В 1910 году он переехал в Петербург и поступил на механическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института имени Александра III. Учился на инженера-машиностроителя, но работал впоследствии по большей части гидротехником.

Денег в семье не было. Учебу в институте Владимир совмещал с работой, потому завершил образование лишь в 1921 году. Само собой, в число белоподкладочников (так называли студентов, у которых тужурка была на белом шелке. Они нередко нанимали за деньги кого-нибудь сдавать за себя экзамены) не входил. Ходил на занятия в косоворотке. Входил в кавказское землячество.

В качестве репетитора Морозов занимался со студентами, готовил также абитуриентов к поступлению в вуз по математике и физике. Работать по специальности начал с 1914 года: студентом поступил на службу в качестве техника отдела земельных улучшений в Министерство земледелия.

Жизнь гидротехника, геодезиста – экспедиции, вечно в разъездах. В 1915 году Владимир выезжает в Туркестан на обследование туземной ирригационной сети в связи с проектом ее реконструкции и расширения орошаемой площади.

Февральская революция 1917 года прервала учебу В. Морозова. В апреле Владимир поступил слесарем на механический завод “Людвиг Нобель”. В преддверии Октябрьской революции, в сентябре на заводе прошли сокращения. Он поступил счетоводом в Петроградскую продовольственную управу.

Жена Агриппина вспоминала: «После революции Володя сказал: «Пришел конец протекционизму и взяточничеству». Идеалист был!» Но на чудаках мир держится!

Гражданская. В 1918 году в связи с призывом на военную службу Морозов откомандирован на завод военно-врачебных заготовлений, где работает при техническом бюро.

По окончании института – череда проектов, внедрений: страна вставала из руин, налаживалась промышленность и хозяйство. Хотя, как мы знаем из романов Ильфа и Петрова, учреждения часто реформировались и закрывались.

В числе его работ – проект малой ГЭС на реке Кемь. Землеустройство в Петроградской и Псковской губерниях. Два года трудится на первенце плана ГОЭЛРО – Волховстрое, руку об руку с Г. Графтио. Потом – исследование реки Урал в связи с проектом ее утилизации для нужд строящегося Магнитогорского металлургического комбината. В 1927 году Владимир поступил на работу в управление строительства Волго-Донского канала. Довелось Морозову быть и безработным, но инженер ни от какой работы не отказывался. Пошел на завод.

Начались работы на Свири – тут снова пригодился опыт гидротехника Морозова. На заключительном этапе строительства Беломорканала Владимир Иванович проектирует затворы для ГЭС при 14-м шлюзе.

На отце держалась вся семья: жена занималась домом и детьми, росли две дочери. Потому часто Владимир брал работу на дом. И все же он сохранял увлечения прошедшей в предгорьях Кавказа молодости. «Мой идеал – походная жизнь, складная кровать» – говорил он. Когда-то он с братом ходил по горам, прихватив лишь кусок хлеба и кусок колбасы. А когда обзавелся семьей, отвозил родных летом в деревню, часто ходил с дочками по полям, по дорогам. Пел с друзьями и детьми распевные песни, художественно свистел.

И вот – его важнейший объект накануне войны: строительство Лужской военно-морской базы в Лужской губе (второй Кронштадт). Жаль: в первые месяцы войны грандиозная стройка в преддверии наступления противника взлетела на воздух.

Ко всему, что ему ни поручали, Владимир Морозов подходил творчески. Соответственно, к 1940 году у него уже восемь патентов. И длинный список публикаций в специализированных журналах.

В первые месяцы Великой Отечественной войны Морозов дежурил на аэродроме на Гражданке, чтобы получить рабочую карточку. С молодости он спал с открытой форточкой, а тут ночью как-то грянул мороз – вот и получил он хронический бронхит. Начало блокады приносит холод и голод, у него развивается воспаление легких. Умер мой дед Владимир Иванович Морозов, не дожив до 50-летия, в декабре 1941 года.

