— И то верно. Зябко стало, — охотно согласился ведун. — А зачем они тебе понадобились, камни эти?

— Я мыслю, что просто куковать всю зиму — впустую ее тратить. Без инструмента же особо не развернешься. У нас дельный камень весь ушел. Ни наконечника, ни скребка не сделать нового. Представь. Копье по неосторожности возьмет, да и обломится. А зима долгая. Как жить будем?

— Вот умеешь ты видеть во всем плохое, — фыркнул Вернидуб. — А если не обломится?

— А если да? Или тебе хочется остаться с голым задом посреди зимы?

— Так уж и с голым?

— Копье — это наше основное оружие для ближнего круга. Чем, кроме как с копьем, сходиться с супостатом али зверем диким? На кулачках?

— А у нас иного разве нет? Вон всего сколько удумал. Копье же, ежели чего, из кости укрепим.

— Камень… кость… Эх… Мы словно первобытные дикари. — покачал головой Неждан. — Железо надобно. Много железа. Куда ни гляну — везде беда и его нехватка. Вот я и сижу — думаю, как поступить. Все ж таки направиться за камнями, запас их сделав, а потом заняться заготовкой руды или сразу за рудой пойти?

— А не дурость то? Чего в зиму?

— Отчего же?

— Как же железо в зиму добывать?

— Так, наоборот — лучше. — улыбнулся Неждан. — Из-за морозного воздуха тяга станет добрее. Да и дрова по снегу таскать проще.

— По пояс в снегу? — удивился Вернидуб.

— На лыжах же.

— На чем?

— Потом покажу. Просто поверь — будет легче. Вдвоем да на лыжах мы волоком по снегу бревна станем легко таскать. Куда проще, чем сейчас. Мы ведь как делаем? Тащим напрямки — сюда. А там сможем к реке вытаскивать замерзшей. И дальше по ней, ровной, уже сюда. Не нужно будет по оврагам и прочим буеракам лазить.

— Ну… хм… и все же, что такое лыжи?

— Да тесанные такие доски. В меру широкие и не очень длинные с немного загнутыми носами. Вся суть в том, что, стоя на них, ты в снег не проваливаешься. Да и вообще — вещь они славная. На них зимой по ладному снегу можно пробежать много больше, чем летом по земле.

— Я видел такие.

— И где же?

— Да у тех, кто в набег на нас приходили. Бывал я у них не раз. Мы же так-то не воюем. Хотя такие набеги встречаются.

— А вы чего их не используете?

— Лыжи-то? А зачем? Зимой в лес хода особого нет. Зачем? Хворост из-под снега разве что собирать. Но это уже от отчаяния. А больше зачем?

— Охота?

— И много у нас охотников? — усмехнулся Вернидуб.

— И то верно. Но разве никто втихую это не делает?

— Делает. Но втихую — это так, чтобы никто не узнал. Посему никаких лыж заводить не станет. Без надобности это.

— А по рекам зимой в гости к соседям ходить?

— Опасно, — покачал головой Вернидуб. — Полыней много. Реки не крепко схватываются. Да и оттепели бывают. Подтает, а потом снегом засыпает. С виду — крепко. Ступишь — не держит.

— Климатический оптимум… — тяжело вздохнул Неждан, произнеся эти слова по-русски.

— Что?

— Не обращай внимания. — отмахнулся он. — Тебе самому что ближе к сердцу? Камни сначала собирать, а потом руду или сразу руду?

— Руду. Если уголь получится по зиме добыть — лучше железом заниматься. Как летом будущим сложится — никто не знает. И каждый кусочек железа может оказаться бесценным. Отвлекаться нам сейчас на камни — пустое.

— Хорошо, — кивнул парень.

Деревянными башмаками расчистил немного земли. И взяв палочку, начал прикидывать сколько нужны той руды.

— А что ты такое делаешь?

— Считаю, — буркнул Неждан. — Вот смотри. В корчагу влезает полсотни килограмм руды. Примерно. — указал парень на число. — Хотя тут лучше считать нам в римских либрах. Они сколько? Хм… Эм… Пусть будет три либры в килограмме[1]. Округлено. Тогда получает полторы сотни… — продолжал он черкать на земле палочкой, время от времени что-то подтирая и поясняя.

