От приглашения Ярика я отказываться не стал, ну а Петька, если у него возникнут вопросы, то пусть сам их и задаст, как протрезвеет. Мы вышли на общий балкон в пролете, Ярик достал из кармана пачку «Примы» без фильтра и протянул мне.

— Угощайся.

Я медленно покачал головой, отказываясь.

— Ладно, Педро дурак… — вздохнул тот. — А ты куда лезешь, Егор? Знаешь ведь, что он к Вальке клинья подбивал.

Вон он чего взбеленился, оказывается, он к Вальке неровно дышит. Но раз они не в отношениях, то и вопросов ко мне быть не должно. Вообще о таких вещах предупреждать заранее надо.

Хотя кто его знает, может, Петя меня предупреждал, а это я теперь ничего не помню? Хе…

— Ты на Валюху, что ли, глаз положил? — Ярик выпустил дым в воздух, сплевывая налипший на губы табак.

Я поймал себя на мысли, что небо здесь другое. Да и вообще дышится иначе, набрал полную грудь воздуха и гулко выдохнул.

— Может, и положил, — я коротко пожал плечами и миролюбиво улыбнулся. — Его это пусть не колышет.

Ярик снова затянулся, посмотрел на меня с прищуром, а потом раздавил окурок в жестяной банке-пепельнице.

— Ладно, щас Митя его успокоит, и обратно пойдём. Надеюсь, не будет ничего.

— Не, я уже, пожалуй, спать. Завтра вставать в пять утра. А если Петька не успокоится, то номер комнаты он знает. Можем и поговорить.

Я похлопал своего старого друга по плечу и вышел с балкона. Ярик возражать не стал, но когда я уходил, вытащил вторую сигарету. Наверно, сам решил подождать, когда Петьку успокоят. Ну а у меня действительно слипались глаза. Слишком много на сегодня событий, новая жизнь,, новая работа, новые-старые друзья и новый я…

Впечатлений от сегодняшнего дня было — вагон и маленькая тележка, но мне нравился этот вагон и тележка симпатичная такая…

Укладываясь на кровать и закрывая глаза, я поймал себя на мысли, что не просто вернулся в молодость, но нырнул в неё с головой. Мысли были разные, отчётливее всего гуляла следующая — завтра надо понять, вычислить, как спасти ребят. Я не имею права допустить той ужасной катастрофы.

И не уйду с завода до тех пор, пока не удостоверюсь, что мои друзья в безопасности.

— Справитесь? — мастер положил папочку с техпроцессом и ящик с деталями на мой верстак. — Тут заусенчики посбивать, потом обратно на фрезу. До конца смены должны уйти на термичку.

Вопрос был риторический и означал — «надо».

— Что у нас там? — наставник заглянул в ящик и поморщился. — Во козел, инструмент не учили заправлять? Андрюха, что ли, фрезеровал?

— Андрей Андреич, — мастер многозначительно улыбнулся, похлопал по техпроцессу и пошёл дальше по производственным делам.

Вообще работа у мастера крайней степени паршивая. Сколько раз по прошлой жизни мне предлагали пойти в мастера, даже и в старшие, но я каждый раз уверенно отказывался. Это только кажется, что мастер — белоручка, сам не пашет, а ты попробуй инструмент найди, работу организуй, от начальника пистонов получи, документацию закрой. Ну и если кто деталь в брак загнал, то виноват тоже мастер. Недоглядел, не проконтролировал, не подсказал.

В ящике лежали отфрезерованные с одной плоскости стальные квадраты. От чего забурчал наставник, стало понятно сразу. Заусенцы на деталях были выдавлены и торчали, как металлический частокол. В высоту на сантиметр и в толщину миллиметра два. Металл на обработанной поверхности местами посинел. А еще квадраты буквально прилипли друг другу — фрезеровались, выходит, по четыре штуки за раз. Фрезеровщик, получается, врубил обороты, но не озаботился тем, чтобы как следует заправить фрезу… я еще думал — от кого из станочного ряда дым валит. Ну и получилось — на тебе, боже, что нам негоже.

Положа руку на сердце, я бы за такую фрезеровку либо по харе дал, либо заставил самого фрезеровщика частокол заусенцев убирать. Напильник в зубы и айда. А там как захочет, работа-то была выполнена откровенно тяп-ляп, и почему мастер и наставник это схавали — вопрос.

