— Береги себя, — сказал Лева, крепко пожимая мне руку. Феликс последовал его примеру.

— Удачи, — коротко бросил Андрей, сжав моё плечо.

Я ответил коротким кивком, потом обернулся и вышел в коридор вслед за Барановым. Мы прошли по опустевшим коридорам кордегардии — ребята разошлись по комнатам и готовились к новой учебной неделе.

— Машина ждет у Южных ворот, — сказал Баранов. — Я провожу.

— Благодарю, — кивнул я.

В темноте уже начали мерцать фонари, воздух был прохладным и свежим. На улице у ворот я увидел знакомую фигуру. Катерина уже ждала, сжимая обеими руками дорожный саквояж. Она стояла у ворот, завернувшись в тёмное пальто, её лицо было бледным и обеспокоенным. Волновалась. Возможно, Шереметева рассказала ей не все подробности.

— Николаев, Романова. — Баранов остановился и повернулся ко мне. — Желаю поскорее вернуться.

— Спасибо, — улыбнулась Кати.

Я кивнул, и Баранов открыл ворота. Мы вышли наружу и сразу увидели стоявший у тротуара автомобиль. Рядом с ним стоял мужчина в форме. Высокий, худощавый, с острыми чертами лица и проницательным взглядом. На пальце — ранговый изумрудный перстень. Он внимательно осматривал нас с ног до головы, словно пытался понять, кого ему навязали.

— Добрый вечер, — поприветствовал я и представил нас. — Алексей Николаев, Катерина Романова. Прибыли в ваше распоряжение.

Мужчина кивнул.

— Майор Александр Васильевич Кропоткин, Выборгское губернское управление сами знаете чего, — представился он, сделав шаг вперёд и коротко кивнув. — Ну здравствуйте, господа.

Он смотрел прямо мне в глаза как равному, и я понял, что ему обо мне рассказали достаточно. Что ж, неплохое начало.

— Это лейтенант Ногтев, — добавил Кропоткин, указав на мужчину рядом. Лейтенант был коренастым, с густыми чёрными бровями и хмурым взглядом.

— Рад знакомству, — коротко сказал Ногтев, едва заметно кивая. Его голос был низким и хриплым.

Кропоткин жестом предложил нам сесть в автомобиль.

— Путь неблизкий. Если хотите хоть немного поспать перед работой, лучше выедем сейчас.

— Как скажете, ваше благородие, — отозвалась Катерина. — Откроете багажник?

Ногтев сложил наши вещи, и мы расположились на заднем сидении. Кропоткин разместился на переднем пассажирском, а лейтенант — за рулем.

Городские огни постепенно остались позади, и мы направились на север, в сторону Сердоболя.

Ехали молча, лишь звуки мотора и редкие перекрестки городских огней мелькали за окнами. Я сидел рядом с Катериной, ощущая её напряжение. Моя голова была занята мыслями о том, что же пропустили Чуфта и Арс. Впрочем, пусть майор сам рассказывает, зачем вызвался с нами нянчиться.

— Ваше благородие, — обратился я к Кропоткину, — что произошло в Сердоболе? И чем мы с курсантом Романовой можем помочь Выборгскому управлению?

Кропоткин, казалось, был погружён в свои мысли, но на мой вопрос отреагировал быстро, словно ждал его. Он повернулся ко мне, его лицо оставалось строгим и невозмутимым.

— Ситуация началась не в самом Сердоболе, — начал он, сложив руки на коленях. — В тридцати километрах от города, в районе мраморного карьера Рускеала. Поступили сведения о том, что там начали происходить уже знакомые нам странности, — его голос был спокоен, но каждое слово казалось выверенным. — По описаниям, это похоже на аномалии.

Карьер Рускеалы был известен залежами уникального белого мрамора, который использовался для облицовки зданий и украшения интерьеров во всей империи. Даже мне, далёкому от строительных или архитектурных дел, было известно, что мрамор оттуда ценился не только здесь, но и за границей.

— Аномалии в карьере? — переспросила Катерина, с удивлением посмотрев на Кропоткина. — И давно они там открылись?

