— Вот тебе зеркало, — довольно грубо сказала Грабина. — Смотри сама.
Фурсова посмотрела.
— Ой, мои ресницы! — в ужасе выкрикнула она. — И брови…
— Это последнее, что тебя должно волновать. И брови, и ресницы отрастут. Собственно, они уже немного отрасли. Да не переживай ты так. — Она вздохнула. — Горе ты мое. Лежи, восстановлю тебе все. Но чтобы ты молчала об этих моих умениях, поняла? Не нужно мне паломничество за косметическими услугами. Арина Ивановна будет очень недовольна.
Они опять замолчали. Зато начал разоряться Шмаков, который твердил, что к нему тут с самого начала относились предвзято и что он ничего ни на кого не выплескивал нарочно. Мол, случайно это произошло: поскользнулся на мокром полу и рукой махнул, а там уж куда полетело, туда полетело. И что никаких ожогов быть не может с того зелья, что он готовил. Ректор напомнил, что при расследовании непременно проведут анализ зелья и что во всех лабораториях ведется запись, во избежание использования этих помещений самовольно, после чего Шмаков окончательно сдулся и дальше говорил только его адвокат.
— Смотри, — сказала Грабина.
Фурсова молчала долго. Наверно, выделенное ей зеркальце было совсем мелким и приходилось осматривать по нескольку сантиметров кожи. Тщательно осматривать, не пропуская ни миллиметра.
— Боже мой, Дарина, — восторженно выдохнула она наконец. — Ты не просто целительница, ты волшебница. У меня даже старый шрам пропал.
Она рассыпалась в благодарностях, а я очень понадеялся, что чудесное исцеление отнесут на счет Грабиной. Для меня это было бы очень кстати.
Я отключился от них и проверил, не вернулись ли Живетьева и Шелагин-младший с Грековым. Но нет, никого из них в Верейске не было, а это значило что грабителей ищут в Дальграде.
Глава 3
Скандал набирал обороты. Группа уменьшилась на одного человека — я лично слышал, как ректор просил подошедшую секретаршу подготовить приказ об отчислении. Подозреваю, что этим злоключения Шмакова не закончатся. Ему уже сообщили, что после первичного дознания отведут в полицейский участок. Адвокат куда-то названивал, а я прислушивался к тому, что происходит у Грабиной.
Фурсовой она нанесла на лицо косметическую маску, которая показалась моей одногруппнице вонючей до невозможности, и потребовала лежать и притворяться умирающей, если вдруг кто-то войдет, а сама пошла к охранникам.
— Виктор, как хорошо, что ты сегодня дежуришь, — обрадованно сказала Грабина.
— Дарина, неужели ты согласилась?..
Голос был игрив и радостен. Эти двое встречались уже не первый раз, но подозреваю, только по делу.
— Виктор, увы, я слишком занята в последние дни. Даже сейчас пришла не просто так. Мне нужна запись инцидента с моей подопечной.
— Не вижу подписанного разрешения, — ответил незнакомый мне Виктор.
— Ты же понимаешь, что мне его дадут по запросу Живетьевых. Но пока я его получу, пройдет много времени. А нужно посмотреть срочно, от этого зависит исцеление. Возникли некоторые проблемы, понимаешь? Сделай мне копию, а я никому ни полсловечка. Никому не скажу, что у меня есть запись.
— И что мне за это будет? — игриво спросил Виктор.
— Большая целительская благодарность.
На этом моменте Дарина наверняка соблазнительно улыбнулась, очень уж глубоко и чувственно прозвучал ее голос. Но Виктор, похоже, общался с ней не впервые и выработал иммунитет.
— А если мне этого мало?
— Виктор, правда не время для шуток, — построжела Грабина. — Мне нужно срочно просмотреть, что там случилось, чтобы девочка не осталась со шрамами. Это и для академии плохо, если инцидент получит столь серьезные последствия.
Интересное дело, не она ли парой минут раньше говорила, что никаких последствий нападение Шмакова не имело? А Фурсова, так та вообще сказала, что пропал старый шрам. Но если даже старый шрам пропал, откуда взяться новым?
— Да уж, учудил тот придурок. Таким на столь опасных производствах не место.
