День начинался как обычно. Ещё один бесконечный спор – часть нашего повседневного существования. Мы перестали слышать друг друга, словно говорили на разных языках, которые давно зашли в тупик. Она кричала, как буря, а я замыкался в себе, словно в крепости, защищая чувства от её нападок. Раньше такие ссоры успокаивались сами собой, как волны, разбивающиеся о берег. Но в этот раз было иначе. В воздухе повисло предчувствие чего-то неизбежного.

Я захлопнул дверь её квартиры так, что чуть не сломал замок. Сердце колотилось, мысли путались. Хотелось уйти, стереть этот день, как ненужный сон. Но я знал – не смогу. Меня тянуло назад, будто часть меня осталась с ней. Я уже жалел о каждом слове, но гордость, как непреодолимая стена, не позволяла мне вернуться.

И тут я взглянул на небо. Оно было красным, словно кровь и огонь слились воедино, как предупреждение о надвигающейся беде. Воздух стал тяжёлым, наполненным зловещей тишиной, нарушаемой странным шумом. Взрывы. Я замер, оглядываясь, как в замедленной съёмке. Что-то приближалось – что-то неизбежное, как разлом в судьбе.

Стук в окно, трещины на стекле. Я больше не мог стоять на месте. Внутри меня было одно: найти её. Я побежал, не оглядываясь назад. Её дом был не так далеко, но в тот момент казался на другом конце мира, словно расстояние измерялось вечностью.

Когда я добрался, её не было. Дверь приоткрыта, внутри всё перевёрнуто, как после урагана. Паника сдавила горло. Я искал её везде, но не мог найти. На улице уже появились солдаты, их шаги гремели, как удары колокола, возвещающего конец света. Я понял: началась война. Но не только вокруг. Война шла и внутри меня – моя душа разрывалась, как мир, который рушился с каждым взрывом.

Квартира Марины теперь казалась музеем разрушенной жизни. Каждая комната, каждый уголок – немые свидетели того, что мы когда-то строили вместе. Пыль медленно оседала на полки, словно покрывая наше прошлое слоем забвения. Вещи уже не принадлежали настоящему. Они, как и я, ждали чего-то – возвращения времени или прощания с тем, что уже никогда не вернётся.

Я шагнул внутрь, чувствуя, как тишина обволакивает меня, будто тяжелое, влажное одеяло. Память оживала в этих стенах, как призраки – фотографии, разбросанные по полу, казались осколками нашей жизни, разорванными на куски. Эти кадры, когда-то полные радости, теперь лежали среди мебели, разломанной, как наши надежды на будущее. Запах пыли и чего-то ещё висел в воздухе – смесь тоски и страха. Но не от войны, а от утраты. От потери, которую невозможно вернуть.

Я провёл рукой по старой полке, которая едва держалась на стене, и пальцы оставили следы на пыльной поверхности. В этот момент я понял, что то, что мы потеряли, уже давно сгнило под тяжестью времени и наших ошибок.

Тишину нарушил резкий стук снаружи. Сирены завыли, разрывая город, как предсмертный крик, а крики людей слились с топотом военных ботинок. Я подошёл к окну и увидел солдат, бегущих по улицам, как призраки. Их лица, скрытые за масками, были безликими, но каждый их шаг был пронизан решимостью разрушать. Город погружался в хаос, и мне стало ясно: времени почти не осталось. Мы были на грани.

Внутри меня что-то сломалось. Больше нельзя было стоять на месте, погружаясь в воспоминания. Нужно было действовать, нужно было спасти её. Я знал это с той самой секунды, когда захлопнул дверь квартиры. Спасение стало единственной целью.

Я уже был готов броситься к двери, когда в проёме появились два силуэта – Макс и Катя. Их лица, всегда казавшиеся спокойными и уверенными, теперь отражали страх, скрытый за решимостью.

Макс выглядел, как всегда, надёжно. Его чёрная футболка плотно облегала мускулистую грудь, подчёркивая силу его тела, а синий рюкзак слегка раскачивался на спине. Его коротко стриженные светло-русые волосы слегка трепал ветер, и в его глазах читалась стальная решимость, но я видел тень сомнений – он знал, что этот мир уже никогда не будет прежним.

