В Доме-На-Набережной теперь был оборудован опорный пункт. Вере-Нике требовалось там регулярно бывать по понятным причинам, но дело не только в этом. Имелись предположения, что Психу интересует заречный «Боровицкий» прямоугольник. В случае обострения ПМБД-Я вверялась задача прикрывать подходы с юго-запада.

Конечно, кроме стратегических задач, никуда не делась и текучка. Ликвидировали маньяка — на этот раз вполне стандартного, сексуального, прибабахнутого на всю голову и ниже. Помощь при пожарах, ликвидация притона в кладбищенской сторожке… Скучно не было. Возможно, и без пожаров не было бы скучно — упражнения для поддержания боеготовности и живости тел применялись и изобретались с замечательной регулярностью, и, что характерно, пока не приедались. Да, низменная и пошлая метода, но чего требовать от полумертвых?

А вот «Межкниги» уже не было. Ликвидировалось Акционерное общество, разъехались уцелевшие служащие, выписались из больницы пострадавшие. Имелись у медиков ФСПП наработки, позволяющие полностью восстановить психику и помочь загладить память. Живым людям свойственно инстинктивно забывать всякие сомнительные события. Ведь и правда: разве вспомнишь — было ли? Кошмарный сон, бред гриппозно-лекарственный или просто ложная память зло пошутила? Увы, с керстами спасительные фокусы не работают — каждый раз, проходя коридором к бойлерной Игорь видел все как наяву. Вот служба проклятая.

Впрочем, чего службу ругать? Она не в удовольствие дана. Просто такова засмертная жизнь, со всеми плюсами и минусами.

— Черт⁈ Явись немедля!

Голос, женственный и приятный, хотя и с очевидными металлическими нотками разнесся над заснеженным приречным склоном. Гуляющие внизу по набережной, укутанные граждане, завертели головами, со льда реки взлетели вороны, в полынье закрякали утки-«полярники». Впрочем, все тут же забылось, двинулись дальше прогуливающиеся отдыхающие, утки крякали, но уже требовательно — очередной кормилец кидал в воду раскрошенный батон, но не отличался меткостью.

И была смена декабрь, и поскрипывал под ногами морозец. И нервничала красивая девушка.

— Да явится он, куда тут денешься, — заверил Игорь.

Ворона глянула негодующе и воззвала:

— Черт⁈

Захрустели ветви кустов — велосипедист вылетел из зарослей, совершил безумный кульбит, резко затормозил, подняв вихрь снега.

— Совесть есть? — поинтересовалась Вера-Ника, отряхивая полу шубы.

— Не, — честно признал Черт.

— А если подумать? — с чугунным намеком поинтересовалась воспитательница.

Двухколесный хулиган подумал и показал пальцами, какая у него совесть: между большим и указательным пальцами уместилось бы нечто, толщиной в журнальчик «Вопросы педагогики».

— Пусть хоть такая, но если есть совесть, на глазах катайтесь, сударь, — потребовала Ворона.

Мелкий спортсмен кивнул, подтянул лыжные перчатки «на вырост», нажал на педали и немедля скрылся из глаз, нырнув с тропинки на склон.

— Вот подлец! — с чувством молвила полубогиня.

Старшие прислушались, ожидая шума падения — склон уходил градусов под семьдесят, да еще с деревьями. Как же — Черт, он и есть черт. Правда, вот уж он показался — пронесся по нижней тропинке, безумно накручивая педали, атаковал подъем — тянулся вихляющий след по снегу.

— На глазах пока покрутится, — усмехнулся Игорь.

Черт, конечно, был чертом по складу характера, а не по происхождению. В крови у него намешалось многовато: видимо, дитя полукровок, продукт вневременной любви, парадокс сланого развития. Рогов, копыт и свинячьего «пятака» у сироты не имелось, но достался ребенку хвост, доставлявший немало хлопот. Вообще Черт был вполне живым и вполне очевидным для широких слоев населения. Ну, когда хотел быть очевидным.

Изловить вневременного оболтуса и склонить к цивилизованной жизни стоило немалого труда. Медовый Черт был местным, вертким, знающим Якиманку «от и до». Но Ворона справедливо считала, что во вверенном районе в цивилизованные времена не должно остаться беспризорников, ни обычных, ни сланых. В общем, справились. Не последнюю роль сыграло, то, что после известных событий пост керстов пользовался большой известностью и, чего скрывать, уважением в неживых и около-живых кругах населения.