— Ты посмотри, Егор, довольный какой наш Андрей Андреич, наворотил и вразвалочку в курилку пошёл, — хмыкнул Семен Палыч. — Во козел! Не человек, а сплошной выкрутас.

Когда наставник указал на фрезеровщика, то вся цепочка выстроилась. По проходу в сторону курилки шагал тот самый работяга, с которым, вместе с его дружком Женей, мы закусились в раздевалке. Скорее всего, он знал, что детали пойдут ко мне, вот и наворотил дел, подлянку устроил. Действительно, что козёл — вон даже кружку железную с собой в курилку взял, чайной ложкой там помешивает. Думает, я на полдня здесь упрусь.

Щас тебе.

— Может, ему обратно ящик вернуть? — я покосился на наставника. — Пусть доделает? Как пологается…

— А тебе головная боль нужна? — покачал головой Палыч. — Он же истерику такую закатит, что и начальника на уши поставит. Это, Егор, из такой породы человек, что комиссии начнет собирать, а нам норму, наконец, давать надо, точно не разборками заниматься!

Пока наставник всё это объяснял, я потянулся к маршрутной карте. Нашел там фрезерную операцию, стоявшую второй. Перед ней стояла слесарка. В обоих строчках Андрей уже вписал свою фамилию, забрав себе и фрезерные, и слесарные нормочасы.

Я открыл технологию, посмотрел, что надо было делать в первой слесарной операции и улыбнулся кончиками губ. Припиловка поверхности с двух сторон, по норме — десятая часа на деталь, а поскольку деталей аж сорок восемь штук, то Андрей записал себе с потолка два нормо-часа.

Понятно, что никакой операции он не выполнял. Просто зажал квадраты по четыре штуки и начисто прошелся. Хотя фрезеровка также была рассчитана на одну деталь, и на неё вовсе стояла норма в в пятнадцать сотых на единицу. Понятно, чего он чай пошёл пить — до обеда он свою норму выработал.

В моей операции, следующей за фрезерной, давалось всего две сотых часа на деталь. Другими словами, это семьдесят две минуты на то, чтобы посбивать на всех квадратах эти чудовищные заусенцы.

— Семен Палыч, нормально, что он на себя слесарную почасовку закрывает? — я ткнул пальцем в фамилию фрезеровщика напротив первой операции.

— У него третий слесарный разряд есть, — вздохнул наставник. — Имеет право!

Так пусть, если такой умный, то сам и следующие слесарные делает — сверлит, размечает. Вслух говорить этого я не стал, по наставнику было видно, что он проглотит выкрутасы Андрея, как явно уже не раз было. Он облокотился о верстак, открыл следующую операцию.

— Угу, понятно, значит, нам нужно снять заусенцы и сделать разметку. Сколько размечать, здесь не написано, а значит, по умолчанию — каждую. Но одной Андрею для настройки с головой хватит, — пояснил он. — Рейсмас, как с заусенцами закончишь, у меня в тумбочке возьмёшь. Лежит в коробке слева, на верхней полке. Только аккуратнее, там носик подварен, сильно не дави. Там же на верстаке разметочная плита стоит. А пока…

Палыч залез в мою тумбочку, вытащил напильник. Следом закрепил деталь в тиски, как следует прижал и попытался сбить огромные заусенцы. Выходило откровенно паршиво, поэтому наставник задумался, почесал макушку и вытащил плоскогубцы. Начал откусывать заусенцы с их помощью, как удаляет стоматолог больные зубы.

Клац. Клац. Вжик!

Металл со звоном отлетал.

Закончив, Палыч прошелся напильником, деталь была готова. Правда, ушло на всё действо порядка пяти минут, и это при норме в минуту на одну деталь. Далеко не уедешь, и план такими темпами можно не выполнить, а разве что сорвать.

— Фирштейн или нихт фирштейн? — хохотнул Палыч себе усы. — Давай, потихонечку ковыряйся, а я на перекур схожу, и потом своими делами позанимаюсь. Работы навалили, что пар из ушей идёт.

Позиций у моего наставника было действительно много — лежало целых семь ящиков с деталями.

— Сделаем, — заверил я.

Палыч торжественно вручил мне напильник, как рыцарю меч. И, присвистывая, зашагал в курилку. Переложил ответственность.