— Точно неизвестно. Вот это и настораживает, — вздохнул Кропоткин, тяжело переводя взгляд на дорогу перед нами. — Местные не сообщили своевременно, хотя наверняка знали. Только когда ситуация стала выходить из-под контроля, донесли в Выборг. Как обычно, к сожалению.

Я нахмурился.

— Думаете, местные пытались скрыть факт открытия аномалии?

— Возможно. Рускеала — важный экономический объект. Мраморный рудник приносит большие доходы как в имперскую казну, так и в частные карманы добытчиков, — продолжил Кропоткин. — Остановка работы рудника станет ударом по местным предпринимателям и аристократам, которые получают проценты от добычи. Беда в том, что они не понимают всю опасность…

Катерина с тревогой на меня посмотрела.

— И раз мы не знаем, когда точно это началось, то, получается, что некоторые партии добытого мрамора уже могут быть заражены? — спросила девушка.

— Именно это нас и тревожит, — подтвердил Кропоткин. — Если аномалии действительно повлияли на мрамор, а его уже отправили заказчикам по всей империи, последствия могут быть крайне непредсказуемыми. Мы пока не знаем, сколько было аномалий, какой силы и какой радиус поражения. Не исключено, что заражённый мрамор способен нести серьезную опасность для людей, которые будут его использовать.

Катерина побледнела еще сильнее и от волнения стиснула рукав своего пальто.

Но ситуация и правда вселяла тревогу. Это как с искажением возле монетного двора на Петропавловке: если бы продукция оказалась в зоне поражения, а затем ее пустили в оборот, то люди бы пострадали. Да, до смертей в этом случае, скорее всего, бы не дошло, но все же. Люди не держат деньги в руках долго.

А вот в мраморных помещениях они могут жить и проводить многие часы. Так что тут угроза посерьезнее.

— Ваша задача в моей группе, — продолжил майор, — помочь выяснить, что происходит на карьере. Мы пока не имеем точных данных, только слухи и отдельные свидетельства. Но если всё подтвердится, нам нужно будет оперативно решить вопрос, пока заражённые материалы не распространились дальше.

Мы с Катериной переглянулись, и я слегка улыбнулся ей, чтобы подбодрить.

— Как долго это продолжается? — спросил я.

— Несколько недель, — ответил Кропоткин, его голос стал более серьёзным. — Местные рабочие начали жаловаться на плохое самочувствие. Но работы на руднике ничего не останавливали, а партии мрамора отправлялись заказчикам. Так что, вероятно, придется еще отслеживать цепочки поставок.

— Если они продолжают добычу, значит, не все понимают, что на самом деле происходит, — произнесла Катерина, нахмурившись. — Или же кто-то намеренно скрывает правду.

Кропоткин слегка кивнул, соглашаясь с её словами.

— Это и предстоит вам выяснить, — сказал он, снова обратившись ко мне. — Шереметева сказала мне много хорошего о вас, Николаев. А нужно очень хорошо постараться, чтобы заслужить рекомендацию ее превосходительства. Так что я рассчитываю на вас, Алексей Иоаннович.

Надо же. Чтобы Шереметева — и похвалила, тем более за глаза? И правда, что-то в лесу сдохло. Вероятно, аномалия даже пошла ей на пользу.

— Понял, — кивнул я. — Но что с местными властями? Они в курсе происходящего?

— Они и вызвали, — ответил Кропоткин, немного помедлив. — Бургомистр Сердоболя направил обращение в Выборг. Но пока работаем малой группой, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения. Нужно сначала разобраться сами, прежде чем привлекать внимание крупных чиновников и выбивать масштабную операцию. Необходимо действовать быстро и незаметно, чтобы не вызвать панику у местных.

Мы прибыли в Сердоболь на рассвете.

Бледное утреннее солнце, пробиваясь сквозь лёгкий туман, постепенно освещало провинциальный городок на северном берегу Ладожского озера. Я смотрел в окно автомобиля, который медленно въезжал по мощёным улочкам, мимо невысоких деревянных финских домиков.

Большинство зданий были одноэтажными, с узкими резными ставнями и каменными основаниями, как будто бы пытались укорениться в этих суровых северных землях. Дома с покатыми крышами, остроконечными шпилями, и резными украшениями на фронтонах выглядели уютно, хотя и слегка уныло в утреннем полусвете.