В сохранившийся в нашей семье юношеский альбом реалиста и студента Морозова, как и водится, в 1907–1911 годах заносились стихи и рукой автора, и друзьями. В период после революции 1905–1907 годов в обществе уже активно распространяются и печатные, и рукописные произведения демократического характера. По содержанию альбома видно, что освободительные идеи бродили и среди молодежи провинциального Майкопа. К сожалению, об этом периоде жизни Морозова в семье ничего не известно. Неравнодушие к жизни и радикализм юноши проявится в дальнейшем – в творческом подходе взрослого инженера к делу, в изобретательстве и увлеченности техникой.

По записям в альбоме видно: если поначалу ученик реального училища к русской орфографии того времени относился строго (употребление Ъ после согласных в конце слова), то студент уже этим пренебрегает – Ъ часто в стихах отсутствует.

Интересное совпадение: в альбом попало и стихотворение моего дальнего родственника, поэта, члена группы первомартовцев Николая Саблина (он покончил жизнь самоубийством после покушения на царя 1 марта 1881 года).

Петроград. Декабрь 1914 года. Идет Первая Мировая война. Торжество по случаю производства выпускников курсов Владимирского пехотного училища в прапорщики было назначено в ресторане «Палкинъ», что на Невском. Уже два с лишним десятилетия заведение принадлежало Василию Соловьеву, но все в городе упорно именовали его именем прежнего владельца. И по-прежнему в ресторан любили захаживать петербургские литераторы.

Выпускник краткосрочных курсов Василий Капшук давно дружил с семьей Кустовых, в которой было шестеро детей: два брата и четыре сестры. В этот раз Вася попросил свою сестру Софью уговорить прийти на выпуск младшую Кустову – Агриппину, которая была ему по сердцу, нравилась. Гутю. Будущий офицер так объяснил свое решение: «Все же с девушками будут!».

Роста Василий был небольшого. Курносый. Парень рукастый, до курсов окончил ремесленное училище имени цесаревича Алексея в 1-й роте Измайловского полка. Поступил работать на телефонную станцию, что в те времена означало быть на переднем рубеже технического прогресса.

Один из самых известных в столице ресторанов на углу Невского и Владимирского был отмечен открытой террасой на изящных чугунных колоннах, нависавшей на всю ширину тротуара, и вывеской на белом фоне. Под стать первому снегу. Уже не первое десятилетие в столице было заведено: все подобные заведения заявляют о себе красными или синими вывесками. И лишь Палкин позволил себе не подчиниться, он выделялся на общем фоне.

Кроме Гути на торжество прибыл и друг Василия, брат Агриппины – Михаил Кустов. Из детей Кустовых они с Гутей были ближе всего друг другу. Для молодежи простого происхождения, из мещан, как они, посещение «Палкина» становилось невероятным событием.

Кустовы приехали по-простому – на трамвае № 9, что шел от самого их дома из Лесного. Агриппина, сдерживая себя и волнуясь, крутила головой по сторонам. Наряжали ее к выходу в свет всей семьей. Гутя надела в тот вечер синюю юбку и шифоновую кофточку. Семья Кустовых мещанская, небогатая, всех тащила одна мать. Что надеть поверх вечернего наряда? Шляпка у нее была, ну а по случаю несильных холодов вполне уместно было демисезонное пальто за неимением шубы.

Сойдя из вагона, она ухватила под руку брата. Только бы не свалиться на снежном накате! Пересекли заснеженную торцовую мостовую главной улицы города. Вот и витрина соловьевского гастронома, что рядом с «Палкиным». Чего здесь только нету! При подходе гостей к дверям «Палкина» швейцар предусмотрительно отворил дверь. Кавалеры пропустили вперед смутившуюся Агриппину.

Миловидная темноволосая двадцатилетняя девушка с карими глазами неоднократно уже пользовалась успехом в обществе. В свете уже бывала много раз благодаря тому, что некоторое время воспитывалась в благотворительном заведении князя Мещерского. По знакомству ее брали на балы в наполненный воздухом и светом зал Дворянского собрания, брали и на оперы в Мариинский театр. Когда она возвращалась домой в Лесной после театра, вокруг собиралась вся семья, и Гутя живо, в лицах изображала только что виденную постановку. Пела, в танце грациозно изображала номера, что легли на душу и не шли из головы. Особенно она полюбила оперетту Планкета «Корневильские колокола».