— Внимание, курсанты, — начал Ланской строгим и чётким голосом. — На территории Восточного корпуса были идентифицированы следы токсичных веществ. В связи с этим во всех жилых корпусах в настоящее время проводится полномасштабная очистка. Вам запрещено возвращаться в жилые комнаты.

Зал начал шептаться, но Ланской жестом приказал молчать.

— Мы пригласили магических лекарей, которые разработали артефакты, способные обнаружить следы токсичных веществ в организмах и на одежде. Каждый из вас пройдёт проверку прямо здесь. Это обязательно для всех, вещество чрезвычайно опасно. Кто-то из вас может не осознавать, что подвергся воздействию, — голос его стал ещё серьёзнее. — Проверка начнётся немедленно.

По залу пронёсся гул тревожных голосов. Я видел, как курсанты переглядываются, кто-то явно нервничал. Одни боялись обнаружения запрещённых вещей — телефонов, сигарет, фляг с горячительным, других пугала сама мысль, что можно оказаться причастным к чему-то столь серьёзному. Феликс покосился на меня.

— Походу все и правда очень серьезно. Ты что-то знаешь?

— Не могу говорить.

— Эх…

Вскоре нас начали вызывать — вне групп и алфавитного порядка, по какой-то одной известной куратору логике. Я внимательно наблюдал за теми, кого Тамара назвала подозреваемыми.

Салтыкова была спокойна, её лицо казалось слегка надменным и непроницаемым, как и всегда. Когда она подошла к специалистам с артефактом, он не показал ничего — она оказалась «чистой». Её самоуверенность только усилилась, что не могло не насторожить.

Апраксина, напротив, выглядела встревоженной, хотя старалась скрыть это за маской отстранённости. Но когда её китель начали сканировать, артефакт неожиданно засветился.

— Смотрите! Загорелся!

— Она заражена!

— Курс, успокоиться!

Суматоха началась мгновенно. Офицеры тут же направились к ней, и побледневшую от страха Апраксину увели под стражу — девушка толком не успела понять, что произошло.

— Должно быть, это ошибка! Я не могла… — её голос звучал всё тише, пока её не вывели из зала.

Я встретился взглядом с Зубовой. Та тоже испугалась и нервно теребила рукав своего кителя.

Но то, что я заметил дальше, заставило меня напрячься ещё сильнее. Воронцова и Салтыкова обменялись взглядом. Салтыкова вдруг показалась расслабленной, как будто её личная проверка сняла с неё все опасения. Воронцова слегка нервничала, но тоже, казалось, отчасти успокоилась после того, как внимание офицеров переключилось на Апраксину.

Я почувствовал что-то неуловимо неправильное. Апраксина могла быть замешана, но её реакция не выглядела реакцией виновного. Наоборот, девушка явно испугалась за свою жизнь, а не за то, что ее раскрыли как преступницу. А вот поведение Салтыковой и Воронцовой, напротив, вызывало больше вопросов, чем ответов.

— Николаев!

Я подошел к артефакту — это оказалась длинная стальная палочка с каким-то прозрачным камнем на конце. Проверкой руководил лично Заболоцкий — он явно гордился тем, что успел так быстро создать артефакт столь тонкой настройки.

Помощник лекаря активировал артефакт, и тот начал излучать что-то наподобие небольшого поля. Мне в голову пришла ассоциация со специальными ультрафиолетовыми лампами, которые используют для поиска следов на местах преступлений. Но это излучение явно было настроено на конкретный элемент.

Пока меня «облучали», другой помощник быстро взял образец моей крови и подписал пробирку моими данными.

— Чисто, — доложили Заболоцкому, и Сумароков кивнул.

— Вы свободны, Николаев. Следующий… Эристов! Прошу сюда.

— Вас ждут на обязательных работах, — напомнил мне Ланской. — Скоро обед у офицеров.

Офицерская столовая Спецкорпуса всегда казалась мне местом странного спокойствия. Просторный зал с высокими окнами, через которые лился мягкий свет, накрытые белыми скатертями столы, и тихий шелест бесед — всё это контрастировало с напряжённой атмосферой, царившей в корпусе в последние дни.