— Вот именно. Но это не нам решать.
— Не нам, но приказ об отчислении готовится, — проявил осведомленность Виктор, который наверняка сейчас с интересом смотрел и слушал разворачивающееся перед ним бесплатное представление. — Ладно, только ради тебя, копию сделаю, но чтобы о том ни одна душа не узнала.
— Виктор, моя благодарность будет безгранична.
— Так-таки безгранична?
— В пределах моих целительских навыков, — тут же уточнила Грабина.
Дальше, пока копировался нужный кусок записи, они обменивались короткими репликами, представляющими интерес только для них двоих. Мне же стало любопытно, зачем Грабина так срочно хотела заполучить копию записи, если ректор не собирался спускать на тормозах инцидент, напротив — сделал все, чтобы виновный был наказан. Более того, копия записи уже была у полицейских. Как вскоре будет и результат анализа выплеснутой на Фурсову жидкости.
Удовлетворенная Грабина ушла с записью, пообещав не показывать ее никому и использовать только для собственной необходимости. Нас тоже всех отпустили, за исключением Шмакова — его полицейские увели с собой. Сидеть в академии и слушать беседу девушек я не захотел. Грабина явно не собирается ни с кем связываться и сообщать об инциденте, насколько я понял. Так что я направился к выходу, продолжая поддерживать заклинание. Было интересно, на какое расстояние его хватит.
— Маш, я же тебе сказала лежать! — возмутилась Грабина, стоило ей войти в целительскую. — А если бы кто-то зашел? Как бы мы потом убеждали, что ты при смерти?
— Твоя маска мерзко воняет. Терпеть не было никаких сил.
— Надо же, воняет ей, — возмутилась Грабина. — Ты знаешь, сколько она стоит? И она рассчитана на убирание последствий от ожогов. Так что легла, расслабилась, я ее тебе сейчас повторно намажу, и будешь с ней до прихода делегации от Шмаковых.
— Эй, ты чего? — возмутилась Фурсова. — Когда еще они придут? Я же задохнусь.
— Совсем скоро, поверь моему опыту, — хмыкнула целительница. — И сделаем мы вот что…
Грабина восстанавливала косметическую маску и торопливо готовила свою соседку к разговору, предлагая соглашаться на компенсацию и не доводить до главы не то что клана, а даже рода, и объясняя, что нельзя ни в коем случае продешевить. Все объяснения Грабиной я с большим интересом выслушал и у меня появились дополнительные вопросы. Зачем ей такой риск? Как бы ни была занята Живетьева, она могла узнать о случившемся из других источников и тогда была бы очень недовольна, что все решили за спиной основного Рода. Фурсова тоже что-то такое пыталась лепетать, но Грабина ее возражения отмела и упирала на то, что из-за проблем главного Рода всем будет не до них, и если даже что-то потом всплывет, то есть готовое объяснение: не желали такой ерундой беспокоить главу клана в столь сложное время.
Слушал я их уже не из академии. Расстояние от моего дома оказалось достаточно близким для того, чтобы заклинание прослушки действовало. Так что я мог заниматься своими делами и одновременно получать ценную и не очень информацию. По заказу Прохоровой пока еще шла сушка материала, поэтому я занимался своей курткой, которая была почти готова. И делал это прослушивая интереснейшую постановку «Грабина против Шмаковых», потому что Фурсовой там была отведена роль молчаливого статиста, изображающего полутруп.
Грабина ожидала прихода Шмакова-старшего, но, видно, тот был столь же несдержан, как и сынок, поэтому делегировал от себя юристов, которые действительно появились очень быстро и сразу попытались подсунуть пострадавшей бумагу, что у нее нет претензий к представителю рода. Причем, пытаясь сыграть на чувствах Фурсовой, адвокат заявил, что Шмаков был сам не свой из-за безответной любви, и начал в красках описывать, как его подзащитный восхищался одногруппницей. Если он рассчитывал, что Фурсова с Грабиной проникнутся прекрасной историей, которую услышали, то он сильно просчитался. Единственные звуки, которые издавала Фурсова, — это жалобные стоны, столь естественные, что я понял, почему именно ее выбрала Живетьева в качестве приманки.
