Но сейчас ступать в «Палкин», прославленное заведение, ей было боязно. Перед троицей предстала роскошная одномаршевая мраморная лестница на второй этаж. А вот и фонтан.

– Ой, как в Эрмитаже! – не удержалась девушка. Конечно, она не была в Новом Эрмитаже, но слышала об этом чуде. Юная душа жадно впитывала все, что было связано с нетленной красотой. Для выпускников военного училища отвели один из кабинетов ресторана, которых общим числом вместе с залами было два с половиной десятка. Были кабинеты разной вместимости, и для встречи тет-атет, и для шумной компании. В этом зале могло разместиться человек тридцать, что было вполне достаточно. Друзья сели вместе, Гутю усадили посередине.

Пока, оглядываясь, ждали подачи блюд, любопытный Михаил, набравшись храбрости (как-никак, скоро сам офицер), встал и предложил сестре прогуляться по заведению. Отчего же нет? Ого, вот тот самый бассейн, любование которым привлекало многих гостей. Чистейшую голубоватую воду бороздили то ли рыбы, то ли диковинные морские звери с зубчатым хребтом. «Неужели стерляди!» – осенило Михаила. Заглянули в большой двусветный зал – две зеркальные стены, много-много столиков на четверых накрыто белоснежными скатертями. Поверх стоит хрустальная посуда, лакеи во фраках без шума передвигаются по замысловатым маршрутам.

Вот и к их столу подошел лакей, чтобы обслужить господ офицеров с дамами. Михаил слышал, что вся обслуга «Палкина» – ярославцы. Молодец, заслышав вопрос, улыбнулся в усы и подтвердил. Подали блины с маслом, сметаной, сельдью и икрой.

Румяные блины лежали высокой стопкой на фарфоровой тарелке. Как хотелось Гуте по-свойски схватить парочку, окунуть в сметану – и в рот. Только она строго следовала этикету, с которым была знакома по званым встречам. Непременно с ножом и вилкой!

Подполковник, следивший за церемонией, предложил поднять бокалы шампанского за русское воинство. Высокие бокалы напоминали вытянувшихся во фрунт солдат. Хрустальные солдаты дружно взлетели в руках ликующих, почти не нарушив строя. Ура! Звон хрустальных ободков напомнил колокольный звон, его Гутя очень любила.

Еще один тост. Обстановка разрядилась, пошли разговоры, девушки смеялись. В разгар вечера пришел фотограф, поставил камеру на треноге, затем потревожил гостей и расположил их рядами. Шшик! – магний в держателе с шипением вспыхнул ослепительным солнцем. Кое-кто из девушек ойкнул, заслонил глаза рукой. Ничего, еще один дубль. Постепенно народ привык, и нескольких дублей фотографу хватило. Как эффектно вышли, должно быть, наши герои, особенно Агриппина в блузке и юбке!

Через полтора часа послышались звуки оркестра.

– Гутя, вы музыку любите? – Василий, собравшись с духом, решил действовать. – Пойдемте в зал, концерт начинается. – Концертный зал примыкал к ресторану, и все посетители могли беспрепятственно наслаждаться музыкой.

В ресторане засиделись поздно, ночевать пошли (Михаил охотно отпустил сестру, в Василии он был уверен) к родственникам Софьи, та была замужем за генералом. Извозчик быстро доставил компанию к доходному дому на одной из старых улиц в центре. Агриппине постелили на диване. Вот тут-то, в семье Капшуков, она начала догадываться, что семья виновника торжества считает ее Васиной невестой.

Через несколько дней, в хороший зимний денек, свежевыпущенных офицеров провожали на фронт. Василий в тайной надежде заполучить девушку в тот день сначала пригласил Гутю в дом отца на Галерную ул. (Софья жила на Церковной). Накрыли чайный стол, посидели. По-русски присели молча перед дорогой. «Ну что, по коням!» – первым встал (как самый старший) отец. Компания двинулась на Царскосельский (Витебский) вокзал. Взяли извозчика. … «Я еще глупенькая была – раз попросил, пришла» – вспоминала она. Построение воинов на перроне возле воинского состава, звонкие команды ротных командиров. Вот и посадку объявили. Все прощаются, матушки и невесты бросились родным воинам на шеи.

