Понятно, что зверья этого водится в достатке в обеих наших столицах. Кому будет проще? Мне с поддержкой подельников и с царем, который ЗНАЕТ, или Альфреду в одиночку с персональной «информацией ДСП» и самодуром-кайзером, который НЕ ЗНАЕТ? На внезапные шараханья Тирпица от давно говоренных-переговоренных планов, он может запросто повертеть пальчиком у виска или даже сгоряча прогнать. Поэтому ответ очевиден. И просьба Альфреда ко мне обязательно побывать в Берлине этим летом и «взять часть огня на себя» не просто логична. Это абсолютно необходимый шаг. Тем более, что на мне до сих пор болтается ярлык «русского Нельсона», самим Вильгельмом навешенный. При первой встрече слушать меня и он, и его нукеры, будут очень внимательно.
Ехать надо. Даже если Василий будет категорически против. «Ты теперь невыездной», ага… Сложность же видится в том, что подыграть Тирпицу нужно тонко. Так, чтобы никто вокруг этих поддавков не просек. Кого же и почему мне придется там «валить», с Альфредом еще обсудим. Но представляется, что задача минимум, это расчистить путь к креслу главного конструктора их флота умнице доктору Бюркнеру. «Сумрачный тевтонский гений» мало того, что кораблестроитель от бога, и на данный момент один из лучших, если не самый лучший на всем Шарике, он еще и способен отстаивать свое мнение перед любым начальством. Даже перед самим «Усатым-полосатым»…
А колеса стучат. Питер все ближе и ближе. Ах, как же ясно и понятно все было в оставшиеся за кормой благословенные времена русско-японских «бродилок-стрелялок»!..
Глава 9
Глава 9.
Женский вопрос. Адмиральский ответ.
Литерный экспресс «Порт-Артур — Москва», Московский Курско-Нижегородский вокзал, усадьба Юсуповых Архангельское, 29 апреля — 3 мая 1905-го года
Расставшись с «другом Альфредом», который величественно, как трансокеанский лайнер Баллиновской ГАПАГ отчалил в направлении вагона-ресторана, посмотреть не переусердствовал ли его августейший подопечный в разного рода излишествах, Петрович в весьма приподнятом настроении двинулся к себе. За бортом — весна и небо голубое. На душе — гармония плюс двести пятьдесят граммов «Шустова». В пузе шикарный харч от одного из лучших поваров континента. Но главное: свою задачу максимум, которую поставил себе сразу, как только понял, что его путешествие на запад продолжится в компании главы Маринеамт, он выполнил. Причем, ради этого ему даже не пришлось «торгануть Родинкой». А еще — сладкие воспоминания о прошлой ночи… Короче, жизнь налаживалась.
И, как выяснилось, не у него одного. Не успев дотопать до своих люксовских апартаментов с честным намерением прилечь покимарить часика два, Петрович услышал где-то позади, в середине вагона, негромкий женский смех из-за двери.
«Ха! Как все занятно. Ну-с, и что тут у нас?.. А у нас тут интересно девки пляшут. Ибо сие одухотворенное хихиканье явно донеслось из купе нашего юного судостроительного дарования. Того, который неудавшийся суицидник. И поскольку Оксу можно из вариантов смело исключить, уж она то до полного завершения сабантуя у немцев оттуда не свалит, получается… Получается, что хохлушка хохла видит издалека? Так что ли? Ладно, проверим наши предположения…»
Ответом на его вкрадчивое «тук-тук-тук» сперва стало какое-то шуршание и перешептывание, в котором он уловил лишь «наверно, это ординарца нашего адмирала нечистая сила принесла», после чего дверь чуточку приоткрылась, и «раненый на Колчаковских фронтах» обнаружил прямо перед своим носом седеющую адмиральскую бороду.
— Э… Ваше сиять…
— Молчать… Почему Вы не на званном завтраке у германского принца?.. Я Вас спрашиваю, господин старший помощник судостроителя. Второй приказ отменяет предыдущий.
— Ой! Пожалуйста, пожалуйста! Не ругайте только Владимира Полиэвктовича… мне вдруг стало нехорошо, он только помог мне дойти до купе.
— М-да-с… Любезная моя, вообще-то я разговариваю с моим подчиненным. Который хоть и проглотил язык, но за свои дела отчитываться обязан. Тем более, если проводил Вас не в Ваше купе, а в свое.
