Я попробовал позвать ее, но услышал, что из моего рта, точнее — теперь уже из пасти, разлается глухое рычание, и сам испугался. Я не мог говорить, как человек. Злость и отчаяние буквально захлестнули меня. Я осторожно-осторожно, страшась, что меня ударит током, потер языком выключатель. Вспыхнул свет, и я бросился к зеркальному шкафу.

Видно, я не рассчитал силу прыжка, потому что дверца шкафа сломалась под тяжестью моего тела. Но и в осколках зеркала мне удалось наконец разглядеть, какая беда на меня свалилась!

И тут я услышал тихий скулеж. Это скулила наша собака. Экая идиотка! Вот уж действительно — злая волшебница! Я сгреб ее лапой и разинул было пасть, но тут же понял, что, если я ее проглочу, некому уже будет вернуть мне человеческий облик.

Она тоже испугалась. И когда я отпустил ее, она беспомощно рухнула на пол и проговорила голосом того индийского чародея, который таился в ее теле:

— Я думала… Я думала… Ты ведь так хотел быть львом….

Я было замахнулся, но в последнее мгновенье остановил себя.

— Не убивай меня! — заскулила она. — Кто же вернет тебе твой прежний облик!..

Она могла мне не напоминать — я ведь и сам только что подумал об этом. Но я не успел ей ответить. В коридоре послышались покашливания и вздохи. Это мама, шаркая комнатными туфлями, шла посмотреть, что за шум в моей комнате. Видно, ее разбудили мои тяжелые львиные метания, потому что к моему обычному храпу по ночам она давно уже привыкла.

— Боже, что же делать?! — снова заскулила собака, осознав наконец, какой ужасный подарок она мне преподнесла. В эту минуту я жалел, что ее волшебника не превратили в блоху. Ну ничего, в следующем воплощении они превратят его в микроба. В бактерию! В вирус! Теперь он это заслужил!

— Объяснить ей, что произошло? — спросила собака.

Я угрожающе замахнулся на нее лапой.

— Я верну тебе человеческий облик, как только опять накоплю силы, — поспешила она меня утешить.

Я кивнул в знак одобрения. Но улыбнуться не смог. Видно, львы неспособны улыбаться. Поэтому я лишь покачал головой. И опять остановил себя в последнее мгновенье, потому что мне опять захотелось ее прикончить. Я вдруг ощутил, что очень голоден, а глядя на нее, понял, что вижу нечто, пригодное в пищу. Безусловно пригодное. И возможно, даже вкусное. В любом случае откормленное и в хорошем состоянии. Только очень маленькое. На один укус, который меня не насытит. Но тут мои мысли прервал звук маминых шагов. Она уже была у двери. Что будет, когда она увидит меня? Точнее, когда вместо меня она увидит льва в моей комнате? А сам я исчез, и кровать поломана, а ночная пижама как будто разодрана в клочья. И шкаф сломан. Скорее всего, она решит, что лев ворвался к нам с улицы и растерзал ее единственного сына. Может быть, лучше все-таки рассказать ей правду? Нет, она не сможет поверить в такое. Ее сын превратился во льва?! Нужно любой ценой избавить ее от этой ужасной мысли.

Я мотнул головой, указывая собаке на коридор. Она поняла.

— Я задержу ее и позабочусь о ней, пока ты вернешься.

Я закрыл себе пасть лапой.

— Я поняла, — добавила она. — Я не открою рта.

Выдержит ли мама горесть моего неожиданного исчезновения? Не будь я так голоден, я, может быть, попробовал бы оплакать ее судьбу. Впрочем, я не знал, умеют ли львы плакать. Но все равно — у меня уже не оставалось ни секунды. Я даже не стал открывать ставни. Одним огромным прыжком бросился прямо через закрытое окно и под звук расколотых деревянных рам и разбитого стекла приземлился на траву снаружи. И в ту же минуту услышал мамин крик:

— Спасите! Моего сына похитили! Спасите…

В соседних квартирах стали распахиваться окна, появились люди, начался переполох. Но маминого голоса я больше не слышал. Она, наверно, упала в обморок. Только слабый лай нашей собаки еще какое-то время достигал моего слуха. Ну, идиотка, ну, злодейка! Я еще воздам ей по заслугам! Хотя бы сделала меня львом говорящим. Хотя бы оставила мне руки под гривой, руки с пальцами, хотя бы одну руку. Счастье еще, что внутри я остался прежним собой. Иначе я бы мог растерзать ее, а то и кого-нибудь из соседей или даже… Нет, не дай Бог! О такой возможности я боялся и подумать.