Вот колонны в серых шинелях стали залезать в вагоны. Паровоз шипел, стоял, окутываясь парами. Провожающие махали рукой. Гудок паровоза, удар сцепок – поехали. Когда поезд тронулся, Вася спрыгнул с подножки, подбежал и поцеловал ее. Он маленький, а Гутя стройная, высокая. «Тогда я совсем поняла!»

Пошли письма с фронта. Василий писал о фронтовой жизни, просил, чтоб Агриппина приезжала в Тернополь работать в его части. Она тогда на двухгодичных курсах медсестер училась «Я растерялась – еще рецептов выписывать не умела. Мама сказала: сиди дома, куда на фронт бежишь. Не чаявший во мне души Володя Морозов [будущий муж] в тревоге наблюдал».

Вася все писал и писал. В письмах спрашивал, что на лекциях сестричкам-медичкам читают. Пытался быть настойчивым: обратился в письме к Мише как старшему брату: переговори о женитьбе с Гутей. Миша отвечал: куда ей, она с бантами, лентами, тряпками, а ты серьезный! Не мог же он прямо написать, что сестра без образования, ей учиться надо!

…Пришел ли Василий Капшук с Великой войны? Не знаю. Лишь на довоенных фотографиях, «визитках», что сохранились в нашей семье, можно увидеть его юного, беспечного. Вместе с Михаилом – на охоте.

След Капшука теряется в сумерках времени.

В небогатой петербургской семье Кустовых старались дать детям, хотя бы мальчикам (а было еще и четыре девочки, в том числе Агриппина), хорошее образование. Старшего из двух сыновей, Михаила, мать определила в реальное училище Богинского. Семья жила в Лесном, и после его окончания смышленый юноша без долгих колебаний остановил свой выбор на только что открывшемся Политехническом институте.

В 1914 году грянула Мировая война. Толковым студентам-политехникам предложили пройти краткосрочную переподготовку на офицеров в Михайловской артиллерийской академии.

Вот он, Михаил Кустов: гордо стоит в фотоателье, спокойно смотрящий в будущее, в форме прапорщика. Снялся с любимой сестрой, снялся с друзьями. Знал ли он, что ждет его и страну?

К концу 1915-го учеба окончена. Назначение – в 66-ю артиллерийскую бригаду, на Кавказ. Соединение сформировано в июле 1914 года по мобилизации в станице Воздвиженской. Бригада вошла в состав Кавказской армии, в Эриванский отряд. Кустову поручено в тылу заняться комплектованием пополнения. Полетели редкие письма домой.

«Саратов. 5.12.1915

Милая Мама! …у нас сегодня был смотр перед заведыв. артил. частью Казанского воен. округа ген. лейтенант. …подготовляли солдат. Пришлось ходить с ними несколько раз в канцелярию батареи за теплыми вещами и другим необходимым обмундированием., я старший по команде и отвечаю за них и за их вид. Составили команду в 250 чел. разбили на взводы и на отделения и представили их молодцами. Устал возившись с ними ужасно. Каждого надо было осмотреть, все ли вещи у него в наличности, в порядке; каждому подписать его книжку, где записывается выданное жалование и вещи и так до сегодняшнего дня, каждый день чуть не до позднего вечера.

Вчера генерала ожидали в помещение команды. Выгнали всех людей на занятия на воздух и с 3 ч. дня до 5 ч. вечера на морозе занимались до наступления темноты. Он осмотрел только помещение и даже не спустился на берег, где я занимался с солдатами. Замерзли тогда все и офицеры, а солдаты еще больше. Третьего дня купил для солдат карту военных действий, рассказал им немного, но не мог заняться этим как следует т. к. надо было подписывать их книжки. Повесил карту в верхнем этаже в коридоре..

Они занимают каменный двухэтажный дом на берегу Волги. Дом очень теплый, старый. Не знаю, с какою целью устраивали смотр в полном походном снаряжении, с вещевыми мешками за плечами у солдат и главное не вся бригада, а только 2 команды от 2-х батарей. Говорят что готовят маршевую команду для отправки на фронт, но наверное не знаю. Жду от Вас письма. Адрес на батарею. Привет всем знакомым, навещающим Вас. Любящий Вас сын М. Кустов».