— Товарищи, сметанка же… — с ужасом пролепетал хозинспектор, глядя в злобную морду Здоровяка — сейчас финка под пупок клюнет, увернуться вряд ли удастся…
— Стоять, говорю! — взревел от забора начоперот.
Здоровяк кинул в его сторону косой взгляд, и этого хватило, чтобы Игорь успел выдернуть из кармана свое жалкое оружие и выкинуть руку в сторону бандита:
— Как член профсоюза я…
Здоровяк глянул на кулак, видимо ожидая увидеть в нем замусоленное удостоверение члена месткома или еще какую-то ксиву…
…Баллончик был старый, наверняка просроченный, еще для жены покупался, потом был унесен на работу, подальше от любознательных рук дочерей. Да и газ дешевенький «женский», неопределенных слезоточивых качеств. Но здесь любые аэрозоли были в диковинку…
Зашипело — Здоровяк фыркнул, попытался сморгнуть — Игорь с перепугу пшикнул еще разок…
— Рррррррр! — басовито и звучно зашелся паническим рычанием ослепший бандит.
Ага, все-таки действует…
Все-таки базарный лох, он и есть лох — отпрянуть Игорь успел в последний момент — слепой выпад задел не бок, а лишь зацепил куртку на предплечье… Хозинспектор поспешно отпрыгнул подальше, слегка поскользнулся, но устоял на ногах.
…— Рррррррррр! — бандит, слепо и широко размахивая ножом, задел и опрокинул табурет с пирожковой кастрюлей. Торговка с дикой скоростью уползала на четвереньках вдоль забора…
…— Ррррррррр! — обреченно ревел ослепший Здоровяк — узкое лезвие финки сверкало, рисуя широкие дуги…
Звериному реву ответили трели свистков — наконец-то прибывала милиция…
— Налет! Грабют! — очень вовремя завопили где-то у ларьков.
Вопли, ржание, перепуганные лошади разом принялись рваться, мотать телеги…
— Мурзик, тикай! — донесся из этого гвалта отчаянный мальчишечий крик. Оборванка поднялась из грязи, всхлипывая и растирая слезы по щеке — газом ее тоже зацепило — метнулась куда-то мимо подвод. Ссыпалась на землю картошка, сползали под колеса в грязь золотистые луковые «косы»…
Тщедушный бандит исчез, видимо, перемахнув через забор. Молодой милиционер, размахивая наганом, топтался над бесчувственным Пенсне, сотрудник постарше помогал Вано связывать руки воющему пленнику, а помятый Носо-Пуговка только кряхтел и повторял что он «вообще не при делах». Держалась за сердце временно исчезнувшая, но вовремя возвернувшаяся пострадавшая. Народу столпилось вдвое больше — теперь весь рынок горячо объяснял друг другу что, собственно, стряслось. Сидела на корточках и плакала беспризорница — бдительные доброхоты перехватили беглянку у ворот, приволокли к представителям власти.
— Глаза не три, перетерпи, само пройдет, — сказал Игорь девчонке.
— Левый вовсе ослеп! — затерла еще яростнее, размазывая темные слезы-сопли.
Пришлось поднять, заставить оторвать грязные лапы от морды.
— Ы-ы, теперь в спецдом сдадут. К душевно и слепо-больным, — рыдала жертва обстоятельств.
— Не дергайся, пройдет сейчас…
— Бардак у вас, товарищи. Хаос служебный, — выговаривал Вано милиционерам.
— Мы-то что? Мы вообще с Десятого отделения, с Хамовников. Случаем мимо шли, — объяснял молодой блюститель порядка.
— А где здешние, рыночные постовые?
— То интересный вопрос, — согласился солидный усач-миллиционер. — В отделение с нами пойдете?
— У нас свое задание, — начоперот многозначительно коснулся кожанки, куда было упрятано могучее удостоверение.
— Так хоть беспризорницу до поста доведите, — попросил усач. — Нам бы преступников доволочь — один едва жив, другой бешеный. А девчонка как пить дать, драпанет. Не вязать же ей руки. Выручайте…
Пенсне, уже без пенсне — разбитую оптику пришлось сунуть ему в карман пиджака — действительно пребывал в не особо товарном виде — сидел в грязи, дергал головой и «плыл» взглядом. Удар коварного сметанного кистеня оказался на диво сокрушительным.
— Ладно, доведем, — вздохнул Вано, с опаской поглядывая на мелкую подконвойную. — Блох или чего иного от нее не нацеплять бы.
