Рядом со мной стояла Руфь. На ней было розовое неглиже и черные чулки в сеточку с черными подвязками; накрашена она была так сильно, что выглядела гораздо старше своих шестнадцати. Впрочем, кто в гетто смотрелся моложе своих лет?

– И куда больше меня волнует вопрос, – Руфь снова захохотала, по-моему, чересчур громко, – на кой черт ты вообще сюда приперлась?

Не успела я собраться с мыслями, как она кивнула официанту, насвистывавшему мелодию I get a kick out of you. Он тут же, не задавая вопросов, плеснул Руфи шампанского. А может, это просто какое-то дешевое игристое? Я в напитках не очень разбираюсь. Кроме красного вина на Песах, я и алкоголя-то никогда не пила. Впрочем, что бы там ей ни налили, судя по запаху изо рта, это уже не первый ее бокал за сегодня. И не второй, и даже не третий. Потому, наверное, она и хохочет так истерически.

– Мира, уж не хочешь ли ты у нас порабо…

– Нет! Нет! – перебила я, прежде чем она успела эту крамолу договорить.

– Ну и слава богу, – откликнулась Руфь. – Уж больно ты страшненькая!

– Как мило, – пробормотала я.

– Зато честно! – не осталась в долгу она.

Вообще-то она, конечно, права: до здешних женщин, чью красоту не портят даже вульгарные наряды, мне далеко.

– Тогда чего ты тут забыла? – поинтересовалась Руфь, отхлебнув из бокала.

– Пришла проситься в контрабандисты.

Руфь поперхнулась шампанским.

Пока она откашливалась, я продолжила:

– Можешь свести меня с кем-нибудь, кто по этой части?

Она замешкалась.

– Ну пожалуйста!

Похоже, Руфь не в восторге от моей идеи. И наверное, она права.

– Ради нашей дружбы! – настаивала я.

Я осталась единственным человеком из ее прежней жизни, который с ней еще разговаривал, и она не хотела меня потерять. Так что ответила:

– Только ради нашей дружбы.

Шмуль Ашер носил усы, такие густые, что хоть в прятки там играй. Лицо исполосовано шрамами. И сам такой здоровяк, что сразу ясно: тем, кто его этими шрамами разукрасил, пришлось гораздо круче. Может, их и в живых-то уже нет.

Ашер возглавлял банду воров и контрабандистов под названием «Чомпе» и выделял Руфь из всех бордельных тружениц. Однажды она с гордостью заявила, что он ее по-настоящему любит. Мне тогда стало как-то не по себе. Во-первых, нельзя же быть такой легковерной. А во-вторых, уж больно Ашера и многих других здешних завсегдатаев тянет на малолеток.

Я, впрочем, не ашеровский типаж, слишком костлявая. Мы сели за столик в углу бара, Ашер – спиной к стене, как десперадос в вестернах, которые опасаются, что им в любую секунду могут пальнуть в спину.

Певица выпивала у барной стойки, пианист тихонько наигрывал какую-то мелодийку, а Руфь ерзала на коленях у Ашера, терлась своей щекой о его. Едва обращая внимание на ее ласки, бугай спросил:

– Ну и на что ты мне сдалась?

– У меня есть опыт контрабанды, – ответила я – к сожалению, далеко не так уверенно, как хотела.

– Что еще за опыт? – осведомился он.

Руфь бросила на меня испуганный взгляд. Если я сейчас расскажу Ашеру о кладбище, он поймет, что она выдала мне один из контрабандистских маршрутов. А это ей просто так с рук не сойдет.

Ее страх передался мне. Я положила руку на скатерть, пробежала пальцами по прожженным дыркам, по несметенным крошкам – и немного успокоилась.

– Я лазила через стену, – соврала я, хотя на самом деле ни единого разу через стену не лазила.

На лице Руфи отразилось облегчение: я ее не выдала.

Ашер ее реакции не заметил, как и того, что Руфь еще интенсивнее принялась с ним нежничать; он не сводил взгляда с меня.

– И где ты перелезала?

– Чаще всего на Ставки, иногда на Покорной, – продолжала врать я.

– Есть места побезопаснее, – отозвался он.

– Безопасных мест вообще больше нет, – возразила я.

– Есть, – отрезал Ашер. – Безопасно там, где охрана подмазана.