Катя, с её стройной фигурой и тёмно-русыми волосами, которые развевались на ветру, выглядела на удивление хрупко в этот момент. Синие джинсы подчёркивали её силу и грацию, но в её зелёных глазах плескалась тревога. Её белая рубашка, накинутая поверх чёрного топа, казалась символом чистоты, которую она отчаянно пыталась сохранить в этом грязном мире. Но сейчас её взгляд был полон решимости – она не собиралась сдаваться.

– Где Марина? – спросил Макс, его голос был тихим, но в нём звучала неуверенность, словно он уже знал ответ.

– Её нет, – выдавил я, чувствуя, как паника сжимает моё горло. – Она должна была быть здесь…

Катя шагнула вперёд, её глаза отражали не только сочувствие, но и твёрдую решимость.

– Мы поможем тебе её найти, но нужно уходить. Война уже началась, – её голос дрожал, но не от страха, а от осознания того, что всё вокруг рушится.

Я посмотрел на них обоих и понял: мы не могли остаться здесь. Я не мог остаться. Нужно было бежать. Но в глубине души я всё ещё надеялся – она жива, и я найду её.

Мы втроём выбежали на улицу, которая теперь больше походила на поле боя. Дома рушились под огнём артиллерии, машины пылали, как факелы, а люди, словно тени, метались в поисках спасения. Я взглянул на Катю и Макса – их лица были полны решимости.

– Держись рядом, – крикнул Макс, перекрывая звуки разрушающегося мира.

Мы пробирались по развалинам города, скрываясь в тенях разрушенных домов, прячась от солдат, не зная, к кому они принадлежат. Мои мысли метались, как ослеплённые птицы, и лишь одно желание держало меня в здравом уме – найти её. В какой-то момент я услышал крик. Женский. Я остановился, пытаясь уловить, откуда он доносится.

– Это она! – закричал я, хотя уверенности не было, чувства захлестнули меня, и я побежал, не думая о последствиях. Катя и Макс кинулись за мной, будто бы вся их жизнь зависела от того, смогу ли я найти Марину.

Дорога казалась бесконечной, как темный коридор, ведущий в никуда. Сердце колосилось в груди, как лошадь, пытающаяся вырваться из-под седла, но я продолжал двигаться вперед, невзирая на страх. И вдруг передо мной открылось старое здание, которое стояло, как страж памяти, охраняющий тайны прошлого. Оно казалось пустым, но внутри горел свет, словно надежда в темноте. Я приблизился к двери и услышал ещё один крик, на этот раз громче. Без сомнений, это была Марина.

Я должен был войти, даже если это стоило мне жизни. В здании послышались глухие голоса и шаги. Катя, подойдя ближе, положила руку мне на плечо.

– Тише, – прошептала она. – Сначала разберёмся, с кем имеем дело.

Макс кивнул и достал нож, который всегда носил с собой. Мой разум подсказывал, что нужно действовать осторожно, но в груди бушевала лишь одна мысль: Марина там, и она в опасности.

Мы пробрались внутрь. Здание было тёмным, но где-то вдали светилась лампа. Мы двигались бесшумно, стараясь оставаться незамеченными. Когда мы подошли к лестнице, ведущей вниз, до меня донёсся грубый и противный смех. За ним последовали звуки ударов и слабый женский стон.

Я замер. Катя перехватила мой взгляд, а Макс прошептал:

– Спустимся вниз. Ты идёшь первым.

Каждый шаг вниз был как вечность. В тусклом свете лампы я увидел её. Марину. Её волосы, тёмно-русые и спутанные, касались плеч. На ней была порванная чёрная футболка и такие же чёрные джинсы, которые теперь были испачканы кровью и грязью. Её слегка пухлое лицо, обычно спокойное, было в синяках, а карие глаза, такие же тёмные, как ночь, едва держались открытыми от боли и усталости. Она была привязана к стулу, её руки затянуты верёвкой, а вокруг неё стояли трое мужчин в военной форме. Один из них держал нож, другой рылся в её сумке, которую она, скорее всего, пыталась спасти.