Вернидуб пялился же то на него, то на эти записи натурально выпученными глазами. Слушать слушал. И… уплывал. Он и считать нормально не умел. Только до десяти. А тут — такое…

— Содержание железа в лимоните… хм… сколько же там? Ты, случаем не помнишь? — спросил Неждан у седого.

Тот молча и весьма энергично замотал головой. Судя по всему, он и о лимоните первый раз слышал.

— От двадцати до сорока процентов… кажется, — задумчиво произнес парень. — Но в кричном горне редко больше десяти получается взять. Хм…

— Ты сейчас с кем разговариваешь? — осторожно спросил Вернидуб.

— А? — откликнулся Неждан, словно выплывая из своих мыслей.

— Ты сейчас со мной говорил?

— А тут разве есть кто-то еще? — оглянулся он. — Что-то не так?

— У тебя взгляд стал странный и ты словно куда-то провалился. Знаки какие-то на земле начал черкать. Да говорить будто с кем-то иным про совершенно непонятные вещи.

Парень замер, внимательно глядя ему в глаза.

Отвлекся.

Увлекся.

И вот, снова создал ненужный мистический прецедент. Вон — судя по виду и взгляду седого, тому какая-то чертовщина почудилась снова.

— Тебе эти знаки непонятны, что ли? — после затянувшейся паузы, спросил Неждан, прекрасно зная ответ. Но перевести тему требовалось.

— Первый раз их вижу. Что у ромеев, что у эллинов ничего похожего даже не примечал. Хотя они любят знаки всякие малевать везде.

— Это — цифры. Один, два… — начал перечислять их парень, рисуя.

Вернидуб задал уточняющий вопрос.

И понеслось.

Следующие часа три они провели, чиркая всякое на земле. Знакомясь с числами, цифрами и базовыми операциями арифметики.

Ведун, разумеется, почти ничего не запомнил. Но проникся. Особой нужды лично он в подобном счете не испытывал, однако, житейского опыта хватило, чтобы оценить пользу.

Огромную.

Просто невероятную бытовую пользу. Пусть и не частую, и не всем. Во всяком случае для ведунов — вещь бесценная. И весьма нехитрая. Вон — ему показали разок, он взял, да и заполнил… кое-что.

— А слова так тоже можно рисовать?

— Конечно, — кивнул Неждан. — И музыку можно. Но я того не разумею.

— Музыку?

— Разумеется. — произнес он, после чего нарисовал пять горизонтальных линий со значками нот. Ну, тех, что вспомнил. — Это октавы, — потыкал он палочкой. — Это ноты. Там еще какие-то ключи нужны. Но вообще — я об этом почти ничего не понимаю.

— Ха! Не понимаешь?

— Совершенно. — максимально серьезно ответил Неждан. — До, ре, ми, фа, соль, ля, си. Семь нот. Но как их использовать?.. — развел он руками. — Ладно. Мы отвлеклись.

— О нет! Это все очень интересно!

— Думаешь?

— Запись счета и слов — великое дело! Только черкать на земле… как-то… странно. А ежели я хочу записать свой счет и передать его кому али сохранить?

— Так в чем беда? Бери бересту, да черкай по ней. По внутренней стороне. Али по какой дощечке. Ну или камню. Хм. Да даже можно из глины табличку сделать — плоскую такую. Повялить. Записать. Потом высушить и обжечь. На века будет. Что на камне.

— Так просто?

— А чтобы временные записи делать, — словно не услышав его, продолжил Неждан, — можно дощечку сделать да покрыть ее толстым слоем пчелиного воска. Ну и палочкой по нему чиркать. Когда же не надо — затирать. И сызнова.

— Я видел, как эллины записывали свои слова так. — кивнул Вернидуб. — А еще макали во что-то перьями гусиными да ими писали.

— И так можно. — кивнул Неждан. — Тушью или чернилами по бересте, пергаменту, ну, коже то есть, папирусу или даже бумаге.

— О папирусе и бумаге не слышал.

— Не беда. — улыбнулся парень. — Надо будет — покажу и расскажу. Сейчас это все лишено смысла.

— Отчего же?

— Кто, что и для кого будет писать? — еще шире улыбнулся парень. — И как? Мне не известно письма для нас. Тоже письмо ромеев без доделок не пригодно, из-за того у них иная речь, как и у эллинов.

— Записи очень пригодятся по травам, посевам и прочим важным делам. — предельно серьезно произнес Вернидуб. — Всяким, может и нет, но нам, ведунам — очень нужно. Как и счет уметь вести нужно.