Впрочем, думать у меня не было времени. Я выскользнул со двора на улицу, нырнул в темноту и помчался из тени в тень, избегая уличных фонарей. Я уже сообразил, у кого можно искать помощи. Конечно же у Цвики, лучшего из моих друзей. Не у того Цвики Большого, который то и дело колотил меня, когда мы вместе учились в школе, а у Цвики Маленького, с которым мы сидели за одной партой с первого по восьмой класс и с которым у нас была общая коллекция марок. А главное — мы вместе играли во львов.

Большой черный кот пересек мне дорогу.

«А что, львы едят котов?» — на миг задумался я и сам себе удивился: вопрос я задал как человек, а голод почувствовал как лев. Моя пасть буквально заполнилась слюной. Я ударил кота лапой и тут же с аппетитом его проглотил. Что называется, в один присест.

Какая-то собака в соседнем доме начала лаять, как сумасшедшая. Я поскорее нырнул в знакомый подъезд. Цвика, его жена Рухама и двое их детишек жили в квартире на верхнем этаже. Я поднялся по ступенькам, облизывая губы, на которых остались следы кошачьей крови. Еще подумают, что я убил кого-то на улице. Но, оказавшись у двери их квартиры, я вдруг задумался. Что делать, если мне откроет Цвика? И что делать, если мне откроет его жена? Который сейчас час? Может, подождать, пока заплачет их маленький? Нет, ночью к детям встает только Рухама. Наверно, лучше всего позвонить и спрятаться на крыше. Можно будет увидеть, кто откроет дверь. А впрочем, какая разница? В любом случае это не может пройти гладко. Главный вопрос в том, заметит ли Цвика Маленький те знаки, которые я ему подам или же испугается до смерти и ничего не заметит? Решит, что лев вырвался из зоопарка и случайно забрел к ним в подъезд. Испугается насмерть и от страха перестанет соображать. Даже не сможет задать себе простой вопрос: почему этот лев не вламывается в квартиру, а звонит в дверь, как человек?

Тут я должен объяснить, какие знаки я собирался ему подать. Когда мы с ним в детстве играли во львов, мы принимали, конечно, в расчет, что львы не умеют говорить. Как же нам общаться? И вот мы придумали себе разные звуки как бы львиного рычания и каждому звуку дали свое значение. Например, один короткий рык означал «нет», два — «да», три коротких рыка — «не знаю», один длинный рык с закрытым ртом — «давай мириться», длинный рык с открытым ртом — «давай драться», короткое рычание — «я голоден», мощное рычание — «я голоден, я сержусь, я большой лев! Удирай, если тебе дорога твоя жизнь!». Мы сделали себе словарь и записали в нем по алфавиту все виды рычаний, числом примерно в полсотни, но потом этот словарь куда-то затерялся, и с тех пор мы удовлетворялись ограниченным числом рыков, которые я упомянул выше. Помнит ли Цвика этот наш словарь? Меня мучили опасения. Но выбора не было. Мой голод все усиливался, и я крайне нуждался в его помощи. В помощи близкого человека, который меня узнает. Который поверит мне и не будет меня бояться. Которому я смогу довериться сам. Это главное. И еще одно — мне нужен был человек, которого я смогу убедить не открывать никому, кто я на самом деле и где нахожусь, чтобы это, не дай Бог, не достигло маминых ушей. Потому что ее любящее сердце не выдержит моего превращения. Я снова облизал губы. Поднял свою тяжелую лапу и нажал на звонок.

Ничего не произошло. Я снова позвонил длинным звонком и услышал, как Рухама зовет мужа: «Цвика! Кто-то звонит в дверь! Проснись, Цвика!»

Где-то в глубине квартиры раздались недовольное ворчание и шумные покашливания. Ему тяжело было проснуться, бедняге. Но что поделаешь, дружба — это не только игра. Ради друга, попавшего в беду, иногда приходится и чем-нибудь пожертвовать.