына, стали пить больше прежнего. Телевизор «Самсунг» давно продан.

Адвокат Николая Георгий Владленович кому надо дал взятку, уголовное дело в части, касающейся действий Колобова, было прекращено вследствие изменения обстановки, вызванной его психическим расстройством.

Полную астрономическую сумму, требуемую адвокатом за всю проделанную им работу, мать Николая собрать не смогла. Но Георгий Владленович был и так доволен. «Быстрее всего стареет благодарность. Аристотель», – как бы с сожалением, качая головой, сказал он ей, принимая деньги.

Из института Сербского Колобова перевели в Московскую областную психиатрическую больницу № 3. Облупленные, грязно-зеленые стены его палаты, угрюмые лица ее обитателей не так пугают Николая, как гудки автомобилей за окном, как голоса приходящих к больным посетителей и любые другие напоминания о том мире, где опасность, по его мнению, поджидает на каждом шагу, опасность, от которой он видит для себя только один выход: спрятаться, забиться в угол и закрыть глаза.

Над провинциальным кладбищем висит весеннее прохладное небо. Среди облаков в бескрайнем хрустальном пространстве уже гуляют воздушные потоки пробуждающейся после морозов природы, они носятся меж голых деревьев, веют над рыхлым снегом и приятно тревожат душу.

День перевалил за половину. Машины и автобусы траурных процессий уже разъехались, оставив за собой у входа на кладбище месиво весенней грязи и тишину.

Сбоку от недавно отреставрированной часовни на огороженной площадке выставлены на продажу разной формы и размеров могильные плиты и кресты. Там же примостились несколько магазинчиков, где можно приобрести иную продукцию печальной тематики: венки, цветы искусственные, цветы живые.

В ветвях деревьев по-весеннему живо и звонко щебечут птицы. Стучит падающая на шифер бриллиантовая капель. Сквозь сизые тучи сияет солнышко, окрашивая их янтарно-медовым цветом. Равнодушная природа демонстрирует показательную отстраненность от дел людских.

Аллеи с могилами погибших в войне на Украине разрослись. Переступая через проталины, я шел между свежими глиняными насыпями. Ветер шевелил флаги и ленты на венках. С фотографий на крестах и плитах на меня смотрели и смотрели те, кого больше нет. Было очень много молодых лиц, я видел даты их рождения, и мне становилось жутко. Еще вчера страна жила мирной жизнью, население отходило от ковидной истерики, но что-то перещелкнуло и на первых порах резво и бодренько началась война. «Разве такое возможно?» – удивлялись люди. Оказалось, что возможно. Кладбища начали заполняться убитыми. У Ремарка в романе «На Западном фронте без перемен» есть эпизод, где изможденные боями солдаты мечтают, чтобы войны начинались схваткой руководства враждующих сторон: народное гулянье, музыка, входные билеты, на сцену подымаются облаченные в трусы вожди и лупят друг друга дубинками. Великолепная идея: призываете ринуться в бой – покажите пример! Однако знать предпочла войнствовать у микрофонов и на камеру, а в бой пошли одни бедняки. В погребальных конторах закипела работа: в могильные кресты монтировались таблички с фотографиями, на плитах гравировались портреты и даты. Вдруг у могилы с «вагнеровским» венком, украшенным черным крестом, я наткнулся на табличку с датами 10.06.1956-30.10.2022, поднял глаза и прочел: Куприянов Александр Львович, увидел фотографию и встал как вкопанный – Купер! Сухощавое лицо, седые волосы и борода, полуулыбка и ледяной взгляд светло-серых глаз, смотрящих куда-то сквозь меня. Купера у нас знали все – уголовник-рецидивист, жестокий, хладнокровный одинокий волк. С юных лет он имел репутацию плохого парня. Дикие хулиганства и дерзкая находчивость выделяли его среди прочих шалопаев. Однажды в шестом классе Купер и его приятель Костя Костыль в воскресенье пробрались в школу через заранее открытое окно и устроили акцию вандализма. Два балбеса бегали по коридорам и швыряли в стены горшки с цветами. Конечно, их вычислили, пропесочили, как следует, и заставили возместить ущерб. Костыль принес из дома все горшки с цветами, Купер поступил проще – перетащил их из здания начальной школы. Худой, жилистый, безбашенный Куприянов славился как специалист по мордобою. Регулярно гуляли истории о том, что он поколотил того, ушатал этого. «Нравится махать кулаками – махай на ринге», – решил его отец и привел Сашу в секцию бокса. Там Купер показал результаты, тренеры разглядели в нем талант. Однако этого пацана невозможно было к чему-то принудить, он то посещал тренировки, то не посещал, мог пропустить соревнования, если находил занятия поинтересней. Тренеры пришли в бешенство, когда Саня пропустил важный турнир, и выяснилось, что он поехал к девчонке в отдаленный поселок за 50 километров. Повзрослев, Купер повесил у себя дома тяжелый, массивный мешок, на стену наклеил плакат с популярным тогда Брюсом Ли и его изречением: «Я не боюсь того, кто изучает десять тысяч различных ударов. Я боюсь того, кто изучает один удар десять тысяч раз». Кто наблюдал, как Александр монотонно, раз за разом, заряжает по мешку однообразные полупрямые, полубоковые крюки, понимал, что такими ударами можно убить.