Я остался один на один с партией квадратов. Посмотрел на напильник в своих руках, перевел взгляд на плоскогубцы, ну и сразу убрал инструмент обратно в ящик. Глянул на пневмодрель. Можно, конечно, её вместо деталей в тиски зажать, вставить в патрон крупную шапочку и за час управиться, но, пожалуй, нет. Не то пальто. Призадумался. Ага… Мы пойдем другим путем.

Я вытащил из тумбы защитные очки, нацепил на себя и, взяв ящик с деталями, отправился прямиком к точилам. Те располагались в конце цеха, рядом с галтовочными барабанами. Поставил ящик на стол у точила, включил станок, и огромные камни диаметром по полметра с шумом пришли в движение. Загудела вытяжка.

Прихватив деталь покрепче, я поднёс её к вращающемуся с огромной скоростью камню.

Бжик… бжик…

Ох ты ж моя хорошая — заусенцы тотчас срезала заподлицо, как скальпелем. Всего минут через пять я выключил точило, а частокола заусенцев и след простыл. Прибрав за собой — смахнув щеткой стружку и каменную пыль со станка и столика, — я переместился к ленте. Запустил вращающуюся наждачку и скруглил края обработанной поверхности заметно потеплевших квадратов. На всё про всё ушло не больше десяти минут. А не будь Андрей таким козлом, детали промежуточной слесарной ко мне вовсе бы не попали. К тому же понимающий станочник оставил бы обе слесарные строчки пустыми. Слесарь — он тоже человек, и когда на этой же детали надо будет радиусы делать, то я их могу на точиле подмахнуть, чтобы он эпопею с поворотным столом не городил.

Я отнёс ящик обратно на верстак. Прихватил одну деталь и чертеж, пошёл к верстаку наставника. Разметка здесь была нужна примерно так же, как козе баян. Но если фрезеровщику так уж хочется, то и хрен с ним — размечу. Я позаимствовал у наставника чернила, обмакнул кисточку и мазнул деталь в месте разметки. Достал из тумбочки коробку со штангенрейсмасом, заглянул в чертеж, а потом перевёл взгляд на таблицу допуска и посадок, висевшую на верстаке наставника. Выставил на шкале рейсмаса семьдесят пять миллиметров. Деталь поставил обработанной поверхностью на разметочную плиту и чиркнул линию фрезеровки. Делов-то.

— Не понял! — наставник вернулся с курилки и наткнулся на меня. — Я же тебе по-русски сказал, а ты что? Я ж говорю, сначала заусенцы убери, а потом я покажу тебе, как разметку делать, — разорялся Палыч. — Ты ща наразмечаешь, а Андрей — он ведь дурной, не станет перепроверять, и будет брак…

— Так готово все, Семен Палыч, — я плечами пожал, не горя желанием ломать комедию. — Ну а разметку можете проверить.

— Как готово? — изумился старый слесарь.

Он уже разогнался, начав меня отчитывать, и теперь косил на детали, как скаковая лошадь, остановленная на полном ходу. Посмотрев на меня с некоторым подозрением, вытащил из нагрудного кармана штангенциркуль, который таскал с собой. Из другого кармана достал очки, нацепил на нос и заглянул в чертеж. Замерил мою разметку.

— Ну-ка, Егор, техпроцесс принеси, — велел он.

Я сходил за техпроцессом, положил на верстак перед наставником. Тот с важным видом открыл нужную страницу. Прочел, снова замерил разметку и, задумавшись, поковырялся штангенциркулем в ухе.

— Егор, а Егор, тут же черным по белому написано — на фрезеровку размечать с припуском! На кой-лад ты окончательно в размер загнал? — забубнил он в себе усы.

Честно признаться, я не смотрел техпроцесс, порядок следующих фрезерных из слесарных операций мне и так был ясен. Тут чертежа достаточно. И теперь спокойно пояснил:

— Я подумал как, что через одну слесарную все равно надо в размер фрезеровать. Посмотрел допуск — тут пять десяток на такую длину, не промахнешься. Ну и база, чтобы детали в тисках ровно выставить, тоже имеется.

— Хм, — наставник закивал. — Голова! Ладно, шуруй заусенцы пили! Убедил. Но в следующий раз по порядку действуй.

— Так говорю же, готово все, Семен Палыч, — напомнил я.