— А он за разговорами обмолвился, что… что у него есть с собой томик Некрасова. По пути мне стало лучше, и я попросила дать мне его почитать… Вот. Вот он, на столике.
— И вы тут…?
— И мы тут его читали!
— И у Некрасова все стишки такие веселые?
— Н-нет…
— А румянец вам очень к лицу, милочка. Вам обоим… Ладно, бог с вами, молодые люди, читайте. Но, чтоб мне без хихонек-хахонек на полпоезда! Я хочу отдохнуть. Все уяснили, Володечка?
— Так точно!
— Ха! Заговорил… А я уж испугался, что Вы дара речи окончательно лишились, если за Вас даме заступаться приходится. Не смейте впредь поминать лукавого всуе!.. А с Вас, красавица моя, причитается. Персональный концерт мне и еще одному зрителю дадите. Что-нибудь клавишное я Вам через день-другой организую. Вопросы есть? Вопросов нет. Вот и ладушки. Да, кстати, как там завтрак протекает, в обстановке дружеского взаимопонимания, надеюсь?
— По-моему, Ваше сиятельство, этот завтрак скоро превратиться в обед. Кампания просто замечательная, только вот у меня голова вдруг разболелась…
— И как Вы сестрицу свою оставили одну, на растерзание этим молодым хищникам? Не страшно за нее?
— Нет. Скорее уж она их всех по тумбам рассадит и в горящий обруч скакать заставит. Когда она рядом, я вообще никого не боюсь…
— Да? А когда не рядом? Вы не смотрите, что кое-кто у нас пока однорукий… Ха! Точно вам румянец к лицу. Ладно, ухожу, ухожу… Но смотрите тут у меня… — на прощание сурово погрозив голубкам пальцем, Петрович отбыл к себе.
«По тумбам рассадит, значит?.. А ведь может, вертихвостка. Главное, чтобы потом никто ни с кем стреляться не задумал. А Костенко наш — парнишка не промах. Или это по нему не промахнулись, что вернее. Ишь, как защищать-то кинулась! Типа, "коня на скаку остановит, в горящую избу войдет…» Начитались… Да, хорошее это дело, быть молодым. Жаль только, что не безопасное, и слишком скоро заканчивается. Для одного, отдельно взятого, во всяком случае. Ладно, пойду, вздремну, пожалуй. На половину бессонная ночь в возрасте моей тушки требует добора релакс-тайма. А то, что там еще дальше нам светит — мало ли?..
Пока Хлодовский за порядком присматривает, можно не волноваться. Международного скандала не должно случиться, как бы Гревениц наш крылышками не трепыхал. Но, хоть и нравится мне этот потомок шляхты, отдавать Макарову придется. По существу вопроса, Осипыч прав, конечно. Но все равно, жаль… Привык я уже к его подковыркам. Кто теперь мне всеми ляпами и ошибками моими в нос тыкать будет? Война кончилась, в гору полезут льстецы, пройдохи и интриганы. А человек доверенный, умный и принципиальный мне рядом будет нужен. Свой в доску. Очень нужен…
Щеглов слишком себе на уме, карьеризмом заражен, опять же. Колчак? Боже упаси, там самомнения вагон плюс маленькая тележка, этого надо держать на действующем флоте, никаких паркетов. Нирод — хороший парнишка, но верхушечник, и со своими тараканами в голове. Так что пока, только палуба, для дошлифовочки. Да и всех остальных «птенцов» нужно для моря растить. Для моря! Мне же сейчас нужен будет помощник для кабинета и баталий совсем иного рода, чем на «Варяге» и «Громобое». Правда, есть две кандидатуры. Теоретически мне известные. Апостоли и Шершов. Жаль, выбрать придется только одного. Вот тоже ребус Вам, господин адмирал, на самое ближайшее будущее. А на настоящее… пожалуй, не нужно закрывать на ночь дверь на защелку.
* * *
Предчувствие в очередной раз его не обмануло. Небольшой дневной сон не просто пошел Петровичу на пользу, он был абсолютно необходим. Поскольку подробности «рассаживания по тумбам» были ему доложены между четырьмя ночи и пятью утра. Окса сыграла свою первую «немецкую» партию как по нотам. «Недомогание» сестрицы, как выяснилось, также было частью ее партитуры. В результате раненым в сердце оказался не только именинник, для которого год в японской столице был не богат на общение с европейскими девушками, если оставить за скобками жен представителей дипкорпуса и коммивояжеров, конечно. И посему — реакция вполне естественная.