Рынок еще бурлил, обсуждая происшествие.
— Купили сметанки, — проворчал начоперот, пропихиваясь к воротам.
— Да уж не ворчи, — Игорь придерживал девчонку — та жевала подхваченный с земли пирожок, шумно сплевывая соломинки. — Лучше бы взял ребенку молока запить, что ли…
Вано живо вернулся с бутылкой:
— Выбрал пожиже, а то пробьет мозглячку с голодухи.
— Не пробьет, — заверила страдалица с опухшим глазом. — А что, окосею я или как?
— Временное явление, — авторитетно заверил начоперот. — Вот тебе еще бутер с колбасой. Вроде, съедобная. Только не давись.
Устроились на завалинке у двухэтажного, с каменной подклетью и срубным верхом, дома по Земскому. Ветер играл обломанными ветвями сирени, погуливалась у сараев разноглазая кошка, с подозрением поглядывала на чужаков.
Вано курил, Игорь помаялся, выругал себя за стеснительность и распечатал шикарную пачку «Эсмеральды». Девица Мурзик управилась с колбасой, и уже через силу допивала молоко. Кушал она, кстати, весьма прилично, имелись в глубине этого костлявого существа в дырявой кофте некие зачатки воспитанности.
— Двинулись, что ли? — Вано вдумчиво затушил самокрутку.
— Чего спешить? — отдуваясь, заметила Мурзик. — Угостили бы вы барышню хорошей папироской.
— Еще чего, — хмыкнул Игорь. — Вреден табак. Особенно для подрастающего организма.
— Не, если жидишься на табак, так оно понятно, — кивнула проницательная особа.
— Отсталая ты. Политически и вообще, — заворчал начоперот. — В детдом тебе нужно, учится, в нормальный коллектив вливаться.
— Еще и месяца нет, как оттуда утекла, — вздохнула дева. — Хуревато там, дяденьки. Не по мне. Слушайте, может я вам отсосу, да и пойду? Скажете, что удрала, вам поверят.
— Ты как, Игорь? — ухмыльнулся начоперот. — Не побрезгуешь?
— Иди в жопу, дебил.
— Не, я ж исходя из вашей современности, — ухмыльнулся остроумец. — У вас там тонкие вкусы.
— Угу, ваше поколение нас и воспитывало.
— Брезгуете, значит, — вздохнула девчонка. — Зазря. Это я после весны такая кашлатая…
— Замолкни. Пошли, чего сидеть, — буркнул Вано.
— Да успеется, чего суетить-то… — Мурзик потянулась к своему глазу, но Игорь вовремя стукнул ее по руке:
— Не три. Умоешься, само пройдет.
— Все в жизне проходит, — согласилась девчонка.
— А тебя как звать, если всерьез, философша?
— Так и звать — Мурзеева-Алвети. Княжна дворянского рода.
Товарищ начоперот гоготнул.
— Это типа фамилия, — заметил Игорь. — Но имя обычно тоже бывает.
— Как же без имени, — согласилась «княжна». — Благородные папенька с маменькой нарекли при рождении Аделью. Только в это имечко, один хер, никто не верит.
— Тебе-то годков сколько, княжна? — брезгливо спросил Вано. — Уж какой год советской власти, а фантазии у тебя как у древней бабки Бабарихи. Застарелые басни, аж пробу некуда ставить.
— Так из стиха слово не выкинешь, — горестно подперла щеку аристократка. — Мыкаюсь с таким происхожденьем, мля, а что ж поделать.
— Не, ты постой, тут годами не сходится, — запротестовал Вано. — С арифметической стороны.
— Не, мля, ты профессор, что ли? — удивилась Мурзик. — Хер его знает, может и не сходится. Только за что купила, за то и продаю. Родителев своих, понятно, не знаю. Папенька до мого рождения деру дал, маманя меня в Крыму выродила, сюда сослала и следом за папенькой отвалила. Небось, в Лис-Сабоне проживают. А меня ихняя кастелянша выхаживала, денег на прокорм ей малость сунули, не пожадничали.
— Вранье на вранье, — озадаченно хохотнул Вано, явно прикидывая в уме логическую и календарную последовательность Мурзиковой биографии.
— Может, и вранье, — беззлобно согласилась предположительная княжна. — Мне ж баба Соня рассказывала, может и напутала чего. Она уж старенькая была. Воспитывала, как могла, даж французскому учила. А в двадцать пятом году померла. Хороший человек. Вот про нее чего гавкните, очи выцарапаю.