Я стоял у стены, как и полагалось курсантам на службе, готовый в любой момент подать блюдо или заменить пустую чашку на полную. Проверка закончилась, лаборанты отправились изучать образцы, а офицеры и медики пришли на обед. Но даже сейчас отдыху не нашлось места.

За длинным столом сидели важные люди. Сумароков о чем-то шептался с Ланским, а Заболоцкий, приехавший на время расследования из Военно-Медицинской Академии, лениво водил вилкой по тарелке с жареным мясом, явно увлеченный размышлениями.

Шереметева сидела во главе стола и, улучив момент между репликами своих подчинённых, повернулась к Заболоцкому:

— Ну как, профессор, по нраву ли вам наши блюда? — её тон был чуть ироничным, как будто она знала заранее, что ответит Заболоцкий.

Тот на мгновение поднял взгляд, усмехнулся и отложил вилку.

— Не буду лукавить, госпожа генерал. Ваши повара явно превосходят тех, что кормят нас в Академии, — он сделал небольшую паузу, словно смакуя свою реплику. — А что касается лаборатории, которую я временно занял для расследования… Должен признать, всё устроено очень удобно. Мы уже провели ряд анализов, и результаты начали поступать.

Шереметева кивнула.

— Что вы нашли? — в её голосе сквозила едва заметная настойчивость. Она не любила терять время на разговоры.

Заболоцкий медленно вытер рот салфеткой, как будто готовясь к докладу.

— В конфетах, которые мы нашли в комнате Катерины Романовой, действительно обнаружены следы таллия.

Над столом прокатилась едва уловимая волна напряжения. Значит, догадки были правильными.

— Романова утверждает, что сама купила эти конфеты, — продолжал Заболоцкий. — Коробку хранила в своём шкафчике. Ничего подозрительного она не замечала. Это не подарок, как мы сначала предполагали.

— Если она сама купила их, — медленно произнёс лейтенант Бодэ, адъютант Шереметевой, — значит, коробку либо заменили на аналогичную, но уже отравленную, либо ввели яд в оригинальные конфеты. В любом случае, это произошло уже на территории Спецкорпуса.

Шереметева нахмурилась, её пальцы нетерпеливо постукивали по краю стола. Она, казалось, собиралась что-то сказать, но её опередил Сумароков.

— Мы провели первичный осмотр. На кителе Апраксиной нашли следы того же вещества, но на коже и в крови его нет, — он ненадолго замолчал, словно подбирая слова. — Кроме того, следы токсина нашли в крови нескольких соседок Романовой: Зубовой, Ефимовской, Лопухиной и Давыдовой. Они подтвердили, что ели конфеты, но совсем немного. Романова, как известно, съела почти всю коробку.

Я застыл, прислушиваясь.

— Другие девушки, — сказала Шереметева. — Что с ними?

— К счастью, полученная доза яда не угрожает жизни. Девушкам ввели лекарство и взяли их под наблюдение.

Ланской покачал головой, как будто не мог поверить в услышанное.

— Проклятье… — прошептал он, глядя на Сумарокова. — Все эти девушки могли погибнуть, съешь они больше.

Я продолжал стоять у стены, стараясь не показывать своего интереса. Когда офицеры закончили обсуждение и жестом велели нести чай, я шагнул вперёд и принёс десерт — несколько видов пирожных и чайник. Тишина за столом казалась почти осязаемой.

Шереметева вздохнула и обменялась взглядами с Заболоцким.

— Таллий — это не тот яд, который используют для мелких интриг, — сказала она тихо. — Нужно выяснить, почему ее пытались убить, а ведь именно таким был замысел. Это очевидно. Тут или месть, или Романова знает что-то настолько важное, что кто-то не может допустить утечки информации. Когда Романова придет в себя, я желаю допросить ее лично. И нужно сообщить ее семье. Мы не имеем права утаивать эту информацию.

— Прошу прощения, ваше превосходительство!

Все головы мгновенно обернулись на меня. Ланской нахмурился и укоризненно покачал головой — дескать, мое дело носить блюда, помалкивать и тихо греть уши. Самому возникать было не положено.

Но Шереметева уставилась на меня.