Ну и пока наставник моргал недоуменно, я сходил за коробкой с деталями.

— Не понял? — только и выдавил он. — А… это те самые детали?

Для него всё это смотрелось, кажется, каким-то фокусом — сделать работу я никак не мог, значит, приберёг где-то сорок восемь ровненьких деталей и достал в нужный момент, что называется, из шляпы. Но на самом деле чудес тут не было.

— Да я посмотрел, как мужики делают, и на точило пошел, ну и на ленте подравнял.

— А если бы тебе нахрен руки поотрывало на камне! — выпучил глаза наставник.

— Я аккуратно, чесслово.

Палыч в раздражении пошевелил усами.

— Аккуратно он… рано тебе такими вещами заниматься, по точилам ходить. Это вообще-то нарушение техники безопасности. И тебе, и мне за такое шею намылят, если случится что. Написано по технологии — напильник, значит, напильником и работаем.

Я спорить не стал. По факту, работа была выполнена, и мне можно было относить детали обратно фрезеровщику.

— Так, ученичок… иди, что ли, первую деталь контролёру покажи, — предложил наставник. — Пусть печать БТК поставят.

Я спорить не стал, хотя обычно никто разметку контролёрам не показывал. Это из того же разряда, как заусенцы напильником вместо камня сбивать. Но почему наставник перестраховывается, тоже понятно, всё-таки у меня второй рабочий день на предприятии. Он-то не в курсе, что я такими вещами занимался всю свою жизнь и даже шутил порой, чтобы меня и в могилу с напильником положили.

— На, — Палыч протянул техпроцесс, вложил чертеж и маршрутную карту внутрь, а сверху положил деталь. Кивнул в сторону двери в БТК, где сидели контролёры. — Туда шуруй. К Гене только не иди, Аньке показывай.

Я пошагал в БТК. Буду сейчас с ребятами-контролёрами знакомиться.

У контролёров был свой, отдельно оборудованный закуток. Каждый из них отвечал за контроль производства на своём участке. Логика в этом была, потому что детали раз в квартал повторялись, и контролёр хорошо знал их специфику и применение. В теории — хорошо знал. На практике главным отличием хорошего контролёра от посредственного было понимание, куда деталь пойдёт дальше. Такой контролёр мог пропустить формальный брак, который при этом не являлся фактическим — тот, который при работе мешать не будет, проще говоря. Условно, по чертежу рабочий мог профукать размер, просверлить больше отверстий, чем требовалось или откромсать больше, чем стоял допуск. Но не всегда такая деталь не будет пригодна. Например, если она несла роль технологического отверстия для облегчения веса детали. В таком случае разобьет отверстие на пару десяток, так и ничего страшного не случится. Но не каждый контролёр такие нюансы знал.

Мне вспомнилась женщина с остановки. Наверняка пышная барышня ехала в цех конечной сборки, а в руках держала техпроцесс на деталь, которая у сборщиков не становилась. Как любой грамотный контролёр, прежде чем написать браковку, она хотела удостовериться, что это фактический брак, а не формальный. Какие контролёры здесь — поглядим.

Внутри БТК меня встречали два массивных стола возле окна. На них складировались куча бумаг, измерительный инструмент, разметочная плита и куча прочей всякой всячины. А под стеклом, лежащим поверх столешницы — ютились таблицы допусков и посадок. Один стол пустовал, хотя по халату, накинутому на спинку стула, было понятно, что контролёр просто отошел. А вот за вторым сидел молодой человек, которому, скорее всего, ещё тридцати не было, и с важным видом проверял партию деталей. Стало быть, он и есть Гена. Так вот, Геннадий сосредоточился настолько, что высунул язык, на лбу повисла капля пота.

Я представился, назвал номер участка и спросил:

— Кому можно первую деталь показать?

Мужичок не поднял глаз, продолжил мерить шайбочки. Я припомнил, что их шлифовала наша шлифовщица Ира. Хотел повторить вопрос, но контролёр поднял взгляд и невнятно фыркнул:

— Товарищ, не мозоль глаза, я как освобожусь, дам знать. Можешь пока на перекур сходить.

Предложение дельное, но я не курил. Сел на свободный стул, решил подождать — ну если занят человек, что ж делать. Гена опять смерил меня взглядом, как мне показалось, с некоторым раздражением, как будто присаживаться мне не стоило, дескать чего под руку смотреть.