Дите оказалось неразговорчивым, сообразительным, вреднющим, любознательным и наотрез не желающим учиться. Впрочем, как почти все дети.

Пороли его дважды. Один раз всыпала Лоуд, считающая, что шарить по мешкам специалиста по памяткам — есть сугубое неуважение, причем граничащее с оголтелой, необъяснимой глупостью. Черт вопил на всю Якиманку, но в целом признал профессорскую правоту.

Второй раз отшлепала лично Ворона и тут обошлось посложнее. Пришлось везти ребенка в 1-ю Градскую, а потом еще и привозить туда ветеринара, поскольку в больнице специалистов по вывихам хвостов не оказалось. Хвост вправили, дома Черт сказал, что по жопе его бить не надо, лучше по голове. Ворона разрыдалась, потом эти двое сидели обнявшись, Черт утирал мучительнице ржавые слезы, а Игорь ставил чайник и думал что между живыми, неживыми и всеми иными детьми-женщинами разница чисто символическая.

В последние смены Черт склонился к мысли, что в школу имеет смысл походить, благо все равно выпадают в основном каникулы. Готовились, дожидаясь ближайшего Первого сентября. Амулет-обманку для хвоста принесла Лоуд, она же много рассказывала о своем замечательном островном университете. Наверное, именно это красноречие и склонило Черта к образованию. Умело искушать межпространственное Оно: «пляжи, пираты, шторма, сраженья, уха из свежайшей черноперки»… Медовый Черт вообще проявлял склонность к мореходству — в тот раз на теплоходике сидел как завороженный.

Это когда ночной летней сменой культурно отдыхали. Девицы: Та-что-С-Веслом, Нескушная Прыгунья и Ворона, даром что имели отношение к водным видам спорта, но на воде толком и не бывали. Первый раз с теплохода на родной берег глянули. Большое впечатление произвело на сдружившихся дам. Надо бы их в старую «Шоколадницу» сводить, сбитые сливки продегустировать, но как это сделать, пока не придумывалось.

…Вот вновь выскочил на дорогу мелкий велосипедист, увернулся от оторопевшего спаниеля, промчался мимо саночников, подлетел к старшим и лаконично спросил:

— А кушать?

— Так пошли, — Игорь поправил на плече ремень автомата. — Вчерашние голавли остались. Будешь?

— А то! — лаконичный спортсмен умчался к Елизаветинскому пруду, из-под шипастых шин бурно летел снег.

— Переедет он когда-нибудь сам себя, раздерет до костей. Он же почти совсем живой, полнокровный, — вздохнула Ворона. — Нельзя ли на велосипед какие-то иные покрышки поставить?

— Он их сам ставит. Ничего с ним не случится. Шрамы украшают мужчину. Даже хвостатого.

— Несомненно, — полубогиня коснулась отметины на щеке друга, взяла под руку. — Идемте, действительно что-то обедать захотелось.

Они пошли на Пост — этакие очень похожие: он в армейском бушлате, она в длиннополой соболиной шубе, а впереди гонял мальчишка в красной куртке — привставал на педалях, энергично взмахивал выпущенным из клапана штанов хвостом, запрыгивал колесами на заснеженные скамейки, спортивно хулиганил. В общем, все было как обычно на Якиманке.

А тот дом, где стоял, там и стоит.

Солидно потрудились над ним соответствующие структуры: официально въехали на жительство «банковские» работники (кредитами и процентами не очень интересующиеся, да и вообще обозначающие свое присутствие чисто символически), был снесен соседний дом, изолирована подземная часть, расчищено и залито армированным спец-бетоном предполье. Заодно реконструировали и большую часть Якиманки. Теперь здесь все сплошь накрыто гранитной спец-плиткой, изрезано подземными, бронированными во всех отношениях, переходами, протянуты силовые кабели раннего предупреждения доступа, спрятаны резервные источники анти-энергии и сенсорные ловушки — все ждет незваных гостей. Да, эти стройки-ремонты заняли немало времени и порядком раздражали нетерпеливых москвичей, но работы ППЗО[28] ведет вдумчиво, нарабатывая и обобщая новый опыт.