– И именно потому, что у вас такая возможность есть, а одна я уже не справлюсь, я хочу к вам, – сказала я чистую правду.

– А ты дерзкая девчонка: вот так вот заявиться сюда и потребовать место в моей банде!

Ни по голосу, ни по лицу я не могла понять, по душе ему эта дерзость, или он считает мое поведение оскорбительным.

– Может, нам и понадобится свежая кровь. В последние недели я пару человек потерял.

Его «пара человек» – это на самом деле наверняка «куча народу». С одной стороны, тем выше мои шансы попасть к контрабандистам. С другой – как тут не проникнуться опаской, да что там – страхом. Даже членам знаменитой банды «Чомпе», выходит, далеко не всегда удается уцелеть.

– Но все-таки, – продолжил Шмуль. Официант поставил перед ним чашку черного, как смола, кофе. – Почему я должен взять в банду именно тебя?

– Потому что я отлично справлюсь с делом, – ответила я.

– Так многие о себе мнят. Еще причины есть?

Я судорожно соображала, но в голову ничего не шло. Что такого грандиозного я могу предложить главарю целой банды?

– Потому что, – вмешалась Руфь, поглаживая щеку Ашера, – я с тобой за это буду особенно нежна!

– И так будешь, куда ты денешься, – последовал ответ.

– Но когда все по любви, тебе же приятнее…

Это убедило Ашера, который – видимо, как и Руфь, – под «любовью» понимал совсем не то, что я. Он широко улыбнулся своей подружке, отхлебнул кофе и сказал:

– Добро пожаловать в банду «Чомпе».

– Спасибо, – ответила я. При этом быстро посмотрела на него, а потом сразу перевела взгляд на Руфь, потому что моя благодарность относилась в первую очередь к ней.

– Приступишь сегодня же ночью, – заявил Ашер. – В четыре тридцать. На углу Жимней и Желязной.

Вот так сразу, этой же ночью?

Все закручивалось стремительнее, чем я ожидала. И хотела. Всего через несколько часов мне придется карабкаться на стену. И уповать на то, что это не будет стоить мне жизни.

Голодной девчонкой я вошла в отель «Британия», голодной бандиткой из него вышла. Швейцар покосился на меня подозрительно, но счел за лучшее с вопросами не лезть и явно испытал облегчение, когда я двинулась прочь, не выкинув никаких фортелей в духе Рубинштейна.

Солнце слепило, глаза не сразу привыкли к дневному свету. Только теперь я могла хотя бы отчасти перевести дух – даже царящая на улицах гетто вонь была как глоток свежего воздуха по сравнению с прокуренной атмосферой бара. И вдруг я подумала: а ведь я даже не спросила у Ашера, что именно мне придется переправлять через стену и с кем из его людей я должна ночью встретиться у стены.

На миг я замешкалась: может, вернуться, уточнить подробности? Но Ашера лучше не злить. И, сунув под мышку хлеб с опилками, я направилась домой. Правда, кружным путем.

Всякий раз, когда у меня было время, я делала крюк и заходила на книжный развал. Мне нравилось рыться в ящиках и чемоданах, в которых люди выставляли на продажу свои домашние библиотеки. Порой там обнаруживались авторы, запрещенные нацистами: Томас Манн, Зигмунд Фрейд, Карл Маркс, Эрих Кестнер… Но главное, там попадались английские книги. По ним я самостоятельно учила язык: в том маловероятном случае, если однажды мне все-таки доведется собственными глазами узреть огни большого города, должна же я хоть словом перемолвиться с американцами!

Поначалу я покупала книги с небольшими текстами: «Белоснежку», «Красную Шапочку», «Винни-Пуха», – но теперь могла даже целый детектив осилить. Больше всего мне нравились детективы Дороти Ли Сэйерс про лорда Питера Уимзи, хотя они переносили меня «всего лишь» в Англию – не в Нью-Йорк.

Я остановилась перед большим чемоданом, лежащим на краю тротуара. Судя по количеству наклеек из дальних стран, он путешествий по миру совершил больше, чем я в самых смелых своих мечтах. В чемодане было полно английских книг, а торговал ими исхудавший человек с жиденькой эспаньолкой и тусклыми глазами. Я немного порылась в его чемодане и среди заумных книг, в которых я бы и на польском ничего не поняла, обнаружила роман про лорда Питера Уимзи – Murder must advertise.[6]